Культурология и глобальные вызовы современности
Шрифт:
Проявляемый посредством принципа повтора фрактальный характер культурной памяти предполагает наличие и свободную артикуляцию хаотических процессов. Наряду с появлением и техническим усовершенствованием электронных средств хранения информации возрастает и степень свободы этой артикуляции. Доминирование повтора и „ритуальной когерентности" сменяется доминированием актуализирования и „текстуальной когерентности", а вместо подражания и сохранения интерпретация и воспоминание становятся связующими силами новой конвективной структуры культуры [148] . Возникает культура воспоминания, причем в зависимости от социальных условий становления и развития формируются разные культурные практики интерпретации и воспоминания. Содержание хранимой в культурной памяти информации, принципы ее структуризации, условия и сроки хранения,
Таким образом, социокультурная эволюция имеет место согласно собственной динамике и обладает автономией по отношению к внешним условиям. Традированные правила генерации информации в известной степени детерминируют ход коммуникативных процессов, которые, однако, благодаря своей вариабельности не поддаются окончательной фиксации и остаются открытыми для дальнейшего развития. Предпосылками самоорганизации социальных систем выступают их иерархичность и вариативность, наличие в них флуктуаций, способность к селекции и реализации бифуркационного выбора, канализирование инноваций, традирование информации и образование культурной памяти, включающей традиции и нормы коммуникативного обихода.
Культура в эпоху распада империи и надлома цивилизации Н. А. Хренов (г. Москва).
Российская культура занимает важное место в мировой культуре. Этот ее высокий статус объясняется не только тем, что она склонна к активной ассимиляции элементов других культур, что делает ее необычайно коммуникабельной и открытой для взаимодействия и диалога, но и тем, что при этом она способна сохранять свою самостоятельность, а, следовательно, и демонстрировать сопротивление распространению иных ценностей или ценностей других культур, не соответствующих ее основному духовному ядру. Развитие каждой культуры, не только российской, предполагает постоянное обращение к другим культурам, хотя иногда это имеет разрушительные последствия. Во всяком случае, что касается сохранения духовного ядра русской культуры, то до сих пор эта проблема не была столь острой. Притяжение других культур было одновременно и отталкиванием от них. Если русской культуре в будущем удастся сохранить это свое положение, то она еще будет способной к развитию и функционированию.
Разумеется, установки политической системы то способствуют, то препятствуют саморазвитию заложенного в самой культуре потенциала. Примем за аксиому самостоятельность культуры по отношению к политике. Принято считать, что, начиная с 20-х годов, административная система нанесла культуре огромный вред. В самом деле, как писал в 1939 году Г. Федотов, «наш век соблазняет тоталитарностью, и генерал, привыкший решать политические и социальные вопросы своего времени, кончает декретами в области поэзии и музыки» (Г. Федотов. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. СПб., 1992, т.2., с. 224). Несомненно, в истории эти проблемы существовали.
Однако необходимо обратить внимание и на другую сторону проблемы. Высочайшее напряжение духа, проявляющееся в ренессансах отечественного искусства, обязано необходимости в сопротивлении ценностям, чуждым отечественной культуре. Как активная ассимиляция других культур способствует развитию собственной, так и сопротивление им создает основу для конструктивного диалога. Без сохранения несходства не получается и диалог. Это проблема не только XX века.
Развернувшийся в предшествующих столетиях процесс вестернизации истории затрагивал и Россию. Примеряя на себя формы мировосприятия, рожденные на Западе эпохой Просвещения (а это, как известно, исходная точка модерна), включаясь в европейский мир, Россия все же смогла сохранить свое духовное ядро, свою культуру. Ренессанс русской литературы XIX веке несет на себе печать не только влияния великих творений западного искусства, но и отторжения от гипертрофии цивилизационного начала на Западе, опасность которого на самом Западе уже ощущали сами просветители (Руссо), современники просветителей (например, Шиллер), и в еще большей степени оказавшие огромное влияние на русскую культуру романтики. Не случайно такой резонанс в России идей Руссо. Все эти вопросы у нас обсуждались в дискуссиях по поводу бестселлера Шпенглера,
Но если XIX век проходит под знаком ассимиляции ценностей вестернизации и, соответственно, отторжения от них, то на российский XX век откладывает печать еще одно мировосприятие, отпочковавшееся от европейского модерна и получившее евразийскую окраску. Это мировосприятие большевизма. Конечно, это мировосприятие отечественному искусству нанесло колоссальный вред. В частности, разрушило один из значимых культурных слоев, возникший в конце XIX–XX веков, который начиная с эпохи оттепели пришлось восстанавливать. В 1960 году вышел десятый том «Истории русского искусства». В нем есть целая глава о творчестве художника М. Врубеля. Между тем, если до этого времени об этом художнике и писали, то лишь критически. Но речь должна идти о реабилитации не только одного М. Врубеля, но целых художественных направлений этого времени.
Однако была и другая сторона идеологического давления, которую нельзя свести исключительно к негативному эффекту. Необходимость сопротивления большевизму провоцировала колоссальное напряжение, деятельность духа. Необходимость сопротивления большевизму, исходящему из установок лишь одного из слоев культуры, связанного с народническими представлениями, стимулировала активность искусства. Находясь в 20-е годы в эмиграции, проницательный Ф. Степун пытался следить за развитием советской литературы. В своих философско-публицистических очерках, печатавшихся с 1923 по 1927 годы в журнале «Современные записки», он писал: «Каждым своим мало-мальски талантливым, художественно правдивым, каждым своим искренне пережитым и точно сказанным словом советская литература неустанно твердит о том, что между Россией и большевицким коммунизмом идет смертный бой, что все коммунистические смыслы жизни превращаются русскою жизнью в бессмыслицы» (Степун Ф. Жизнь и творчество. М., 2008., с. 363). Необходимость сопротивления создавала великое напряжение духа, что получило выражение в романе «Тихий Дон», в великой русской поэзии XX века, в музыке Шостаковича, в романе Б. Пастернака и т. д.
В последнее время раздаются голоса о кризисе отечественного искусства. Не возникают ли эти разговоры потому, что в нашей культуре угасает дух сопротивления. Может быть, культура в последнее время и в самом деле открыта всему, что приходит из других культур? Но разве некоторые ассимилируемые ценности, связанные, например, с массовой культурой, не являются Вызовом? Отсутствует Вызов, значит, нет и потребности в творческом ответе. А все ренессансы в искусстве питает именно эта потребность творческого ответа, это духовное напряжение, этот дух сопротивления. Глобализация не исключает диалога, а значит, и одного из его признаков – сопротивления.
Но разве такой Вызов и в самом деле отсутствует? Может быть, в реальности он уже давно появился, но мы его не можем осознать и не способны пока четко сформулировать? Нельзя ли под этим Вызовом понимать издержки глобализации? Если XIX век развертывался под знаком вестернизации, то, может быть, XXI век будет развертываться под знаком американизации со всеми вытекающими отсюда положительными и отрицательными последствиями. Возможно, мы сможем осознать этот новый вектор динамики культуры тогда, когда он уже станет достоянием истории. Впрочем, если вчитаться в А. Солженицына, особенно в его критику либерального Запада, то у него мы найдем в этом отношении много интересного.
Попробуем ближе подойти к тому, что было характерно для искусства еще недавно, когда имел место надлом советской империи и когда происходил ее распад, а затем медленное прощание с имперским комплексом уже как с психологическим комплексом. С 1956 года, когда развертывается период оттепели, начинается эпоха того, что Р. Мертон называет «социальной аномией». Происходит активизация творческой элиты. Искусство вновь оказывается в ситуации нового «ренессанса». Но когда это стало реальностью, правящая элита ощутила для себя опасность, и это становится причиной поворота к застою. Творческая элита была взята под контроль после событий, происшедших в 1956 году в Венгрии. Известно, что в этих событиях творческое меньшинство сыграло значительную роль. Этого боялись и в СССР. Во властных структурах существовал проект роспуска творческих союзов.