Культурология и глобальные вызовы современности
Шрифт:
Широкое повсеместное использование технологий «дружественных» природе – актуальная задача современности. Сегодня это направление представляется той доминантой, которая определяет характер решений принимаемых в сфере природопользования обществом, ориентированным на идеалы самосохранения, на перспективу устойчивого развития. Сегодня слова Луцио Сенеки «Победить природу можно, только повинуясь ей», пожалуй, наиболее адекватно обозначают направление, на котором общество, сконцентрировав усилия, способно решить проблему самосохранения.
Известно, «если мы хотим изменить мир, сначала надо изменить человека». Поступки, в которых решения «дружественные» природе есть сознательный выбор каждого члена общества – актуальная проблема современности. В «Повестке дня на XXI век», принятой на Второй международной конференции по окружающей среде и развитию ООН особо отмечена актуальность образования как
Поступки, ориентированные на гармонизацию отношений в системе «человек – природа – общество», объективно, ориентированы на благо общества, на его самосохранение.
Раздел III. Переход к гуманистически направляемому типу развития цивилизации как условие самосохранения человечества
1. Проблемы научного анализа и прогнозирования социокультурного развития человечества в XXI в.
Культура XXI века: аналитический прогноз
А. Я. Флиер (г. Москва).
Для того чтобы заняться прогнозированием перспективного развития культуры, следует, прежде всего, определиться с теми основаниями, на которых оно будет базироваться. Я полагаю, что из многочисленных и самых различных (но взаимодополняющих) функций культуры наиболее социально значимой является функция поддержания порядка взаимоотношений между людьми (вид социальной индустрии: «производство порядка»), позволяющего осуществлять их эффективное трудовое и иное социальное взаимодействие, ощущать солидарность, идентичность, жить в высоко регулятивной системе общих ценностных ориентаций, картин мира, языков и кодов общения и т. п. Этот режим взаимодействий определяется как витальными и социальными интересами и потребностями самих людей, так и внешними (экстракультурными) обстоятельствами их совместного существования. Судя по всему, именно на этом и следует базировать прогноз, поскольку эти факторы, как никакие иные, определяют функциональные, а стало быть, и сущностные параметры будущей культуры.
Таким образом, основанием для нашего прогноза становится предвидимая в будущем совокупность социальных интересов людей, значимой частью которых являются их культурные интересы, и внешних условий, в которых протекает их социальная и культурная жизнь. Развитие социальных интересов можно спрогнозировать, исходя из предполагаемых перемен в системе социальной востребованности различных социально-профессиональных групп в условиях расширяющегося господства информационных технологий в постиндустриальном обществе, что неизбежно должно менять и общую композицию уровней востребованности разных групп людей. А вот будущее внешних условий социокультурного существования можно ответственно прогнозировать только в виде предположения о более или менее вероятном инерционном сохранении существующей ныне композиции этих условий примерно в том же виде, что и сейчас (по крайней мере, не меняющейся радикально для всего человечества в целом). Вероятные изменения этих условий в рамках тех алгоритмов предвидения, которыми мы пользуемся ныне, можно угадать только случайно, со сравнительно невысокой вероятностью. Под внешними (по отношению к культурной жизни) имеются в виду условия политико-экономические, демографические, экологические и др. И именно степень устойчивости этих условий определяет степень достоверности предлагаемого прогноза.
Прежде, чем приступить к изложению прогноза развития культуры, следует оговорить следующие его принципиальные параметры:
– прогноз отражает процесс стихийного саморазвития культуры общества как его системного состояния. Это прогноз эволюции объективного социального заказа на культуру, а не предугадывание каких-то форм ответа на этот заказ, в той или иной мере корректируемых субъективно проводимой культурной политикой того или иного государства;
– представляется, что далекий прогноз (более, чем на полвека) обладает чрезмерной гипотетичностью и умозрительностью для того, что быть подлинно научным. Он будет скорее философским, что не исключает возможности его высокой интуитивной прозорливости, но, увы, не придает ему должной эмпирической научной аргументированности. Вместе с тем прогноз на короткую дистанцию (менее, чем на 20 лет), напротив, окажется чрезмерно социологичным и эмпирически ограниченным только опорой на уже ясно проявившиеся тенденции, степень устойчивости
– реалистичность предпринимаемого прогноза в существенной мере гипотетична, ибо она обусловлена только надеждой на инерционную устойчивость совокупности внешних условий бытия человечества – наблюдаемого ныне процесса научно-технологического, политического, экономического и социального развития, и такой же надеждой на успешное преодоление (или минимализацию последствий) всех нынешних системных кризисов: политического, энергетического, демографического, экологического и пр. Но вероятность свершения этих надежд, на мой взгляд, достаточно высока.
Прогноз базируется на многих факторах, но самые важные среди них – социальное состояние общества, структура занятости населения, развитие социальной стратификации, структура ценностных ориентации и предпочтений, доминирующие модели социального управления, источники содержательного наполнения культуры, социальная организация производителей и потребителей культуры и др.
Культура индустриального общества в своих особенностях была обусловлена в существенной мере ограниченной эффективностью применяемых технологий материального и социального производства, что требовало вовлечения во все виды производственной, управленческой и обслуживающей деятельности максимального числа людей (по возможности всего трудоспособного населения) и соответствующей их социализации. По существу эта была эпоха перехода от экстенсивной формы деятельности (в рамках которой рост обеспечивался механическим увеличением объема привлекаемых ресурсов, в том числе трудовых) к интенсивной (при которой рост обеспечивается непрерывным совершенствованием технологий/алгоритмов деятельности). Индустриальная – это эпоха многотысячных трудовых коллективов, миллионных армий, политических партий в десятки миллионов членов, электоральной активности подавляющей части взрослого населения и т. п. Эпоха «восстания масс» [180] , требовавших социального равноправия. Индустриальная эпоха стремилась к максимальной социализации всех – всеобщей грамотности, всеобщей профессиональной подготовленности, всеобщей вовлеченности в политическое участие, всеобщей службы в армии и т. п. Массовое общество породило и свою специфическую модель политического устроения – социализм, красная и коричневая формы которого дорого обошлись человечеству. Социализм – это на самом деле идеальная модель принудительной социальной мобилизации всего населения, что оказалось очень востребованным для нужд индустриального этапа развития [181] . Но и либерально-демократические политические режимы стремились к такому же тотальному вовлечению всего населения в социально активную деятельность, если не принудительно, то, по крайней мере, посредством экономического стимулирования.
В конечном счете, социализм и либеральная демократия – это родные брат и сестра, ведущие происхождение от общего родителя – просвещенческой мечты о социальной справедливости. Но реализуют такую благородную мечту эти два типа социального устройства диаметрально противоположными способами: социализм стремится к экономическому равенству (по крайней мере, манифестирует свое стремление к нему), лимитированному политической несвободой, а либеральная демократия обеспечивает политическую свободу, лимитированную экономическим неравенством. Социализм – это либеральная демократия наоборот, хотя технологии материального, социального и интеллектуального производства у них одни и те же. Не имеет смысла спорить о том, какой вариант лучше, ибо разные варианты оказываются эффективными в разных внешних условиях. Социализм – в режиме предельной мобилизованности всего общества в условиях войны или актуальной готовности к ней; либеральная демократия – в ситуации вальяжного расслабления в условиях устойчивого мира.
Всю первую половину XX века названные режимы соревновались друг с другом на равных. Но в 1945 году появилась атомная бомба, и вскоре стало ясным, что масштабная война с применением ядерного оружия в принципе невозможна с точки зрения здравого смысла. Это может привести к такому нарушению экологического баланса на Земле, что тотальная гибель всего человечества станет неизбежной [182] . Таким образом, оказалось дезактуализированным основное внешнее условие, при котором существование социализма, как режима всеобщей мобилизованности ради готовности к войне, было хоть как-то социально оправданным. В отсутствие серьезной военной опасности социализм (как коммунистический, так и национал-социалистический) по экономической эффективности уступает либеральной демократии. Среди прочего это касается и возможности обеспечения массовых запросов населения индустриального общества и пластичного следования их изменениям.