Курский излом
Шрифт:
В эту ночь к переднему краю двигалась огромная сила: три танковых (31-й тк 1-й ТА оставался на месте) и один механизированный корпуса, которые имели исправными 854 танка. Подробно о наличии танков в соединениях, выдвинутых командованием [455] фронта на вторую оборонительную линию в ночь на 6 июля, смотри в таблице 21.
В штабах 1-й ТА и 6-й гв. А в эту ночь было особенно «жарко». По решению командующего фронтом их соединения утром 6 июля совместно должны были нанести по вклинившемуся в нашу оборону противнику контрудар. Необходимо отметить, что Н. Ф. Ватутину было присуще стремление к ведению активной обороны. Он не хотел пассивно ждать, когда противник нанесет очередной удар, стремился навязать ему свою волю. К сожалению, как показали дальнейшие события, его решения не всегда базировались на всесторонней оценке обстановки
Генералам М. Е. Катукову и И. М. Чистякову о решении командования фронта стало известно примерно в одно и то же время — во второй половине дня 5 июля. В 16.00 по аппарату ВЧ Н. Ф. Ватутин лично связался с командующим 1-й ТА и отдал устный приказ о немедленном выдвижении армии на второй рубеж обороны к 24.00. Больших проблем с подготовкой не было, корпуса находились в боевой готовности в 30–35 км от переднего края второго армейского рубежа, куда им предстояло выйти. Штаб армии немедленно отдал предварительное распоряжение соединениям о готовности к выступлению, а уже через час командарм подписал приказ на занятие нового рубежа и о задачах армии на 6 июля. Поэтому времени командному составу корпусов для доведения задач и организации боевой работы отводилось достаточно. Их штабы давно провели рекогносцировку маршрутов движения и постоянно держали связь с дивизиями первого эшелона 6-й гв. А. Боевой и численный состав 1-й ТА на 5 июля 1943 г. приведен в таблице 26.
Тем не менее уже на этапе подготовки контрудара возникли разногласия между командованием 1-й ТА и руководством фронта. М. Е. Катуков не разделял точку зрения Н. Ф. Ватутина на тактику ведения оборонительной операции. Профессиональный танкист с большим опытом командования танковыми соединениями, он утверждал, что решение о проведении контрудара шаг до конца не продуманный. Командарм обоснованно доказывал, что в сложившихся неблагоприятных условиях, когда техника противника качественно превосходит нашу, враг полон сил и атакует, а его авиация господствует в воздухе, подобным образом вводить в бой крупные массы танков нельзя. Это приведет к лобовому столкновению, большим потерям нашей бронетехники и невыполнению поставленных задач. Тем не менее его доводы не убедили Н. Ф. Ватутина. [456] Обстановка царила нервозная, штаб 1-й ТА{401} готовился к худшему развитию событий.
«…Нашей армии ставилась задача — 6 июля нанести контрудар в общем направлении на Томаровку, — вспоминал М. Е. Катуков. — Этот пункт приказа очень волновал нас. И не потому, что пугали большие по масштабам наступательные действия.
К этому времени в 1-й танковой сложилось общее мнение, что наносить танковым бригадам и корпусам контрудар при сложившейся обстановке просто нецелесообразно.
Ну, хорошо, мы двинемся на немцев: но что из этого получится? Ведь их танковые силы не только превосходят наши численно, но и по вооружению обладают значительным преимуществом! Это никак не сбросишь со счета. Вражеские «тигры» могут бить из своих 88-мм орудий по нашим машинам на расстоянии до 2 километров, находясь в зоне недосягаемости огня 76,2-мм пушек наших «тридцатьчетверок». Словом, гитлеровцы в силах и с дальних рубежей вести с нами успешный огневой бой. Так следует ли давать им в руки такой сильный козырь? Не лучше ли в этих условиях повременить с контрударом, делать по–прежнему ставку на нашу тщательно подготовленную глубокоэшелонированную оборону?
Пусть фашисты лезут вперед в надежде, что вот–вот им удастся вырваться на оперативный простор. Пусть гитлеровцы вязнут, гибнут в нашей обороне. А мы тем временем будем перемалывать вражескую технику и живую силу. А когда мы обескровим их части, разобьем фашистский бронированный кулак, тогда и созреет выгодный момент для нанесения могучего контрудара. Но пока такой момент не наступил.
Эти соображения мы доложили командующему фронтом. Ждали ответа, но не получили его и к исходу ночи. А между тем срок выполнения пункта приказа о контрударе наступил, и нам ничего не оставалось, как выдвинуть танки.
Скрепя сердце я отдал приказ о нанесении контрудара. И степь, минуту назад казавшаяся безлюдной, пустынной, наполнилась гулом сотен моторов. Из–за укрытий выползли «тридцатьчетверки» и, на ходу перестраиваясь в боевой порядок, ринулись на врага. За танками двинулись цепи пехоты.
Уже первые донесения с поля боя под Яковлевом показывали, что мы делаем совсем не то,
Нужно было во что бы то ни стало добиться отмены контрудара. Я поспешил на КП, надеясь срочно связаться с генералом [457] Ватутиным и еще раз доложить ему свои соображения. Но едва переступил порог избы, как начальник связи каким–то особенно значительным тоном доложил:
— Из Ставки, товарищ Сталин.
Не без волнения взял я трубку.
— Здравствуйте, Катуков! — раздался хорошо знакомый голос. — Доложите обстановку!
Я рассказал Главнокомандующему о том, что видел на поле боя собственными глазами.
— По–моему, — сказал я, — мы поторопились с контрударом. Враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.
— Что вы предлагаете?
— Пока целесообразно использовать танки для ведения огня с места, зарыв их в землю или поставив в засады. Тогда мы могли бы подпускать машины врага на расстояние триста метров и уничтожать их прицельным огнем.
Сталин некоторое время молчал.
— Хорошо, — сказал наконец он. — Вы наносить контрудар не будете. Об этом вам позвонит Ватутин.
Вскоре командующий фронтом позвонил мне и сообщил, что контрудар отменяется. Я вовсе не утверждаю, что именно мое мнение легло в основу приказа. Скорее всего, оно просто совпало с мнением представителя Ставки и командования фронта»{402}.
Отдадим должное тактичности командарма, он не выпячивает свои заслуги в спасении армии. Хотя ясно, что его мнение оказалось решающим. Следовательно, уже в первый день оборонительной операции в руководстве Воронежского фронта возникли острые разногласия по важному вопросу. Судя по тому, что это столкновение мнений стало достоянием Верховного, оно оказалось достаточно острым и напоминало конфликт. Но его следует рассматривать не только как спор о методах и принципах использования крупных танковых соединений и объединений в сложных условиях оборонительной операции, а значительно шире — как столкновение двух разных подходов к ведению боевых действий. Катуков считал, что хорошо воевать — это значит не только добиваться поставленной цели в установленные приказом сроки, но и делать это, по возможности, экономя силы и средства, каждый свой шаг оценивать с точки зрения рациональности и эффективности. К Ватутину, похоже, мысли об экономном расходовании ресурсов приходили лишь в тот момент, когда фронт если не был на голодном пайке, то, по крайней мере, не располагал значительными резервами. Как покажут дальнейшие события, [458] Николай Федорович не сделал необходимых выводов из спора о контрударе 6 июля. Он продолжал, без учета реального соотношения численности и качества войск противоборствующих сторон, строить планы, суть которых сводилась к одному: «Разом навалимся всем фронтом и раздавим неприятеля». Но стремительно таявшие резервы заставили его более взвешенно и вдумчиво подходить к возникавшим идеям. Стоит отметить: в первый период операции силы фронта тратились довольно экономно и эффективно. Именно в первые 7–8 дней наступления немцев, в том числе в значительной степени благодаря тактическим приемам Катукова, вражеские бронетанковые соединения потеряли более 60 % своего потенциала. Когда же подошли две гвардейские армии к Прохоровке и в руках командования фронта оказались очень значительные стратегические резервы, вновь возникло искушение «навалиться всем фронтом». Весь наработанный опыт был отброшен, с непонятным упорством командование фронтом начало строить планы по раскалыванию вражеской группировки ударом в лоб бронированным тараном. И результаты оказались катастрофическими. Но об этом мы поговорим позже.
Примечательный момент. 5 июля командование Воронежского фронта получило наглядный и очень важный в тех условиях урок по оптимальному применению в условиях конкретной оборонительной операции бронетанковой техники. Как уже упоминалось выше, в полосе 6-й гв. А действовали два отдельных танковых полка. В подразделениях, где боевые машины использовались в засадах, вели огонь из земляных аппарелей в качестве неподвижных огневых точек, процент потерь танков был ниже, а эффективность их огня на порядок выше. Там же, где роты развернутым строем на открытой местности наносили удар по танковым группам противника, результаты для них оказались трагическими. Потери в ходе одной атаки достигали 85–90 %.