Кулачные бои в легком весе
Шрифт:
— Деньги точно у тебя? Ты уверена?
Дорожка была мягкая и вязкая, нас залепило грязью и исхлестало высокой травой, но обе лошадки оказались крепкие, и ехали мы быстро. Дождь бил мне прямо в лицо, и круп лошади Джема то и дело расплывался в глазах и пропадал из виду. Когда сверкнула молния, я увидела, что тропа ведет к густой роще. В свете молнии показалось, что серебристая дорожка тянется прямо в ад, а буря ревела так, словно демоны приветствовали нас.
Я слышала за спиной бормотание Пэдди и, уловив обрывки слов в промежутках между
Когда мы добрались до вершины холма, дождь прекратился, ветер утих, и на небе показалась земляничного цвета луна, мимо которой проносились клочья облаков. Мы остановились и посмотрели вниз на залитый лунным светом Ледбери-Корт. У подножия, в начале тропы, мы увидели качающиеся фонари четверых всадников, гнавшихся за нами легким галопом.
Я поняла, что у Билла не вышло надолго задержать погоню, и ощутила смутную тревогу за него и Джейни.
Джем ударил пятками по бокам своего пони, направляя его в рошу, и мы принялись петлять среди деревьев по звериным тропам. Лошадки ступали уверенно и послушно. Нет в этой жизни ничего более надежного, чем хороший пони. Такому можно доверить свою жизнь.
Тропинка провела нас сквозь лес к лугу у реки, через которую был перекинут старый каменный мост. На том берегу виднелась деревня; шпиль церкви, мокрый от дождя, поблескивал в лунном свете. Тем временем над рекой начал собираться туман.
Я понимала, что нам надо сбить преследователей со следа, сделать неожиданный ход — как во время боя, когда противник думает, что раскусил тебя, и реагирует ожидаемым образом.
Вдоль берега реки тянулась каменная стенка, и Джем перепрыгнул ее. Я последовала за ним и крикнула Пэдди:
— Пригнись!
— Пресвятая Матерь Божья! — заверещал тот, когда мы перемахнули через ограду.
На той стороне дорожка шла в одну сторону к мосту, а в другую — к густому кустарнику. Джем повернул лошадь к мосту, но я закричала:
— Нет! Не туда! В ту сторону…
Потом я спешилась и помогла Пэдди слезть с лошади.
— Что ты делаешь? — удивился Джем.
— Скачи в ту сторону и проложи следы до моста, а потом возвращайся сюда, — ответила я.
— Это какая-то цыганская уловка, Энни? — рассмеялся он.
— Ага! Просто сделай, как я сказала!
Он пустил лошадь вскачь к мосту, утаптывая траву и грязь, а потом вернулся по собственным следам. Затем Джем спешился, и мы забрались в кусты. Я услышала, как из рощи над нами выехали всадники. Они перекрикивались между собой, и до нас доносился лязг фонарей на шестах, хотя под луной было светло как днем. Преследователи медленно подъехали к стенке, и только один констебль, на крупной охотничьей лошади, сумел через нее перепрыгнуть. Он крикнул остальным:
— Давайте в объезд! Найдите ворота!
Мы слышали, как всадники ворчат, проклиная скакунов, не решившихся взять препятствие. Пэдди держал наших пони, а мы с Джемом из зарослей терновника наблюдали, как констебль рассматривает
— Туда! Они поехали через мост! — крикнул он и поскакал к деревне.
Мы пошли по тропинке вдоль кустов, ведя лошадей в поводу, чтобы следы были не так заметны. Вокруг стояла тишина: только стук капель, падающих с листьев, и тихий шелест реки, сияющей розовой лентой в призрачном свете земляничной луны.
Не меньше мили мы шли, стараясь шуметь как можно меньше, пока Джем не сказал:
— Они поймут, что мы пустили их по ложному следу, Энни, и тогда вернутся сюда.
Чуть дальше кусты заканчивались, и за воротами луг выходил к реке. На дальней стороне стояли две кибитки с привязанными поблизости лошадьми. Повсюду лежали груды ивовых прутьев, а на крышах фургонов гроздьями висели корзины всевозможных форм и размеров. В сырой траве дымил костер, а на ступеньках кибитки дремала старуха, укутанная в белую шаль. Даже с другой стороны луга мне был виден ее разинутый рот.
— Энни, цыгане! — воскликнул Джем. — Они могут нас выручить.
Я все еще была полуголой, в одной кожаной тунике, в которую нарядил меня его светлость, поэтому, накинув для приличия сюртук Пэдди, я пошла через луг к табору. Лошади шарахнулись, заметив меня на залитом лунным светом и затянутом туманом поле, и старуха проснулась. Сложив пальцы в оберег от несчастий, она позвала:
— Мэнни!
Из большой кибитки вышел высокий смуглый мужчина в штанах и жилете и уставился на меня. Не знаю уж, за кого он меня принял в таком виде — заляпанную грязью, измазанную в запекшейся крови, босую и одетую лишь в кожаное платье под красным сюртуком Пэдди.
Цыган остановился, уперев руки в боки, рассмеялся и воскликнул:
— Кого я вижу?! Неужели это Энни Лавридж?!
Я не встречала Мэнни Ли с тех пор, пока еще был жив Большой Том. Но я помнила, как этот приятель нашего Томми вечно дразнил нас, когда мы встречались на ярмарках, носились по траве и играли в стогах сена. Он был из семейства Ли, которое странствовало по Англии, хотя многие, как мне рассказывала мама, давным-давно перебрались в Америку. И все они знали Большого Тома.
Мы привели Джема, Пэдди и лошадей, и Мэнни поставил на огонь котелок. К нам подошла его жена Лилия с дочкой на руках — самым очаровательным крошечным созданием, которое я видела в своей жизни. Малышку звали Лавиния.
Дальше последовала долгая история моей жизни и злоключений. Все Ли знали, что меня продали, а мама умерла в лечебнице. Знали они и о том, что мальчиков выслали, но я не стала рассказывать, что Томми уехал в Америку, соврав, будто он отправился в Уэльс с табором, который встретил по пути, и теперь торгует лошадьми на севере.
Пэдди очень переживал за свой мешочек с деньгами и постоянно прижимал его к себе. Но я знала, что цыгане позаботятся о нас и не причинят вреда. Пэдди развел собственный костерок в стороне от кибиток и до самого рассвета сушил у огня банкноты и пересчитывал монеты.