Кулинарная книга
Шрифт:
Аджика
— Где ты пропадала всю ночь?
— Не там, где ты подумал.
— Жаль.
— Почему?
— Могли бы обсудить.
— А кто вы собственно такой?
— В смысле? Я твой муж!
— Муж ведь должен любить.
— Только
— Не буду. Тем более что меня опередили.
— Такой хороший день, зачем ты выводишь меня из себя?
— Надо же с кем-то погулять.
— Давай уже расстанемся раз и навсегда.
— Так ты определись сначала — «давай» или «расстанемся»?
— Мне кажется, я устал, я выдохся, я хочу лечь и лежать так долго-долго, один и найти в этом великое счастье. Кстати, ты не видела нож? Не могу найти.
— Он в моем сердце.
— Я же там был не так давно, нет там никакого ножа.
— Ты и сейчас еще там. Даже если уйдешь, ты долго еще будешь оставаться в моем сердце.
— Так где ты была всю эту ночь?
— Не жди объяснений, если любишь меня, придумай их сам.
— Я не настолько сообразительный.
— У меня есть другой, раз ты так настаиваешь.
— Шлюха, как ты могла?
— Я до сих пор не могу, потому что я не шлюха.
— Не верю. Что, целую ночь?
— Тебе будет легче, если я скажу — половину?
— Как ты упала в моих глазах.
— Сам виноват, плохо меня держал.
— Где чертов нож? — не находил я себе места на кухне с колбасой в руке.
— Там же куча ножей, возьми любой, — забеспокоилась Фортуна.
— Мне нужен большой, с черной ручкой.
Она встала и тоже начала поиски вместе со мной.
— Ты не только все, что есть у меня, но все, чего нет.
— А чего у тебя нет? Ну, кроме ножа.
— Видимо, того же, чего не бывает иногда у тебя. Ты можешь мне ответить, чего хотят женщины?
— В общем, как и все: любви, тепла, секса, внимания, семьи, уюта.
— И что из этого является главным?
— Ничего. Главное —
— Выходит, у нас много общего?
— Общее в нас только то, что мы совсем не похожи. Если бы мы с тобой не встретились, все было бы по-другому и с другими.
— Хватит уже мечтать.
— Знаешь, иногда смотрю я на влюбленных, и такая тоска меня вдруг берет, нет чтоб мужчина. Взял бы да отодрал.
— Что ты такое говоришь? Ты же у меня одна.
— Тебе проще, у меня таких много.
— Мне кажется, я устал от нашего цинизма, от этой непонятной игры, которую сам затеял.
— Не кайся, тебе не идет. Ты виновен только в том, что я полюбила другого.
— Другого? Что ты комедию ломаешь?
— Чтобы потом не сказал, что я сломала тебе жизнь!
— Я даже сейчас не понимаю, правду ты говоришь или играешь.
— Я не играю, Макс. Есть люди, которые приходят, есть — которые уходят, есть те, что остаются. От них-mo все и зависит. Знаешь, чего я больше всего боюсь?
— Чего?
— Лжи.
— Что же в ней такого страшного?
— То, что она заразна.
— Хоть сейчас ты можешь быть откровенной?
— Конечно, сейчас только вены вскрою, — блеснула она лезвием ножа.
— Где ты его нашла? — стал я приходить в себя.
— Я же говорила, что он в сердце, в котором ты так любишь прятаться.
— Твоя правда, нет лучше убежища, чем чужое сердце. Я помню, как ты затаилась в моем под другим именем, когда мы только познакомились.
— Это была маска, за которой я претендовала на тебя, — протянула она мне нож. — Каждая любовь рано или поздно приносит кого-то в жертву. Бывает, принесет, а тебе уже и не надо.
— Нет, Макс, нет! Я же тебе сказала, между нами все кончено! — выплеснула она на меня в сердцах.
— Но чем я не вышел?
— Самое странное то, что если я скажу: «Я тебя не люблю», ты будешь любить меня еще сильнее. Однако с тех пор, как мы развелись, я научилась говорить правду. Я люблю тебя по-прежнему. Только вот по-прежнему жить уже не хочу. Что ты так смотришь? Не надо меня оценивать, меня надо ценить, — сделала она два глотка красного.