Культура вязания

Тёрни Джоан

Начиная с XIX века трикотажная одежда (в особенности мужская) ассоциировалась с досугом и, соответственно, со спортом. Пластичность – основное свойство трикотажа: он легко тянется, повторяя очертания тела, греет, защищает, не стесняет движений. Это идеальная ткань для спортивных вещей, более комфортная, нежели альтернативные, менее гибкие материалы – тканое или клееное полотно. Впрочем, в культуре эта семантика трикотажа проявлялась довольно слабо. Вязаные вещи чаще предназначались для отдыха и не слишком серьезных занятий – хобби, которым люди посвящали свободное время.

Кардиган можно описать как жилет с рукавами или мягкий трикотажный жакет. Он имитирует официальный или деловой костюм, являясь его более спокойным и свободным вариантом. Его ввел в моду и популяризировал в 1854 году злосчастный герой сражения при Балаклаве лорд Кардиган. Ему хотелось иметь менее формальный жакет, который можно было бы носить, не повреждая прически. Действительно, кардиган смотрится более официально, чем свитер, и вполне сочетается с рубашкой и галстуком [130] .

Таким образом, этот вид одежды характеризуется амбивалентностью: кардиган не формальная, но и не повседневная одежда. Можно сказать, что она подходит тем, кто не чувствует себя достаточно комфортно в какой-либо сфере деятельности. В популярной иконографии кардиган – это обычно рабочая одежда модного и снисходительного профессора колледжа, уже немолодого, но сохранившего богемный образ мыслей. Это также повседневный наряд напыщенного и слишком напряженного человека, для которого досуг ассоциируется с потерей контроля. Иными словами, кардиган символизирует следование идеалам и принципам в неудобных для его владельца ситуациях. Он обещает комфорт в некомфортной ситуации. В рамках такой интерпретации кардиган оказывается атрибутом пожилых мужчин. Он предназначен для мужчин, выпавших из актуального времени, пространства или социального окружения.

130

Hewitt P., Baxter M. The Fashion of Football: From Best to Beckham, From Mod to Label Slave. Mainstream Publishing Company, 2006. Рр. 79, 85; Manning T. J. Men in Knits: Sweaters to Knit That He WILL Wear. Interweave Press Inc., 2004. Р. 2.

В 1920-е годы, в период растущей массовой популярности активных видов досуга, кардиган вошел в моду [131] – и одновременно стал объектом насмешек. Он рассматривался как беспроигрышный вариант костюма, казалось, бросающего вызов законам моды. Кардиган не годился на роль настоящего мужского наряда, поскольку не удовлетворял ни одному из традиционных критериев маскулинности: не выглядел ни агрессивно, ни вызывающе. Комфортный и мягкий, он в то же время ассоциировался со слабостью и неспособностью контролировать ситуацию. Он окутывает и прячет тело, как саван; он не имеет жесткой структуры; плечи в нем становятся покатыми, а тело – рыхлым и слабым, с мягкими, а не угловатыми очертаниями. Оно как будто вовсе исчезает, и человек в кардигане тушуется, отходит на второй план, кажется пассивным. Однако в центре моего рассмотрения – вопрос о том, как кардиган формирует представления о молодости, о притягательных и желанных формах маскулинности. В современном мире кардиган определенно выходит из тени.

131

Craik J. The Face of Fashion. Routledge, 1994. Р. 190.

Можно полагать, что новое представление о маскулинности и способах ее репрезентации зародилось в контексте феминистского дискурса в рамках визуальной и материальной культуры. Определенное влияние на эту трансформацию оказали гей-политика и квир-теория [132] , поставившие под сомнение и оспорившие представления о статичной естественности гендерно маркированной реальности. Кроме того, изменения в экономике, принципах функционирования потребительского общества и концептуализация понятия образ жизни потребовали нового подхода к исследованию деятельности социальных и гендерных групп [133] . В итоге сформировалось новое представление о разнообразии и нестабильности гендерных и сексуальных сущностей; были разработаны новые способы репрезентации гендерных идентичностей. В том, что касается маскулинности, воплощением этих трансформаций стал образ «нового мужчины» [134] .

132

Butler J. Gender Trouble. Routledge, 2006.

133

Edwards T. Men in the Mirror: Men’s Fashion, Masculinity and Consumer Society. Cassell, 1997. Рp. 41-42.

134

Nixon S. Hard Looks: Masculinities, Spectatorship and Contemporary Consumption. Routledge, 1996. Рp. 12-13.

Новый мужчина – несомненно, рекламный концепт, транслирующий современные представления о маскулинности. Он сочетает в себе элементы старого, традиционного образа (отцовство, добыча ресурсов, спортивные достижения, конкурентоспособность, сила и т. д.) с качествами, которые обычно считались атрибутами феминности: забота, нарциссизм, демонстрация и восприятие тела как сексуального объекта [135] . В рамках этой конструкции одежда превратилась в язык, в означающее персональной идентичности, а самоощущение начало формироваться посредством потребления товаров и телесной перформативности [136] .

135

Хотя

в 1960-е годы модники усвоили манеры и стиль, заставляющие вспомнить о денди XVIII века, а сарториальный нарциссизм представителей молодежных групп и субкультур достиг невиданного в XX столетии расцвета, в середине 1970-х годов в моду вошла подчеркнуто сексуальная мужественность. Эту тенденцию прекрасно иллюстрирует популярный кинематограф, например фильм «Американский жиголо», где герой Ричарда Гира отличается демонстративным нарциссизмом; другой пример – фильм «Лихорадка субботнего вечера» (1977), где в первой же сцене появляется молодой Джон Траволта – модный и подчеркнуто сексуальный. Герои этих сюжетов прекрасно сознавали собственную внешнюю и сексуальную привлекательность: именно так они себя и воспринимали.

136

Entwistle J. The Fashioned Body. Polity Press, 2000. Р. 174.

В рассматриваемый период это обновленное самосознание – в том числе сознание собственной сексуальности – нашло выражение и в мужской, особенно повседневной, моде. Сам по себе феномен нового мужчины не отличала абсолютная новизна, и все же в нем было нечто примечательное. Никогда ранее кардиган как элемент мужского гардероба не имел сексуальной коннотации. В 1970-х и 1980-х годах ситуация изменилась.

В 1980-е годы образ, соединяющий в себе идеал спортивного мужского тела и идеологему нового мужчины, стал частью иконографии, обслуживающей ностальгические переживания. Источником вдохновения и основой новой эстетики стал бунтарский дух кумиров американских подростков, таких как Джеймс Дин с его сексуальной амбивалентностью. Центральными для мужской моды и конструирования маскулинности стали образы студента колледжа и представителя рабочего класса. Этот тренд прослеживался в рекламных кампаниях Levi’s 501, Calvin Klein и Ralph Lauren. В контексте рекламы этих компаний голливудская мифология 1950-х годов, находившая воплощение в музыкальных и визуальных образах американского мира, превратилась в актуальную потребительскую реальность.

Популярный стиль 1950-х годов предполагал сексуальную неоднозначность. Среди его составляющих – телесное самосознание, позиционирование себя как объекта мужского взгляда и объективации, которое составляло опору мужского гомосексуального гардероба на протяжении значительного времени. Акцентуация мужского тела как объекта потребления подчеркивала мужскую сексуальность, которая, при всем своем нарциссизме, одновременно представляла собой объект желания. Воплощением этого тренда в моде стала ретростилизация. Популярность приобрел образ хорошо одетого юного спортсмена из дорогого учебного заведения, облаченного в джинсы, пенни-лоферы или замшевые туфли, футболку и спортивный кардиган с буквенной маркировкой колледжа. Все эти признаки демонстрировали принадлежность к определенной группе.

Популярность кардиганов в 1980-е годы имеет два объяснения: во-первых, они символизировали стабильность, поскольку групповая лояльность, по сути, никогда не выходила из моды, а во-вторых – служили репрезентацией новой культуры спортзалов и распространенного именно в то время «телесного фашизма» – стремления негативно оценивать и подвергать дискриминации людей, чьи внешние данные не соответствуют модным представлениям об идеальном теле. Наряд спортсмена из команды колледжа представлял собой одежду для выступлений и демонстрации спортивного мастерства; он маркировал принадлежность к команде. В описываемую эпоху героизм предполагал физическое совершенство и обладание тренированным телом, и спортивный костюм как нельзя лучше выражал эти идеалы. Столь откровенное выражение мужского доминирования уравновешивалось нарциссизмом. Многие приверженцы описываемого стиля не были спортсменами или атлетами; однако им хотелось продемонстрировать свою причастность миру идеальных людей хотя бы с помощью костюма, будто намекавшего на потенциальное наличие скрытых под одеждой мускулов [137] .

137

Martin R., Koda H. Jocks and Nerds: Men’s Style in the Twentieth Century. Rizzoli, 1989. Р. 26.

Новый стиль характеризовался культурной и потребительской амбивалентностью. Он отражал ностальгическое стремление вернуться во времена юности с ее энтузиазмом и растерянностью, желанием найти себя, отождествляясь с образом героя/антигероя, которому в принципе не свойственны невинность или испорченность, попытку соединить традицию и современность. В этом контексте образы студента колледжа и юного спортсмена оказывались синонимами; они маркировали стадию превращения мальчика в мужчину – период жизни, чреватый опасностями, когда молодой человек стремится к самовыражению, исследованию собственной сексуальности и предпринимает попытки разобраться в окружающем мире.

Если футбольный кардиган или жакет с буквенной маркировкой колледжа служил символом присутствия прошлого в настоящем, то другие кардиганы явно приобретали эротическую коннотацию. Они открыто позиционировали образ мужчины как сексуального объекта и в то же время подтверждали и поддерживали патриархальную систему. Если футбольный кардиган сочетал в себе ностальгию по юношеской маскулинности с амбивалентностью мужского взгляда, то другие кардиганы служили символом откровенного мачизма – урбанистического, современного, агрессивного и сексуального.