Культура вязания

Тёрни Джоан

Мужчины-модели в инструкциях по вязанию выглядели весьма специфично. До конца 1960-х годов эти образы были подчеркнуто обыденными. Среди моделей было много мужчин в возрасте или, наоборот, совсем мальчиков: иными словами, они не годились на роль сексуально привлекательного желанного объекта. Отсутствие гламурного блеска и подчеркнутое несовершенство образов служило одним из приемов конструирования и репрезентации маскулинности. Обычно мужчины на иллюстрациях занимались спортом или творчеством: рисовали, катались на велосипеде, играли в гольф, часто парами. Иными словами, они были вовлечены в активную деятельность, а не просто пассивно стояли, демонстрируя трикотажные изделия. Они никогда не смотрели прямо в камеру – взгляд был устремлен куда-то вдаль. Этими мужчинами невозможно было обладать, их нельзя было контролировать или хотя бы превратить в объект созерцания.

Маскулинность ассоциировалась с активным образом жизни, духом товарищества, досугом. Эти люди не конкурировали друг с другом на работе или на спортивной арене, они были поглощены гораздо менее агрессивными занятиями,

что отчасти шло вразрез с традиционным представлением о маскулинности. Глянцевые издания создали вариант образа естественного человека – во время досуга, за хобби или невинными развлечениями. Вместе с тем модели выглядели несколько напряженно; поэтому фотографии казались подчеркнуто инсценированными. Чрезмерная сконструированность, театрализованность сцен, установка на позирование моделей, симулирующих естественность и непринужденность, образы мужских пар, явно наслаждающихся обществом друг друга, – все это создавало отчетливый гомосексуальный подтекст.

Проблемы конструирования маскулинности служат предметом осмысления в работах художника Марка Ньюпорта, создателя вязаных костюмов для супергероев. Он интерпретирует мужественность, используя в качестве инструмента фрейдистскую модель взаимоотношений «оно», «эго» и «суперэго». Ньюпорта интересовали современные представления об отцовстве. Художник поясняет: «Я занялся костюмами супергероев, потому что эти люди служат воплощением мифического образа защитника. Вязаное полотно придает образу супергероя, человека действия, противоречивый смысл: акриловая пряжа, которую я использую, в ручной вязке провисает и сползает вниз. Я выбрал именно акриловую пряжу, потому что из нее мама вязала мне свитера, чтобы защитить от зимних холодов Новой Англии». Каждый костюм – это связанный в натуральную величину наряд одного из персонажей комиксов, своего рода репрезентация суперэго. Однако, лишенный тела, он свисает, как безжизненная оболочка, как будто демонстрируя, что связанный костюм невозможно наполнить, найти ему реальное воплощение. Все эти вещи Ньюпорт связал сам, бросив вызов расхожим представлениям о вязании как занятии, неподходящем для мужчины. Очевидно, что трикотажное полотно плохо годится для подобной одежды: оно тянется, садится при стирке, легко распускается и служит символом несовершенства. По замыслу Ньюпорта, идеальный маскулинный образ слишком сложен и недостижим. Концепция мужчины-защитника – всего лишь социальная конструкция, маскарадный костюм; наряд героя выглядит рыхлым и непрочным, демонстрируя скорее слабости, присущие эго, нежели экстраординарные способности спасителя Вселенной.

Аналоговые скульптуры Ньюпорта демонстрируют пропасть между реальным человеком и социальным представлением о том, каким ему следует быть. Подобно им, гомосексуальные мужские образы в руководствах по вязанию кажутся выхолощенными; мужчины здесь выглядят неловкими и напряженными, они уязвимы и как будто лишены силы. Можно предположить, что вязание, будучи преимущественно женским занятием, служит воплощением женской власти. Женщина, которая вяжет одежду для мужчины, совершает тем самым акт манипуляции и контроля, как в случае со свитером, связанным с любовью. Мужчина же, надевая подобную одежду, демонстрирует покорность воле доминирующей над ним жены. Если одежда делает человека, что же происходит с маскулинностью, когда ее конструируют женщины?

Case study. Качки и копы: кардиганы для настоящих мужчин

Как я уже упоминала, маскулинный образ, представленный в руководствах по вязанию, несколько затушеван. Мужчина избегает прямого взгляда, он застенчив и лишен сексуальной притягательности. Это выхолощенная маскулинность, или, используя определение Наоми Вульф, образ евнуха, противопоставленный образу зверя [124] .

За последние тридцать лет развитие феминизма и повышенный интерес к роли женщин в истории отодвинули обсуждение проблем маскулинности на второй план. Считалось, что маскулинность является нормой и, следовательно, неоспоримым феноменом. Разумеется, мужественность не универсальна; она не предполагает одной всеобъемлющей идентичности. Если феминность имеет свою собственную идентичность, противопоставленную маскулинной, то маскулинность должна иметь дефиницию, чтобы продемонстрировать обратное. Единого и всеобъемлющего образа женственности не существует. Точно так же маскулинность нельзя считать ни стабильным, ни универсальным феноменом, даже если она представляется таковой. Очевидно, что деятельность гомосексуальных сообществ в последние годы поставила под сомнение само представление о маскулинности и ее конструктах.

124

Wolf N. Promiscuities: A Secret History of Female Desire, Chatto and Windus. London, 1997.

Историки и теоретики культуры писали о репрессивных смыслах маскулинности, ассоциирующейся с конкурентоспособностью, насилием, агрессией, властью и силой. Как ни парадоксально, именно эти характеристики маскулинности являются желанными и доминирующими в представлении общества. Они воспринимаются как норма, по отношению к которой маркируется «различие», или «инаковость».

Маскулинность всегда понималась как стабильный конструкт. Начиная с Викторианской эпохи, когда началась социокультурная дифференциация полов, мужское рассматривалось как норма, по отношению к которой формировался образ «Другого». Промышленная революция, колониализм, развитие естественных и социальных наук, достижения в области техники привели к тому, что «белый

европейский мужчина» превратился в стандарт, которым поверяли, маркировали и соотносили все остальное. Маскулинность, таким образом, ассоциировалась с правотой и подлинностью, в то время как не-маскулинность (а также не-белая европейская маскулинность) понималась как нечто девиантное.

Если маскулинность считается нормой, то ее характеристики могут рассматриваться как ключевые идеологические составляющие западной белой цивилизации. Маскулинность ассоциируется с доминирующей, властной и рационалистической культурой. Бинарная оппозиция мужское/женское подразумевает множество аналогов: мужское связано с городом, трудом и торговлей, рациональностью, серьезностью, твердостью, силой; женское – с противоположными категориями: деревней, домом, иррациональностью, легкомыслием, мягкостью и слабостью.

В суровом маскулинном мире почти не находится места для моды, поскольку она ассоциируется с легкомыслием или гомосексуальностью [125] . Это не означает, разумеется, что мужской моды не существует и что мужчинам доступны только строгий крой и мрачные цвета. Сезонные изменения в равной степени характерны как для женских, так и для мужских коллекций [126] . Однако на разряженного в пух и прах мужчину всегда смотрели с большим подозрением. Соответственно, формальный стиль и деловой костюм доминировали в мужском гардеробе на протяжении большей части столетия. Можно предположить, что проблему составляла не одежда как таковая, а возможности демонстрации тела и самопрезентации с элементами перформанса. Отклонение от маскулинной нормы в этом случае ставило под угрозу социальный статус-кво и патриархальные устои общества в целом.

125

Steele V. Clothing and Sexuality // C. Kidwell and V. Steele (eds.). Men and Women: Dressing the Part. Smithsonian Institute Press, 1989. Р. 61.

126

Craik J. The Face of Fashion. Routledge, 1993. Р. 176.

Разумеется, маскулинность имеет свои способы самопрезентации. Мужское тело позиционируется прежде всего как идеал, не подвластный объективации, как образец совершенного союза интеллекта и физической формы. Идеальным можно назвать образ спортсмена, демонстрирующего способность интеллекта дисциплинировать тело [127] . Спорт требует не только мастерства, но также умения контролировать других и себя. В спорте есть победители и побежденные, состязание – это дуэль, фигурально выражаясь, «битва не на жизнь, а на смерть». Бойцы мужественно переносят страдания и травмы, а когда бой закончен, стараются перепить друг друга за праздничным столом. Это испытание выносливости, постоянное движение к пределу своих физических и психических возможностей. Занятия спортом ассоциируются с героизмом и победой и демонстрируют власть личности над слабостью плоти. Мишель Фуко в психоаналитических исследованиях рассматривает образ твердого дисциплинированного тела как фаллический символ; оно является предельным воплощением маскулинности, ассоциирующейся не только с физической силой и крепкими мускулами, но и с торжеством человеческой воли над природой и умением побеждать боль. Мужественность предстает основанием и средством воспроизводства патриархального общества [128] . В образе обнаженного мужского тела изначально нет ничего специфически сексуального, хотя любое выставление напоказ мужских обнаженных черт может восприниматься как актуализация гомоэротического. Тело выступает репрезентацией маскулинного идеала, а не объектом страсти. Несмотря на то что сексуальность служит выражением силы и, соответственно, власти, описываемые образы не предполагают объективации. Они не служат объектом созерцания для стороннего наблюдателя и не могут быть им подчинены и присвоены. Начиная с XIX века подобная иконография традиционно бытует в литературе, адресованной мальчикам и молодым мужчинам. Как следствие, читатели убеждены, что спортивные занятия и достижения естественны для мужчины и служат воплощением его сущности [129] .

127

Pumphrey M. Why Do Cowboys Wear Hats in the Bath? Style Politics for the Older Man // Critical Quarterly 31:3. Autumn. Р. 96, referenced in: Craik J. The Face of Fashion. Routledge, 1994. Р. 191.

128

Donald F. Sabo Jr., Rinfola R. Jock: Sports and Male Identity, Prentice Hall Inc., 1980. Р. 7.

129

Whannel G. Media Sports Stars: Masculinities and Moralities. Routledge, 2002. Рp. 64-65.

Спортивное мужское тело демонстрирует тугую рельефную мускулатуру. Оно воплощает собой силу, управляемую волей индивида. Накачанные тела подобны доспехам, которые невозможно пробить: маскулинность обеспечивает ее носителю превосходство и неприкосновенность. Тело становится маркером достижений, внушающим гордость идеалом, к которому следует стремиться. Его предельная твердость и конкурентоспособность, кажется, плохо совместимы с мягким, бесформенным и безобидным кардиганом. И все же именно этот предмет гардероба служит сегодня воплощением идеала маскулинности.