Кумач надорванный. Книга 2. Становление.
Шрифт:
В преддверии митингового дня газеты запестрели обращениями и воззваниями к жителям столицы «защитить курс реформ».
Утром девятого февраля плотные толпы стали собираться на Крымском валу, поблизости от Парка культуры.
– Товарищи! Строимся в колонну! – громыхал, усиливаемый мегафоном, резкий, с хрипотцой, глас Анпилова. – Ориентируемся на красные флаги! Шеренгой – к шеренге, плечом – к плечу! В половине одиннадцатого начинаем выдвижение на Крымский мост. Идём по Садовому кольцу к Белому дому – оплоту контрреволюции! Там
Народ всё прибывал, заполоняя набережную Москвы-реки, прилегающие пространства. Анпилов организовывал колонну лично.
– Товарищи, в шеренги! Движемся шеренгами. Первая, вторая…
Десятка три его соратников, накрутивших на предплечья красные повязки дружинников, суетились вдоль рядов, подсказывали, вручали флаги.
Рыхлая, небоевитая, состоящая по большей части из женщин, пожилых и стариков, колонна вступила на мост. Невысокий, но голосистый, Анпилов энергично шагал в её голове, то и дело оборачиваясь и на ходу выкрикивая в мегафон лозунги.
Лишь миновав мост, он понял, сколь она велика. Когда ведомые им первые шеренги выходили на Садовое кольцо, срединная часть колонны всё ещё двигалась через реку. Хвост терялся на Крымском валу, кажущийся с расстояния колышущимся чёрным сгустком.
– Виктор Иванович, ты погляди! – подтолкнул Анпилова под локоть изумлённый и счастливый дружинник. – Народу – тьма!
Анпилов остановился, окинул взором колонну, заполненный демонстрантами мост. Он поднёс к губам мегафон, вскинул кулак:
– Смелее, товарищи! Вперёд, трудовой народ!
Народ пёр по Садовому, запрудив проезжую часть и тротуары. Пёр напористо, будто убыстряющаяся от собственного движения лавина. Только шесть или семь выстроенных лично Анпиловым передних шеренг держали равнение, за ними всё соединялось в рокочущую массу.
Над головой колонны колыхались флаги: Советского Союза, РСФСР, с союзным гербом, просто красные полотнища с нашитыми на них серпами-молотами и звёздами. Плакаты несли самодельные, вырезанные из кусков фанеры и картона: «Отстоим социализм!», «Нет грабительским ценам!», «Долой правительство американских приспешников!»
Цветами флагов шествие напоминало ноябрьскую демонстрацию, но надписи на плакатах, гремящие из мегафона призывы, выражения лиц идущих в колонне людей были непраздничны. С серо-мглистого неба сеялся колкий крупяной снег. Белые катышки запорашивали плечи, воротники, шапки.
– Товарищи, держим строй! – красный от волнения и ходьбы, подбадривал Анпилов.
На пересечении с Новым Арбатом, по которому он намеревался вести колонну к Дому Советов, демонстрация вдруг упёрлась в сплошной кордон. Милиционеры стояли непроницаемыми шеренгами, сомкнув перед собой, словно древние воины, металлические щиты. Путь по Новому Арбату был закрыт. Садовое кольцо за перекрёстком тоже перегородили, исключая для колонны всякий обходной маршрут. На тротуарах, пригнанные один к одному, стояли грузовики – настолько плотно, что между ними было не протиснуться даже одиночному пешеходу. Оранжевые
Анпилова обступили милицейские офицеры.
– Поворачивайте к центру! – повелел полковник, указав антенной рации, будто стеком в направлении единственного, оставленного открытым, уличного прохода. – Дальнейшее движение к зданию Верховного Совета не санкционировано.
– Кем это не санкционировано? По какому праву? – вскинулся разгорячённый Анпилов.
– Властью, – полковник, поправляя ушанку, тронул седеющий висок. – И здано распоряжение.
– Но позвольте! – возмутился Анпилов. – О маршруте и месте митинга мы известили заранее. Вы не имеет права нас не пропускать.
Остановленная колонна гудела, недоумевающе и сердито. Демонстранты не понимали, почему им закрыли путь.
– Поворачивайте в центр, говорю! – рявкнул нервничающий полковник. – Там сами решайте, где митинговать.
– Это самоуправство! – вскричал Анпилов, выходя из себя.
Милицейские кордоны не расступались. Офицеры внимательно наблюдали за топчущейся на месте колонной, отталкивали спешащих на помощь Анпилову дружинников. Анпилов пробовал требовать, показывал полковнику подписанную в мэрии бумагу, но тот оставался непоколебим.
– Виктор Иванович, – оттащил его в сторону темноусый человек в форме армейского подполковника, шедший с колонной от Крымского вала. – Давай лучше и правда свернём. Они хорошо подготовились, – он, заломив фуражку, окинув взором милицейский строй, качнул головой. – Мы безоружные, с ходу не прорвём. В колонне много стариков, женщин. Выйдет бойня.
– Свернуть?! – негодующе воскликнул Анпилов. – Сорвать поход?
Офицер, не привычный к упрёкам, ощетинил усы.
– Поведём людей на Манежную. К Кремлю.
Одутловатое лицо Анпилова вздрагивало, багровея.
– Надо сперва достучаться до депутатов! Они зависят от округов! Они…
– Вам дело советуют. До Манежной путь открыт, – смягчившись, вклинился милицейский полковник. – Ну зачем нарываться?
Пререкания ни к чему не привели, Анпилову не удалось добиться уступок. Полковник наотрез отказывался снимать кордоны.
Причину перекрытия пути к Верховному Совету милицейские офицеры утаивать не стали.
– Там уже демократы митингуют, – сварливо, будто с сожалением, объявил один из них – коротенький, в долгополой шинели майор. – Их тоже тысячи. Хотите гражданской войны?
Толпа рокотала, ожесточаясь от непривычного вида чуждой, враждебной милиции, беспомощного топтания перед глухими кордонами. В передних рядах, подпираемых сзади, начиналась давка.
Взбешенный Анпилов развернулся к колонне и закричал:
– Товарищи! Власть боится своего народа. Белый дом отгородился от нас войсками. Так называемые народные избранники стыдятся посмотреть в глаза собственным избирателям… Товарищи! Мы повернём к Манежной площади, пойдём прямиком к Кремлю! Трудовой народ будет услышан!