Кулачные бои в легком весе
Шрифт:
Я все это понимала, но там, в крошечной комнате в Бирмингеме, где мы вместе с Джемом провели несколько недель, меня охватила глубочайшая и непреодолимая меланхолия. Никогда прежде, даже после известия о судьбе мамы, братьев и сестер, я не чувствовала такой свинцовой тяжести. Китс писал, что меланхолия приходит «внезапно, будто туча дождевая, что напоит поникшие цветы, холмы в покров апрельский одевая» [24] . Вот и мой зеленый холм вдруг оказался укрыт плотным, удушающим покровом.
24
Дж. Китс.
Я лежала на соломенном матрасе в крошечной вонючей комнатке и не шевелилась, просто не могла пошевелиться. Я не чувствовала ни грусти, ни злости, ни жгучей боли потери. Самое страшное, что я не чувствовала вообще ничего, словно умерла. И только вонь и шум с улицы напоминали мне, что я на самом деле еще жива. Мне казалось непосильным трудом даже заговорить, когда Джем приносил мне чай, хлеб или свечи. Он постоянно болтал со мной, держал за руку, утирал пот со лба. Мое состояние доводило его до слез, и он умоляюще спрашивал:
— Скажи, что мне сделать, Энни? Я готов на все, лишь бы ты снова начала разговаривать.
Но даже слезы на его прекрасном лице были не в силах вывести меня из ступора, и, по правде сказать, Джем ничего не мог тут поделать. Пэдди, зайдя проведать меня, сказал:
— Бедная девочка просто сломалась, Джем. События последних месяцев стали для нее слишком тяжким грузом. Томми, ее мама, братья, крошки сестры, страх перед работным домом, бои, угроза смерти от руки Молли Стич, побег, прятки, а теперь вдобавок не стало Билла и мы в бегах. Это ее подкосило.
Я слышала его будто издалека, словно он говорил шепотом в другом конце длинного переулка, и у меня перед глазами слова Такера обретали образы, точно фигуры в ярмарочном балагане, молча движущиеся на полутемной сцене.
— Не говори так, Пэдди, — сказал Джем. — Найди ей доктора. Приведи его.
Глава тридцать восьмая
Кэп нашел в Ливерпуле старшего помощника с парохода, который согласился посадить Джема и Энни на борт, когда судно в следующий раз встанет под загрузку перед рейсом до Филадельфии. Этот человек взял десять гиней сверх обычной платы и передал Кэпу билеты и проездные документы. Он заказал каюту на имя мистера и миссис Уильямс из Бирмингема. Все доки пестрели объявлениями о розыске беглецов, и Кэпу пришлось довериться старому приятелю. Этот славный парень из Стаффордшира вместе с Кэпом таскал баржи черт знает сколько лет тому назад, и Кэп решил, что ему можно верить.
В Вустере коронер графства вынес вердикт о неправомерном лишении жизни сэра Эндрю Уилсона-Маккензи неким Уильямом Перри и о правомерном лишении жизни Уильяма Перри, известного кулачного бойца, констеблем Стирсом. Гибель Молли Стич от удара по голове была признана неправомерным лишением жизни со стороны Энни Перри (также известной как Энни Лавридж) и Джема Мейсона.
Были выслушаны показания сержанта Эванса и констеблей Стирса, Гринли и Маклина. Лорда Ледбери не вызывали, однако ему вынесли порицание и оштрафовали на пять гиней за организацию незаконного боксерского поединка. Сержант Эванс рассказал суду, как он с другими полицейскими гнался за беглецами через лес в сильную бурю, но потерял след.
Магистрат, заседавший вместе
В Типтоне в солнечный летний день, когда на новом приходском кладбище хоронили Билла Перри, гвоздари, шахтеры и литейщики устроили импровизированные поминки возле закрытого паба. Были выставлены бочки с пивом, играли скрипки и гармоники, и улицу заполонили бывшие завсегдатаи «Чемпиона Англии». Из досок и тюков сена соорудили танцевальную площадку. Руководила торжеством Джейни Ми, которая организовала похороны и первой затянула хриплым голосом: «Спасибо, Билл Перри, что дарил нам веселье!» Выцветшую вывеску сняли и водрузили на козлы, украсив лилиями и бордовыми розами, а перед ней поставили принадлежавший Биллу портрет королевы и его любимую кружку.
Все распевали песенки, высмеивающие смерть сэра Эндрю Уилсона-Маккензи, а один местный менестрель под ликующие возгласы толпы исполнил новую балладу под названием «Грозный Громила Билл». Джейни предложила любому мужчине выйти с ней на бой на один раунд в память о Билле. Откликнулся только старый Джок Конвей, и парочка устроила перед восхищенными гуляками шуточный поединок, в конце которого Джок прикинулся, будто отправлен в нокаут, и плюхнулся на свою костлявую старую задницу. Пришли чартисты из Бирмингема и обратились к толпе с речью, в которой прославляли Билла Перри как героя, боровшегося за права простых людей против тех, кто наделен властью и привилегиями.
Танцы, песни, пьянка и драки продолжались, пока не пришли констебли, чтобы разогнать толпу, но их угостили пивом, и они остались до самого рассвета.
В церкви Святого Михаила на Холме на похоронах сэра Эндрю у беломраморной гробницы были лишь леди Уилсон-Маккензи, Джозайя и Джеремайя Бэтчи и мистер Поттедж из приходского совета. Службу вел преподобный Элайджа Уоррен. Через час после похорон ветер переменился, и копоть из порта начала хлопьями оседать на свежем мраморе, оставляя грязные серые пятна.
Глава тридцать девятая
Доктор дал мне лауданум, и я заснула. Мне снилось, что мы с Джемом летим на золотой кибитке через море и парим над Америкой, где горы и леса тянутся до горизонта и змеятся реки из чистого золота. Потом мы поселились в прекрасном белом мраморном доме с видом на огромное озеро, где плавали лебеди, а в небе кружили орлы. Еще там был Билл, одетый как Моисей и с золотой кружкой в руке. Большой Том, мама, Томми, Тэсс, Берри, Мерси и Черити парили над нами, словно ангелы, а мы с Джемом стояли на огромной зеленой лужайке, держась за руки и глядя на янтарный закат.
Потом я вдруг стала крошечной и принялась карабкаться по высоким травинкам, плавать в каплях воды на листьях и забираться на качающуюся головку цветка, кормя семенами коноплянок, сушивших меня взмахами своих крыльев.
Джем сказал, что я проспала двое суток. Он все время проверял мое дыхание и сердцебиение. А потом я очнулась и почувствовала, что тьма ушла. Она внезапно рассеялась, я снова смогла двигаться и даже улыбнулась, увидев лицо Джема.
— Я молился за тебя, — сказал он.