Кукук

Евсеев Алексей

Herr

Hr.

Hr

Н.

H

Рядом с моим именем стоит «Ха» с точкой. Говорю сестре, что эта буква выглядит как сокращение имени. Сестра даёт мне шариковую ручку, чтобы я исправил — на любой из представленных выше вариантов. Я думаю сперва написать по-русски: хер, затем поприличнее: герр. Но не решаюсь на бесполезную шутку и дорисовываю «r» между буквой «H» и точкой. Дело сделано. Начинаю изучать — как там дело обстоит у женщин. Аналогично:

Frau

Fr.

Fr

F.

F

Ничего не происходит. Уже

давно вообще ничего. В вазочке-кочане по-прежнему только четыре конфетных фантика. А должно уже было бы быть шесть.

Томас добрался до пятидесятой страницы своего романа. Я же свой больше перечитываю, чем пишу. Не о чём больше рассказывать.

В здании эрготерапии в коридорах висит множество фотографий нашей клиники. В том числе фотография с воздуха. Я не сразу смог в ней разобраться, т.к. она уже устарела и более не актуальна. Здания 5-го отделения ещё нет, дорожки проложены иначе, удивляют несколько зданий, которых уже нет.

Мне бы вот напроситься в тот, «летающий над кукушкиным гнездом» самолёт и сделать с него фотографию сегодняшних дней. На память. Жаль, что нет фотоаппарата.

Я опять решился на эксперимент с отказом от таблеток. Глотаю лишь снотворное. Антидепрессантную же сую в карман и затем кидаю на полку шкафа. Прежний опыт не повторялся. Долго не могу заснуть, но не мучаюсь от этого.

Слушаю рёв мотора того самого самолёта. Кто-то упорно учится летать на нём в нашей заводи. Ночные учения.

От снотворного никакого действия. Меня усыпляла именно эта антидепрессантная.

Целый день болит грудь. Как тогда по ночам. То очень больно, то отпускает.

В нашей с Джарко комнате. Он (ни с того, ни с сего): Маленький Микки-Маус.

Я отрываю взгляд от компьютера и смотрю на него. Он улыбается.

Я: Что?

Он: Маленький Микки-Маус.

Я: Где?

Он: По телевизору…

Я: А…

Что это было? Его что — тоже мультики мучают? Лишнее напоминание о детях…

Хотя нет, его не мучают. Он же улыбается. У меня же от них резь в глазах.

Я сижу в столовой и пишу эти строки. За соседним столом Томас со своим романом. Оба слушаем музыку в наушниках. Оба качаем головой в такт… Братья по разуму.

Очередной визит к врачу. Фрау Брюнинг ушла в отпуск. Её заменяет очень тихая молодая врач. На этот раз я встречаю и другую главврача. Она наоборот — вышла из отпуска. Приятная красивая женщина. На главврача не похожа. Не акула.

Начинаем говорить о сложностях моей незастрахованности и неоформившегося положения.

Затем главврач спрашивает, как у меня дела.

Я: Сложно сказать. Очень подходит слово «никак». Я не то чтобы сейчас от своих проблем страдаю, но и позитивно своё состояние оценить не могу. Ощущение такое, что вкололи обезболивающее, но боль через него, тем не менее, ощутима. Не в полную силу, но…

Она: Чем мы вам можем помочь? Что должно быть сделано с нашей стороны?

Я: Я не врач. Не психотерапевт. Я ничего об этом не знаю. Поэтому и сказать-то толком нечего. Вам должно

быть видней. Я со своей стороны уже всё перепробовал. Ничего не помогает. Я уже и временем пытался лечиться, и расстоянием, и запойной работой, чем угодно…

Мне очень жаль, что за всё это время, проведённое мною в клинике (в конце недели будет два месяца), меня врачи так и не поняли. Не поняли тех проблем, от которых я мучаюсь. Каждый раз ищут причины там, где их в помине нет. В 5.2 три недели разведывали — слышу ли я слуховые позывы к самоубийству или же нет. Ну, не слышу! Что тут поделаешь?! Я об этом тут же сказал. Я человек честный и откровенный. Ни голосочка, ничего не слышу. По телефону разве что. (Улыбка на лицах врачей) Всё это напоминает мне обыски в полицейском участке. Я знаю точно, что у меня в карманах нет того, ради чего устроен досмотр. Могу сказать полицейским — не ищите, я чист. Но они должны проверить, проверяют, и этой проверкой ограничиваются. Раз нет ножа, то всё в порядке. А ведь это не так… Ну, да ладно. Параллельно с голосами меня здесь всё спрашивали, а не организовать ли нам встречу с женой?

Главврач: Вы считаете, что такая встреча была бы полезна?

Я: Нет, я так не считаю. Но об этом так много было сказано, что… Потом начали искать мои проблемы в моей якобы замкнутости, в якобы одинокости из-за отсутствия друзей… Потом фрау Брюнинг перевела поиски на проблемы с работой, в частности на мою самооценку… Всё не то. У меня есть лишь одна проблема. Это моя бывшая жена. Других проблем нет. Не ищите — всё равно не найдёте! Всё прочее е-рун-да. Эти другие мои проблемы — не тема психиатрии. Я не понимаю, почему мы каждый раз ищем то, чего нет, а то, что есть, то, что в моей истории занимает главенствующую роль — то мы игнорируем. Снять квартиру, встать на учёт там-то и там-то, искать работу или учёбу — всё это я могу сам и помощи в этом мне никакой не нужно. Я уже об этом говорил. Всё игнорируется.

Главврач: Ясно. Я понимаю, что мы сделали ошибку. Я всё записала. Мы поговорим об этом в следующий раз.

Нет уж! Я всё скажу сегодня.

Я: Мне постоянно предлагают делать то, что мне абсолютно не нужно. Все эти эрготерапии, этот детский сад, в котором я чувствую себя ребёнком, все эти советы общаться с окружением, с пациентами… Всё это смешно. Я с утра до вечера чем-то занят. Я умею себя занимать получше любой терапии. Вот сестра может подтвердить — меня в отделении не видно совсем…

Сестра Кноблаух: Только во время еды…

Я: Совершенно верно. Я всё время провожу за своим компьютером, у меня тысяча дел в нём. Я жуткий трудоголик. Мне пять минут безделья невыносимы. Своеобразная болезнь. Мне не знакомо слово «отпуск». Я в нём никогда не был. Меня жена за это ненавидела.

Главврач: Да, тут всё взаимосвязано…

Я: Я уже давно не комплексую по поводу отсутствия постоянной работы. Можете записать. У меня есть, чем полезным для общества заниматься. И я люблю свои увлечения. Охотно ими занимаюсь.