Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)
Шрифт:
Я пожал плечами, сам не зная, что предпринять, на что решиться. Манхэттен приплясывал рядом и тихо ругался в отчаянии, что мы так нелепо погорели.
– Зачем, зачем мы остались?!
– кусал он костяшки пальцев.
– Не чавкай, лапу себе отгрызешь, - проворчал Димка.
– Чего думать о том, что уже сделали? Надо думать, что дальше делать. Как выкручиваться.
Манхэттен хотел ему что-то сказать, но тут на улице раздался истошный крик:
– Стоять! Стоять! Куда?! Там могут быть бандиты!
Я выглянул
Раздумывать было некогда. Я выскочил на крыльцо и веером дал длинную очередь над головами, отчего все, включая Натусю и милиционеров, от неожиданности инстинктивно присели. Натуся даже голову прикрыла подолом, обнажив свои могучие белые ноги в коротких чулках.
– Все назад!
– заорал я.
– В доме заложник! Один выстрел - и он будет убит! Всем отойти!
Я пошарил глазами, увидел над улицей большой орех, могучий и высокий, с развесистой кроной, и ударил в самую гущу из автомата. На плечи и головы милиции посыпались труха, листья, ветки. Это заставило их отступить, пригибаясь.
– Не стрелять! В доме заложник! Всем отойти!
– командовала в мегафон капитан Павлова своими растерявшимися сотрудниками.
Милиционеры отошли, отбежали, присели за машинами, укрылись за заборами соседних домов.
А Натуся, как только стрельба прекратилась, поднялась и пошла вперед, оправляя длинную юбку и выставив перед собой весьма увесистые кулаки, что-то грозно бормоча и нехорошо сверкая глазами.
Я попятился перед этой надвигающейся грозой и юркнул в дом, она рванула за мной следом. Я ворвался вихрем в комнату и, схватив с дивана её мужа Васю, метнул его ей навстречу, прямо в могучие объятия этой женщины-воительницы.
Она прижала его к своей необъятной груди, погладила по реденьким волосикам, потом отстранила на расстояние вытянутой руки, посмотрела на него пристально и спросила:
– Василий, а што это тут за мушшины?
– Натуся, это гости. Соседи. Москвичи. Ты же их видала...
– Да всех я вас, мужиков, пьяниц и коблов, видала. Куда баб позапрятали?
И она слегка тряхнула его за руку, отчего мне показалось, что сейчас из него вывалится весь скелет. Но Василий оказался мужиком жилистым и выдержал. Она шагнула ко мне, и я невольно попятился. Я не был настолько уверен в себе, чтобы разрешить ей дергать меня за руки.
– Натуся, - стараясь говорить грозно, произнес я.
– Мы взяли твоего мужа в заложники.
– И тебя мы тоже объявляем заложницей, - выступил вперед Манхэттен.
Это он зря, это он явно погорячился. Натуся оставила в покое своего мужа и сграбастала в охапку не успевшего отскочить Манхэттена.
– Заложницей, говоришь?
– спросила она, положив Манхэттену на плечи свои большие, как две сковороды,
– Ты чего сутулишься? Ты смотри мне в глазы. И чего ты гримасы корчишь? Вот и все вы, московские, какие-то придуркнутые.
– Пошшш, пушшш, - пытался что-то сказать, сдавленный её железными пальцами Манхэттен.
– Вот-вот, кроме пшиканья ничего и сказать не умеете. Один пшик в вас, московских. Потому у вас и бабы такие ледащие. Заложницей он меня берет! Тоже мне, султан какой. Ты поперва свою бабу обслужи как надо, а то ему ещё и заложницу давай.
– Это наложницу обслуживают, а не заложницу, - попытался пояснить разницу Манхэттен.
– Тю на тебя! Наложницу. Я тебе так наложу, что ты полные штаны у меня наложишь.
Манхэттен в её руках как-то весь посинел и стал похож на охлажденного цыпленка, передержанного в витрине сельпо. Ручки и ножки его мотались, словно весь он был на шарнирах.
– Слышь, Натуся, - робко вступился Вася, отойдя на некоторое расстояние.
– Оне это, оне нам заплотют.
– Это как?
– живо заинтересовалась Натуся, тут же выпустив Манхэттена, который поспешил отойти от неё подальше.
– Ну известно как, - пояснил муж, - деньгами.
– Брешет?
– спросила она меня, прищурясь.
– Да нет, почему?
– спросил я.
– Я знаю, почему он брешет?
– развела Натуся руками.
– Он всегда брешет.
– Я хотел сказать, что он правду говорит, - остановил я её начавшееся наступление на мужа.
– Мы действительно заплатим за все неудобства. За то, что мы вашего мужа в заложники забрали.
– Да не, чего там, - вдруг подобрела она.
– Какие там неудобства? Ежели за деньги, берите. А сколь платят-то?
Это она уже спросила у мужа.
– Не сказали ишшо, - ответил он, ежась.
– Брешет?
– опять повернулась она ко мне.
– Да почему брешет?
– устало возмутился я.
– Мы просто ещё не говорили о сумме.
– Так чего ж вы? Говорите да забирайте его. Только по голове не бейте. Он головой слаб у меня. Я ему, бывает, забудусь, дам по черепушке, а он сразу носом в тарелку и кровя из носа. Шейка у него какая-то недержачая.
– А зачем вы его бьете?
– опасливо поинтересовался Манхэттен.
– Да я не бью, - махнула на него ладонью Натуся.
– Это ж рази я бью? Ежли я вдарю, у него голова в супу будет. Это тольки подзатыльник дам для воспитания. Это ж не бью.
В это время за воротами послышалась какая-то возня, и раздался металлический голос мегафона:
– Граждане! Предлагаю бросить оружие, отпустить заложников и выйти по одному с поднятыми вверх руками! С вами говорит капитан Павлова, вы ввязываетесь в опасные игры. Обещаю беспристрастное разбирательство и гарантирую отправку в Москву для дальнейшего дознания. Если на вас нет вины - сдавайтесь! Я гарантирую вам неприкосновенность!