Культура вязания

Тёрни Джоан

В 1975 году на экраны вышел американский полицейский телесериал «Старски и Хатч». Его героями были двое полицейских в штатском, прекрасно ориентировавшихся на улицах и работавших с модными, но изрядно потрепанными обитателями городского дна. Создатели сериала стремились воспроизвести на телеэкране неприкрытый реализм кинематографической драмы. Главные герои изображались агрессивными, жесткими и конкурентоспособными полицейскими, которые стремились во что бы то ни стало соблюдать закон. Старски и Хатч (которых играли Пол Майкл Глейзер и Дэвид Соул) были молодыми, красивыми мужчинами, по сценарию – дамскими угодниками, сильными и сексуально привлекательными. Актеры получали восторженные письма от поклонников обоих полов.

Стержнем сюжета служили взаимоотношения персонажей и расследуемые ими преступления. Женщины, фигурировавшие в сценарии, занимали второстепенные позиции подруг или потенциальных пассий героев. Фильм снят в жанре «приятельского кино» (buddy movie) и демонстрирует развитие отношений между двумя очень разными мужчинами;

женские персонажи в нем второстепенны. В этом отношении сериал в полной мере соответствовал принципам патриархального мироустройства.

Старски и Хатч – люди действия, современные, энергичные, склонные к соперничеству. Образы автомобилей и модной одежды символизировали динамику, скорость, актуальность, тягу к самопрезентации и новым приобретениям. Мода играла важную роль в создании образов героев. Она показывала, что персонажи комфортно чувствуют себя в современной урбанистической среде, двигаются в ногу со временем, и нарциссизм служит для них подходящим средством самопрезентации. Одной из ключевых модных эмблем сериала стал объемный, украшенный полосатым узором и снабженный поясом кардиган Дэйва Старски.

Согласно сценарию, Хатч более чувствителен, умен и образован; его гардероб отличается продуманностью и аккуратностью. Характер Старски более резкий, и его наряды наглядно демонстрируют буйный нрав полицейского и тягу к моде. Бежевый геометрический узор, украшавший его кардиган, отсылал к фольклору, культуре ацтеков и примитивным сообществам, то есть к образу естественного человека, контролирующего окружающую его реальность (ковбою). Наряд персонажа сериала ассоциировался с патриархальным миром, в котором мужчина занимает присущую ему от природы доминирующую позицию. В этом мире мужчина подобен зверю, он готов в любой момент сбросить с себя одежды, сражаться, защищаться, ловить добычу, стать хозяином всего, на что упадет его взгляд [138] .

138

Easthope A. What a Man’s Gotta Do: The Masculine Myth in Popular Culture. Unwin Hyman, 1990. Р. 47.

Старски и его кардиган воплощали концепцию фаллической власти; они в равной степени вызывали восхищение и пробуждали страсть как в мужчинах, так и в женщинах. Бесформенный жакет без пуговиц выглядел весьма непритязательно; его легко и быстро можно было снять и надеть. И вместе с тем именно он служил репрезентацией современного человека в предельном проявлении его качеств – жесткого, трудолюбивого, упорного и сознательно позиционирующего себя как сексуализированную личность.

Кардиган Старски удерживается всего лишь при помощи пояса. В результате его одежда скрывает тело, но его кардиган готов упасть и обнажить скрытое под ним. Несомненно, эта одежда обладает потаенным сексуальным смыслом. Соединяя в себе смокинг и халат, кардиган превращает интимный досуг в объект потребления и презентации, свидетельствуя о сексуальной энергии и одновременно о сексуальной доступности владельца.

Кардиган приобрел исключительную популярность и вошел в моду. Эту модель можно встретить в вязальных инструкциях описываемого периода; одна из выкроек была опубликована даже в журнале Woman’s Weekly. На иллюстрациях мужчины-модели изображены в динамичных позах, иногда на фоне красных спортивных автомобилей; их взгляд устремлен прямо на зрителя. Вполне отчетливая жестикуляция и поза модели позволяют судить о значении взгляда, столь отличного от смущенных и отведенных в сторону взглядов моделей предыдущих десятилетий. Эти мужчины уверенно чувствуют себя в своей одежде и в ладах со своей сексуальностью. Модели, непосредственно отсылающие к телевизионным сериалам и их персонажам, служат иллюстрацией процесса коммодификации тела. Женщинам предлагается связать кардиган и таким образом превратить своего мужчину в «Старски». Мужчины пытались подражать личности героя сериала, женщины воспринимали ее как объект сексуального желания. В этой ситуации кардиган стал инструментом не просто идентификации, но трансформации и ролевой игры. Кардиган позволял людям, пусть условно, превратить вымысел и фантазию в реальность, а мужской нарциссизм – в маркер соответствия современности и сексуальной притягательности. Соответственно, решение женщины связать такую вещь для своего мужчины можно рассматривать как осознанную попытку придать новый смысл вязаной вещи, а также обновить и улучшить ее потенциального владельца. Превращение пряжи в одежду понимается как процесс трансформации обычного мужчины в его идеальную или новую ипостась.

В 1980-е годы футбольный кардиган и джемпер Старски служили маркерами новой маскулинности. Женщины, впрочем, также носили обе эти модели, так что последние приобрели формат «унисекс» [139] . Казалось бы, подобная реаппроприация моды свидетельствует о ее способности к более пластичной или даже андрогинной репрезентации гендера, однако на деле эти перемены носили временный характер. Возможно, маскулинность действительно феминизировалась с помощью моды, однако само представление о мужественности и ее составляющих почти не изменилось. Например, в конце 1980-х и начале 1990-х годов традиционные свитера от Pringle («Прингл») с узорами ромб в приглушенных розовых и пастельных тонах [140] ,

мягкие, роскошные и потому указывающие на обладание досугом и богатством, были присвоены представителями рабочего класса как знак солидарности с футбольными командами и как маркер агрессивной маскулинности, для которой естественны насилие и хулиганство [141] . Надевая трикотажные свитера и следуя весьма специфическому стилю, мужчины этой социальной страты сочетали поверхностную респектабельность с антисоциальным поведением. Их маскулинность обнаруживала причастность одновременно к патриархальному и потребительскому обществу; концепт маскулинности переосмыслялся лишь внешне; на деле же статус-кво оставался неизменен.

139

Gottdiener M. Postmodern Semiotics. Blackwell, 1995. Рp. 209-213.

140

Rivers D. Congratulations, You Have Just Met the Casuals. John Blake Publishing Ltd., 2007. Р. 285.

141

Thornton Ph. Casuals: Football, Fighting and Fashion – the Story of a Terrace Cult. Milo Books, 2003. Р. 281; Hewitt P., Baxter M. Ibid. Рp. 177-203.

Кардиган служил одной из основ мужского гардероба на протяжении доброй половины столетия и в результате просто благодаря почтенному сроку службы превратился в классическую модель. Это не означает, однако, что он сохранял статичность с точки зрения дизайна и смыслов, которыми его наделяли. Концепты маскулинности изменились, и с ними изменились представления о семантике костюма, манера его носить и предполагаемая оценка этой манеры. Однако пластичные образы и конструкты маскулинности, способы ее презентации и репрезентации в целом сводятся и возвращаются к традиционным патриархальным установкам. Тем самым подтверждаются доминирующие и властные позиции маскулинности, которые в постмодерном обществе можно обрести и продемонстрировать посредством покупки товаров, присвоения определенного образа жизни, знаков и сарториальных кодов [142] .

142

Nixon S. Hard Looks: Masculinities, Spectatorship and Contemporary Consumption. Routledge, 1996. Рp. 18-19.

Заключение

Несмотря на то что процесс вязания вполне поддается анализу в рамках феминистской теории, этот анализ всегда внутренне противоречив. Мы видим женщину за вязанием – что это значит? Это репрезентация ее интеллекта, творческих способностей и упорства – или она цепляется за ценности патриархального общества и воспроизводит их? Сам по себе процесс вязания не является исследовательской проблемой. Важно, что именно и с какими намерениями человек вяжет и какие задачи он себе при этом ставит. Так, вязаная одежда может быть предназначена для украшения ее обладательницы. Она может предназначаться для создания определенного образа. Вязание также является формой семейного самопожертвования. Считается, что во всех этих случаях вязание укрепляет и воспроизводит патриархальную систему устройства общества. Иначе обстоит дело с вязанием как формой самовыражения, созданием трикотажных вещей для удовольствия или для пользы более широкого сообщества, например в благотворительных целях. Стереотипная модель вязания отводит женщинам функцию потребителей, отказывающихся от пряжи, спиц и феминной идеологии. Однако свобода от стереотипов дает женщинам способность дистанцироваться от роли, навязанной им патриархальным обществом. Вязание может быть способом ощутить единство с женщинами-вязальщицами всех времен, выражением солидарности и сестринских чувств.

Феминизм, разумеется, оказал глубокое влияние на осмысление женских творческих практик. Эта точка зрения играет ключевую роль в интерпретации вязания – и сегодня, и в исторической перспективе. Следует учитывать также, что вязальщицы не являются однородной группой; разные люди вяжут в разное время разные вещи и с разными целями. Богатство практик и практикующих открывает разнообразные и интересные сферы исследования. Впрочем, сегодня все больше мужчин берутся за спицы и начинают вязать. Гендерные границы размываются, а для стереотипов находятся новые объекты.

Глава 2

Как связать себе прошлое: возрождение, романтизм и рурализм в современном вязании

Машины делают одежду дешевле и быстрее человека. Но машины не способны имитировать ручную работу или произвести на свет единственные в своем роде цвета и узоры. Машинное плетение ровно и однообразно, в нем нет и следа чувства. В каждом переплетении нитей в связанном вручную свитере можно обнаружить след времени, пути, пейзажа; след присутствия людей, событий и мыслей [143] .

143

Pagoldh S. Nordic Knitting: Thirty-One Patterns in the Scandinavian Tradition. Interweave Press, Loveland Colorado. 1st edition. 1987, foreword.