Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре

Бахманн-Медик Дорис

История интерпретативного поворота, таким образом, доказывает, что само понятие текста подлежит трансформации. Теоретическая программа «культуры как текста» при этом не отменяется, но насыщается растущей комплексностью и дифференцированностью понятия текста, типичного, например, для сегодняшнего литературоведения, а именно – учитывающего медиатеорию. В соответствии с этим, продолжая идеи Гирца, следует еще шире дифференцировать понятие текста – как с точки зрения его производства, рецепции и (общественного) использования, так и с учетом нарративных структур и медиапредпосылок. Ведь науки о культуре занимаются не только интерпретациями, но и процессами рецепции, опосредования и распространения через медиа. С таким понятием текста, расширенным и переосмысленным в медиальном ключе, вполне можно двигаться дальше – к пониманию текстов как порталов в сферу самих смыслов. Наконец следует серьезнее задаться рядом вопросов: кто говорит в тексте? кому? о чем? каковы социальные обстоятельства? Чтобы найти ответы, необходимо наполнить понятие текста новым содержанием – обратившись к концепциям текста в других дисциплинах. [191]

191

Подробнее о развитии дискуссии о текстуальности в науках о культуре см.: Doris Bachmann-Medick. Textualit"at, а также: Doris Bachmann-Medick. Kultur als Text? Literatur- und Kulturwissenschaften jenseits des Textmodells // Ansgar N"unning, Roy Sommer (Hg.): Kulturwissenschaftliche Literaturwissenschaft. Disziplin"are Ans"atze – Theoretische Positionen – Transdisziplin"are Perspektiven. T"ubingen, 2004, S. 147–159.

4. Интерпретативный поворот в отдельных дисциплинах

Говорить о «повороте» можно лишь тогда, когда он успел проявить себя во множестве дисциплин и способствует

развитию в них новых методологических подходов. Первые попытки синтезировать и профилировать interpretive turn обнаруживаются в сборнике «Интерпретативный поворот». [192] Книга является результатом состоявшегося в 1998 году в Калифорнийском университете (Санта-Круз) семинара «Интерпретация и гуманитарные науки», в котором принял участие также и Клиффорд Гирц. Новая интерпретативная перспектива подхватывает здесь импульсы к толкованию или перетолкованию, которые из философии перекочевали в другие социальные и гуманитарные науки – а также в естественные, – после того как философия отстранилась сперва от своего многовекового эпистемологического поворота (epistemological turn, поворот от метафизики к обоснованию знания), а затем и от лингвистического поворота ХХ века. Потому что, в противовес структуралистской эмансипации языковой системы в лингвистическом повороте, активное внимание теперь переключилось на язык как коммуникативное взаимодействие и, соответственно, на интерпретативные действия в науках о человеке. Однако настоящцее признание интерпретативный поворот получил лишь после того, как затронул естественные науки и – как у Томаса Куна – сформировал убеждение, что не существует независимых от контекста исследовательских категорий и концепций, поэтому естественным наукам также не обойтись без герменевтической базы или некой парадигмы. [193]

192

Hiley, Bohman, Shusterman (eds.): Interpretive Turn.

193

См.: Thomas S. Kuhn. The Natural and the Human Sciences // Hiley, Bohman, Shusterman (eds.): Interpretive Turn, p. 17–24, здесь – p. 22.

Как же применить подходы интерпретативного поворота на практике? Отдельные примеры из разных дисциплин, в которых интерпретативный поворот оставил существенный след, демонстрируют возможности его использования. Удивительно, как широко распространился интерпретативный поворот через метафору «культуры как текста»: от спорта как текста, [194] техники как текста, [195] ландшафта как текста (в культурной географии) [196] вплоть до генетики как текста. [197] Намного глубже эта концепция укоренилась прежде всего в литературоведении, истории, социологии и политологии. Интерпретативный поворот, до сих пор образующий надежный фундамент для принципиальной культурологической переориентации отдельных дисциплин, идет здесь наперекор всем вызовам дальнейших «поворотов». В некоторых предметных областях интерпретативный поворот свершился лишь сейчас – к тому же неожиданным образом, через критику «культуры как текста». С одной стороны, звучат требования связать текстуальность с социальными практиками, с другой – снять с интерпретативного подхода его ограниченность системой значений. Таким образом, перспектива все больше смещается на противоречивые конструкции, на антагонизм дискурсов, интерпретаций и культурных различий.

194

См. напр.: Eberhard Hildenbrandt (Hg.): Sport als Kultursegment aus der Sicht der Semiotik. Hamburg, 1997.

195

См.: Stefan Beck. Umgang mit Technik. Kulturelle Praxen und kulturwissenschaftliche Forschungskonzepte. Berlin, 1997. S. 238–248.

196

См.: Donald W. Meining (ed.): The Interpretation of Ordinary Landscapes. Oxford, 1979; об интерпретативных подходах в культурной географии см.: Peter Jackson. Maps of Meaning. An Introduction to Cultural Geography. Boston, Sydney, Wellington, 1989, p. 173.

197

См.: Sigrid Weigel. Der Text der Genetik. Metaphorik als Symptom ungekl"arter Probleme wissenschaftlicher Konzepte // Idem. (Hg.): Genealogie und Genetik. Schnittstellen zwischen Biologie und Kulturgeschichte. Berlin, 2002, S. 223–246.

С такого нового ракурса, который смог утвердиться лишь в современной культурной теории, интерпретативный подход открывает глаза на толкование как основу человеческого контакта с окружающим миром, на рефлексивную дистанцию, которую эта позиция позволяет занять, [198] а также на возможность разрабатывать вопросы смысла в динамических системах действий и взаимодействий. Эта перспектива будет – отчасти параллельно – развиваться в перформативном повороте. Всем наукам, сталкивающимся с проблемой понимания («чужого»), интерпретативный поворот предлагает не уходить в сферу внутреннего, но со всей серьезностью обратиться к уровню выражения, изображения, символической переработки и более того – принять этот уровень за исходную точку анализа. Психологии этот подход бросает, конечно, особый вызов. Однако, несмотря на основы кросс-культурной психологии, интерпретативная психология [199] до сих пор не завершила свой интерпретативный поворот. Потому что складывается впечатление, что попытку ввести толкование или интерпретирование как методологически контролируемую научную процедуру до сих пор подавляют господствующие эмпирические методы анализа. [200] Этот пример лишний раз доказывает, что «поворот» занимает в дисциплине прочные позиции, только если формируются соответствующие методы.

198

См.: Martin Fuchs. Der Verlust der Totalit"at. Die Anthropologie der Kultur // Heide Appelsmeyer, Elfriede Billmann-Mahecha (Hg.): Kulturwissenschaft. Felder einer prozessorientierten wissenschaftlichen Praxis. Weilerswist, 2001, S. 18–53, здесь – S. 36.

199

J"urgen Straub. Psychologie und Kultur, Psychologie als Kulturwissenschaft // Appelsmeyer, Billmann-Mahecha (Hg.): Kulturwissenschaft, S. 125–167.

200

J"urgen Straub. Kulturwissenschaftliche Psychologie // Friedrich Jaeger, J"urgen Straub (Hg.): Handbuch der Kulturwissenschaften. Bd. 2. Stuttgart, Weimar, 2004, S. 568–591, здесь – S. 572 f.

Даже если интерпретативный поворот в основном приравнивается к процессу культурного поворота как такового, существуют и более систематические попытки использовать интерпретативные методы. Особенно привлекательным методологическим импульсом считается «насыщенное описание». Так, Биргит Гризеке демонстрирует плодотворность метода «насыщенного описания» для японистики. При этом она обращается к метафоричности и фикциональности, которые становятся возможными благодаря «насыщенному описанию», и в целом к «принципиально открытым рамкам, в которых движется (этнографическое) описание». [201] Именно метафорическое наполнение, эссеистическое движение и гибкие пересечения «насыщенных описаний» стимулируют «новое описание» Японии: прежде всего в отношении фикционализации, «изобретения» Японии как культуры стыда, государства-театра и «упаковочной культуры». В поле «упаковочной культуры» это ведет к удивительным открытиям в сфере смысловой комплексности японской культуры упаковки – вплоть до «лингвистической упаковки» и тенденций даже научно-этнографические теории и находки упаковывать в «идейные платья». [202] Кроме того, обнаруживается существенный потенциал «насыщенного описания» для сравнения культур, «поскольку одна из его главнейших задач – не уплотнять (abdichten) наблюдаемые локальные феномены усиленной демонстрацией интракультурной когерентности (что присуще некоторым тенденциям японского дискурса. – Д. Б. – М.), но сгущать (verdichten) их до состояния „дерзкого“ интеркультурного звена, чтобы запустить игру идентичностей и различий, которую, если описание будет успешным, ни одна из сторон не покинет, не претерпев изменений». [203] Этот кросскультурный, компаративный потенциал «насыщенного описания» следует развивать. Первые шаги в этом направлении были сделаны в других дисциплинах.

201

Birgit Griesecke. Japan dicht beschreiben. Produktive Fiktionalit"at in der ethnographischen Forschung. M"unchen, 2001, S. 188.

202

Ibid., S. 187.

203

Ibid., S. 188.

На науках

о литературе особенно сказалась отсылка Гирца к «новой филологии». Она стимулировала антропологический поворот в литературоведении, [204] новое исследовательское направление литературной антропологии, которое с самого начала стремилось формировать связующие звенья между культурами. В науках о литературе это расширило понятие текста как никогда: вплоть до открытых текстов, до текстов, неотделимых от своего исполнения, – что в целом раскрепостило филологические науки культурологически, заставив их признавать также и межкультурные различия в понимании природы текста. Такой горизонт «открытых текстов» оказался плодотворен прежде всего для изучения «нестабильных текстов» [205] средневековой литературы. Но и в других отношениях текст рассматривается как символическая структура, которая наделяет действия значениями и сама выступает как структура интерпретирующая и участвующая в самотолковании общества (то есть которая не остается привязанной к смыслам, заданным авторской интенцией). Понимать «культуру как текст» означает также признавать культурную функцию литературы – как конструирующее реальность средство порождения (а не только оформления) смыслов. [206] При этом тексты не остаются просто объектами интерпретации, но сами становятся средством культурного самотолкования и формирования концептов, ориентированных на действия. В некоторых работах – особенно у Хорста Турка – предпринимается попытка осветить в литературных текстах «уровень конструирования практик» помимо привычного уровня «смысловой структуры». [207]

204

См.: Bachmann-Medick (Hg.): Kultur als Text (см. приведенную в сборнике библиографию по интерпретативной культурной антропологии и литературной антропологии).

205

Barbara Sabel, Andr'e Bucher (Hg.): Der unfeste Text. Perspektiven auf einen literatur- und kulturwissenschaftlichen Leitbegriff. W"urzburg, 2001.

206

См.: Bachmann-Medick (Hg.): Kultur als Text. Введение, S. 7–64, особ. S. 26.

207

Horst Turk. Philologische Grenzg"ange. Zum Cultural Turn in der Literatur. W"urzburg, 2003, S. 8.

Подходы аналогичной направленности, отсылающие к Клиффорду Гирцу, обнаруживаются даже в отношении теологических текстов. [208] Активно реципируя интерпретативный поворот, теология также прочитывает новозаветные экзегезы как «насыщенные описания» и – по аналогии с литературными текстами – понимает их как сгущенные формы этнографического описания, требующие «разнообразия методов». [209] Здесь также полагается искать не некий единый смысл текста, но заложенные в самих текстах многоплановые самоинтерпретации. Филлис Горфэн продемонстрировал это в интерпретации «Гамлета», толкуя сцены театрального представления внутри самой пьесы, «игру в игре», как самоинтерпретацию драмы, в которой действие драмы комментируется в незавершенном процессе рефлексии и интерпретации. [210] Здесь не столько излагается собственно смысл пьесы, сколько наглядно демонстрируется процесс построения смысла как таковой. Одно это уже преобразует понятие текста – ввиду незавершенного процесса производства смыслов, который не устает насыщаться с различных культурных точек зрения, как демонстрирует это показательный текст этнолога Лоры Боэннон «Шекспир в саванне». [211]

208

См.: Christian Strecker. «Turn! Turn! Turn! To Everything There is a Season». Die Herausforderungen des cultural turn f"ur die neutestamentliche Exegese // Wolfgang Stegemann (Hg.): Religion und Kultur. Aufbruch in eine neue Beziehung. Stuttgart, 2003, S. 9–42.

209

Ibid. S. 37. Об исходящих из теории Гирца стимулах к культурологическому повороту в религиоведении см.: Hans G. Kippenberg. Was sucht die Religionswissenschaft unter den Kulturwissenschaften? // Appelsmeyer, Billmann-Mahecha (Hg.): Kulturwissenschaft, S. 240–275. Феноменологическая концепция религии перестала представлять последнюю как культурную систему (символов) и направила внимание на трансформацию картин мира в определенных формах практики (ibid., S. 257).

210

См.: Phyllis Gorfain. Spiel und die Unsicherheit des Wissens in Shakespeares «Hamlet» // Bachmann-Medick (Hg.): Kultur als Text, S. 67–97.

211

Laura Bohannan. Hamlet in the Bush // Transatlantik (Oktober 1982), S. 41–45. [Рус. пер.: Лора Боэннон. Шекспир в саванне. Вольный перевод Антона Ходаковского // Книжное обозрение. 2006. № 31–32.]

Путем самотолкования текстов, обращаясь к идеям Гирца, идет и Габриела Брандштеттер в интерпретации новеллы Готфрида Келлера «Брелоки». [212] По ее мнению, сам рассказ задает рамки для трактования коллизий колониального дискурса. Так, столкновение европейских и неевропейских персонажей выстраивается не только как колониальное завоевание, но и как обратное отвоевание знаков собственной культуры, которые, отчуждаясь, возвращаются в процессе межкультурного обмена. Культура – это мир, в котором действия постоянно переводятся в знаки, так что, возможно, крупнейший вызов для культурного анализа представляют собой именно эти знаки, эта чуждость знаков в контексте различных систем репрезентации. И все же, при всех попытках путем интерпретации выйти на след литературных или культурных смыслов, «чужое» – к такому выводу приходит интерпретативный поворот – сохраняет свою плодотворность, пусть даже лишь в качестве стимула к познанию «очуждения».

212

Gabriele Brandstetter. Fremde Zeichen. Zu Gottfried Kellers Novelle «Die Berlocken». Literaturwissenschaft als Kulturpoetik // Jahrbuch der deutschen Schillergesellschaft 43 (1999), S. 305–324.

Таким образом, в сфере интерпретативной культурной антропологии присутствует неизменный интерес к чуждости и тем самым к поиску горизонтов толкования, которые сами проявляют себя в литературе, рассказах, драме или – при анализе общественных/социальных феноменов – обозначаются самими членами (чужого) общества. В конечном итоге речь идет о смещении интерпретационной инстанции и авторитета. В этом плане «насыщенное описание» литературы помогает осмыслить литературные тексты как носители сгущенных форм этнографического описания и комментирования культуры, которые выражают ту или иную культуру в ее собственной понятийности, ее собственном вокабуляре самотолкования – к примеру, в ее специфическом понимании личности, эмоциональности, статусной иерархии: «литература как текст культуры» [213] или, если воспользоваться еще более близким к практике выражением, – «культура как текстура социального». [214]

213

Moritz Cs'aky, Richard Reichensperger (Hg.): Literatur als Text der Kultur. Wien, 1999.

214

Lutz Musner. Kultur als Textur des Sozialen. Essays zum Stand der Kulturwissenschaften. Wien, 2004.

То, как интерпретативный поворот понимает культуру, ориентируясь на смыслы, воплощается в этнологизации литературы. Да, такая оптика – на примерах литературных описаний культуры – наглядно показала, что в культурологическом литературоведении ведется определенная дискуссия; но эта же оптика привела и к тому, что подобная дискуссия до сих пор слишком односторонне фиксируется на темах, на поиске новых, необычных предметов литературоведческого анализа. [215] Выход из ситуации подсказывает другая линия развития, которая, преодолевая рамки контекстуального анализа значений, проявляет интерес скорее к взаимосвязям между «культурными текстами». Имеется в виду «поэтика культуры» в смысле нового историзма (new historicism), сложившаяся главным образом в русле концепций Стивена Гринблатта. [216]

215

О тематической фиксированности см.: Введение, с. 32–34.

216

Об основополагающих текстах нового историзма см.: Moritz Bassler. New Historicism. 2. Aufl. T"ubingen, 2002.