Культура вязания

Тёрни Джоан

Авторы, опиравшиеся на вне-западные традиции, как правило, придерживались антропологической точки зрения [182] , проникнутой примитивистскими и романтическими идеями, которые вполне органично смотрелись бы в XIX веке. Формирование и развитие определенных мотивов соотносилось с манифестацией древней мудрости и национального духовного потенциала. Пространство, место и время служили ключевыми категориями для осмысления вязальных практик. Неважно, заходила речь о коренных народах Центральной и Южной Америки или об исламских или мавританских вязальщицах, – западная оценка вне-западного вязания всегда опиралась на колониальную эстетику и образ благородного дикаря.

182

Примеры см.: Cynthia Gravelle Le Count. Andean Folk Knitting: Traditions and Techniques from Peru and Bolivia. St Paul, MN: Dos Tejedoras, 1990. Рр. 1-4; Carol Rasmussen Noble. Peruvian Maquitos: Colourful Sleeves Knit Traditions Together // Piecework. 1995. January/February. Рр. 43-47.

Авторы большей части этих работ размышляли о значении народного творчества. Этот термин описывал специфические практики, пребывающие вне западной художественной

иерархии и бросающие вызов идеям авангарда. Предполагалось, что традиция, свободная от институциональных доктрин, была чище, или аутентичнее, в концептуальном и особенно в прагматическом отношениях, поскольку речь шла именно о повседневных практиках: «Эти люди не занимались вязанием как высоким искусством, следуя печатно фиксированным инструкциям, как это делали благородные дамы Викторианской эпохи. Они учились ремеслу, чтобы производить практичную одежду для повседневной жизни. Это было народное вязание в его подлинном виде» [183] . Внимание к аутентичности представляется в исследованиях данного направления особенно важным, и приведенная выше цитата из работы Присциллы Гибсон-Робертс вполне типична. Согласно концепции ученого, вязание служило репрезентацией одновременно мирской и надмирной реальности. Описываемые практики были обычными и повседневными – однако эта повседневность оставалась чистой и незапятнанной, ее не затрагивали проблемы индустриального мира. По сути, она являла собой некое естественное, или идиллическое, пространство, в котором сарториальный дизайн обусловлен не трендами мировой моды, а мифом, традициями, духом самой земли. Культура вязания здесь рассматривается как нечто принципиально отличное от западных практик и, таким образом, работает на образ «другого» мира: не-западного, не-индустриального, неиспорченного и по-детски невинного. Такой подход, несомненно, воспроизводит установки западной культуры, но в отличие от более ранних манифестаций этой картины мира авторы описываемых работ вовсе не стремятся «цивилизовать Калибана». Напротив, им хочется сохранить, запомнить и унести домой эту чистоту, воплощенную в создаваемых первобытными сообществами стилях и техниках.

183

Gibson-Roberts P. A. Salish Indian Sweaters: A Pacific Northwest Tradition. St Paul, MN: Dos Tejedoras, 1998. Р. 14.

Авторы текстов, посвященных западным вязальным традициям, также придерживаются колониальной точки зрения. Как правило, они обращают особое внимание на европейские практики и в особенности на культуру вязания, характерную для сообществ мореплавателей. Их привлекают острова Аран (узоры, напоминающие переплетенные канаты), Гернси (темные шерстяные рыбацкие свитера) и жаккардовый узор, созданный на островах Шетланд и Фер-Айл. Каждый из этих стилей, действительно возникших в определенных географических условиях (о чем свидетельствуют уже сами названия), можно рассматривать как индивидуальную и региональную традиции. Это означает, что эти стили действительно имеют традиционные региональные особенности, и традиция здесь находит множество разнообразных локальных манифестаций. Но вместе с тем данные термины часто используются для описания конкретных вязальных техник, визуально сходных с прототипами или производных от них, однако никак не связанных с соответствующей мифологией, географией и локальным производством.

В западном обществе очень трудно отыскать аутентичные сообщества, подходящие для антропологического исследования. Как правило, у нас мало общих интересов, привычек, практик и видов деятельности – если не считать религиозных или традиционных общин, таких как амиши в графстве Ланкастер, США [184] , или Сообщество истинного вдохновения в Амане, штат Айова [185] . Однако жизнь представителей таких общин часто слишком далека от нашего собственного опыта, а сами сообщества кажутся слишком замкнутыми или догматическими. Таким образом, авторы, уделяющие внимание западным вязальным практикам, обращаются к двум по-разному романтизируемым традициям: во-первых, они пишут о повседневной жизни рабочего класса (народа), предполагающей героическую борьбу с бедностью. Вязание позволяет женщинам обеспечить свои семьи необходимой одеждой. Во-вторых, авторы, подобно своим коллегам, занимающимся не-западной культурой, рассматривают вязальные мотивы и практики с точки зрения коммуникативной символики, как своеобразный визуальный язык, способный преодолевать пространственные и временные границы. В период, предшествовавший эпохе массовой грамотности, этот язык обеспечивал связь между поколениями, молчаливую трансляцию опыта, противопоставленную языку формальных институциональных руководств.

184

Britton Barnes G. Amish Wedding Stockings of the Nineteenth Century // Piecework. 1997. March/April. Рр. 25-27.

185

Strawn Bailey S. Knitting in the Amanas // Piecework. 1997. September/October. Рр. 19-21.

Ключевой составляющей мифологии традиционного вязания служит трактовка его как манифестации семейных связей. Узоры интерпретируются как эмблемы родства. Время, проведенное вместе за вязанием, призвано укрепить привязанность членов семьи друг к другу, а специфические модели и дизайн рассматриваются как генеалогический нарратив. Считается, что традиционные свитера, особенно производимые членами рыболовецких общин (Гернси, Аран, Фер-Айл и Джерси), служили средством идентификации рыбаков, унесенных морем; узоры и мотивы несли информацию об их именах, семейной принадлежности и происхождении. Это была своего рода вывязанная идентификационная метка [186] . Подобные примеры демонстрируют, каким образом узоры, типы плетения и мотивы могут читаться как личностно-специфические, а каждый предмет гардероба – рассматриваться как «слово» молчаливого языка, созданного с помощью визуального и тактильного превращения трикотажной пряжи в одежду, наделенную коммуникативными функциями. Узор и плетение трансформируются в текст. Связанный текст – это форма общения, используемая до эпохи грамотности; в этом качестве вязаная одежда неизбежно предстает атрибутом доиндустриальной эры, сельской жизни и простого времени.

186

Wright M. In Search of Cornish Guernseys and Knit-Frocks // Piecework. 1994. September/October.

Рр. 70-71.

Связь прошлого и настоящего

Всякий раз, когда люди переезжают из одной страны в другую, они приносят с собой множество культурных традиций. Рано или поздно некоторые из них меняются и адаптируются, вливаясь в культуру другой страны… Везде, где поселялись шотландцы, появлялась и шотландская клетка; одежду с этим узором можно увидеть на праздниках и памятных мероприятиях, посвященных культуре Шотландии… В середине 1970-х годов в Америке были разработаны разные виды шотландки, символически соотносимые с разными штатами; обычно это происходило в связи с памятным событием, таким как день рождения штата. В некоторых штатах шотландку представляли на утверждение законодательным органам, чтобы присвоить ей официальный статус [187] . Вязаный свитер с узором-шотландкой, официально принятым в штате Огайо, – прекрасный пример того, как воссоздаваемая традиция адаптируется к потребностям современности. Каждая из шотландок, представляющих те или иные штаты, не похожа на другие: она демонстрирует символы и цвета региона и вместе с тем отсылает к наследию и генеалогии поселенцев. Традиционные мотивы усваиваются и развиваются, становятся частью новых или пересматриваемых исторических нарративов, способствующих превращению эмигрантов в полноправных граждан страны.

187

Lewis S. District of Ohio // Knitters. 1993. Spring. Рр. 34-36.

Представление о значимости родословной и стремление поддерживать связь с родиной просматриваются в жизни заявляющих о себе этнических сообществ. Например, большинство жителей города Декоры в штате Айова – выходцы из Норвегии. Норвежская культура вязания, специфические узоры и стили воспринимаются как часть местной традиции, поддерживая связь иммигрантов с их наследием и способствуя созданию и утверждению новых тенденций. В Декоре свитера вяжут из шерсти, которая импортируется или доставляется из Скандинавии. Это сообщает вещам ауру аутентичности, и практика рассматривания свитеров [188] (восхищения стилем и узорами) – одно из развлечений местных жителей. Оно обусловлено не только личными предпочтениями, но и приобретенными знаниями о норвежском вязании, то есть, иначе говоря, знанием родной культуры.

188

Martinson K. Knitters. 1993. Fall. Р. 10.

Такой подход кажется весьма привлекательным, поскольку предполагает сентиментальную связь вязальщиц с традиционными практиками и фольклором и тем самым пробуждает интерес к ремеслу, обеспечивая его жизнеспособность. Однако в его рамках вязание превращается в феномен, не причастный движению времени и не способный к дальнейшему развитию.

Бритт-Мари Кристофферссон, шведский дизайнер трикотажных изделий, работающая в США, использует в своих работах традиционные вязальные техники и мотивы; она создает модели, удовлетворяющие запросам современных производителей и потребителей. Она не копирует оригиналы, но отсылает к ним, демонстрируя, как достижения традиционных ремесел могут быть встроены в современность. По ее словам, аутентичные вещи слишком жестки, им не хватает эластичности, присущей их современным аналогам, и поэтому они непригодны для повседневного ношения [189] . «Моя работа не имеет ничего общего с производством предметов традиционного гардероба. Я не намерена воссоздавать свитера из Дельсбу или Ярвсе в 1990-е годы; я делаю вещи для повседневной носки, и традиция здесь – лишь одна из составляющих образа» [190] . Использование традиционных стилей как источника вдохновения часто подразумевается в дизайне трикотажных изделий, особенно тех, которые могут быть связаны дома. Слияние нового со старым получило название «ретрошик». Этот термин впервые был использован в 1970-е годы во Франции для описания популярного тренда, предполагающего возрождение исторических стилей [191] .

189

Christoffersson B. – M. Swedish Sweaters: New Designs from Historical Examples. Newtown, CT: The Taunton Press, 1990. Р. 9.

190

Ibid. Р. 9.

191

Samuel R. Theatres of Memory. London: Verso, 1994. Р. 85.

В перечисленных примерах традиция, и традиционное вязание в том числе, предстает скорее как концепт, чем как реальная практика. Она воспроизводится для удовлетворения нужд потребителя лишь в форме подражания оригиналу, которое всем, кроме знатоков, кажется вполне приемлемым и неотличимым от подлинника. Вполне возможно, однако, что не существует ни традиции, ни стиля, которые можно было бы с достаточной степенью уверенности назвать аутентичными – так же как не существует подлинного свитера. Собственно, в этом и заключается дилемма исторических исследований: факты, артефакты, документы и воспоминания постоянно пересматриваются и переоцениваются; ни одна интерпретация не является статичной или доминирующей. Гарольд Пинтер писал: «Прошлое – это то, что вы помните, воображаете, что помните, убеждаете себя в том, что помните или притворяетесь, что помните» [192] . Прошлое всегда присутствует в настоящем, поскольку мы в нем нуждаемся, – и это значит, что оно служит объектом для манипуляций, в основном потому, что оно должно отличаться от реальности «здесь и сейчас» и одновременно быть связанным с ней.

192

Цит. по: Lowenthal D. Ibid. Р. 201.

Классическая мода и прошлое как актуальный тренд

С точки зрения моды и модных стилей само понятие сарториальной классики представляется парадоксальным. Мода динамична, она все время меняется, постоянно движется вперед, тогда как классика соотносится с идеей неизменности. Иными словами, мода и классика диаметрально противоположны друг другу. Разумеется, одежда может быть классической – но не модной (как, например, футболка или жилет, входящие в число базовых элементов гардероба). Мода меняется, классика – нет.