Курский излом
Шрифт:
Интересные воспоминания оставил Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. В ноябре 1943 г. немцы, перейдя в наступление против 1-го Украинского фронта, которым командовал Н. Ф. Ватутин, вновь овладели Житомиром. По приказу И. В. Сталина Рокоссовский был направлен в штаб фронта, чтобы помочь Ватутину выправить ситуацию.
«Меня несколько удивляла система работы Ватутина, — вспоминал маршал. — Он сам редактировал распоряжения и приказы, вел переговоры по телефону и телеграфу с армиями и штабами. А где же начальник штаба фронта? Генерала Боголюбова я нашел в другом конце поселка. Спросил его, почему он допускает, чтобы командующий фронтом был загружен работой, которой положено заниматься штабу. Боголюбов ответил, что ничего не может поделать: командующий все
— Нельзя так. Надо помочь командующему. Это ваша прямая обязанность как генерала и коммуниста.
Боголюбов обещал сделать все, чтобы не страдало общее дело. Поговорил я и с Ватутиным на эту тему. К замечанию моему он отнесся со всей серьезностью.
— Сказывается, что долго работал в штабе, — смущенно сказал он. — Вот и не терпится ко всему свою руку приложить.
Сообща наметили, как выправить положение. Забегая вперед, скажу, что Ватутин блестяще справился с задачей, нанес удары, которые сразу привели гитлеровцев в чувство и вынудили их спешно перейти к обороне»{548}.
Характерным просчетом при принятии ряда решений командования Воронежского фронта в ходе Курской оборонительной операции была недооценка всего комплекса проблем, которые встанут перед войсками и неизбежно будут влиять на его исполнение. В одном случае не были просчитаны маршевые возможности корпусов, в другом — качественный перевес танков противника над нашими боевыми машинами, в третьем — неправильно оценена оперативная обстановка и, соответственно, принималось решение, не отвечающее требованиям [593] боя. Основная вина в этом была, конечно же, командующего фронтом, но следует признать, что оказать помощь Н. Ф. Ватутину было некому. Как такового заместителя у него не было, Н. С. Хрущев, И. Р. Апанасенко — не в счет. Последний, хоть и был генералом армии, официально числился в стажерах. Начальника штаба, и того 6 июля И. В. Сталин откомандировал на помощь командующему 69-й А. В оценке намерений противника и получении резервов, бесспорно, мог помочь представитель Ставки, товарищ и сослуживец по Генштабу Маршал Советского Союза A. M. Василевский, но освободить от огромной текучки он был не в силах.
До середины дня 6 июля командующий фронтом был полностью поглощен предстоящим контрударом. И даже сообщение о прорыве южнее Яковлева не отвлекло его от этого занятия. В тот момент он просто не осознал масштаб случившегося. Пищу к успокоению давал и представленный, на первый взгляд, четкий и подкрепленный наличием в том районе двух танковых соединений план уничтожения прорвавшегося противника. Но ситуация начала быстро ухудшаться.
К оперативной обстановке в полосе фронта Н. Ф. Ватутина вернул звонок И. В. Сталина по телефону ВЧ. Верховный решил из первых рук получить информацию о том, как идут дела. Возможно, хотел убедиться и в правильности своего решения об отмене контрудара. Стенограмма разговора пока недоступна для исследователей, но главная задача, которая им поставлена перед войсками фронта, известна:
«Измотать противника на подготовленных рубежах и не допустить его прорыва до тех пор, пока не начнутся наши активные действия на Западном, Брянском и других фронтах»{549}.
В докладе об итогах проведенной оборонительной операции Н. Ф. Ватутин писал, что контрудар, который он готовил на 7 июля, был отменен им самим. Причина в том, что оборона 51-й гв. сд была уже смята и при отсутствии прочного фронта стрелковых частей применение танковых соединений могло привести к большим потерям, а это, в свою очередь, не позволило бы удержать противника перед Обоянью. Решение, бесспорно, правильное, но утверждение, что командующий сам отказался от своего замысла, сомнительно. Отменил он его, точнее, перенес с 7 июля на 8 июля под впечатлением от разговора с Верховным, а возможно, по прямому его указанию. Об этом свидетельствует и время переноса. Непосредственно до исполнителей — командования армий приказ был доведен задолго до официального распоряжения, отданного Н. Ф. Ватутиным 7 июля в 1.25. Уже в начале разговора по Бодо [594] 6 июля в 18.42 К. С. Москаленко сообщил С. П. Иванову,
Разговор с Москвой был явно не из приятных, ведь пока дела шли плохо. Поэтому сразу же он решил отложить на потом план перехвата инициативы и начал собирать информацию о ходе боевых действий в полосе фронта. Получив первые данные, Николай Федорович понял, что оборона на направлении главного удара врага потеряла оперативную устойчивость. Немцы раскололи армию И. М. Чистякова пополам. Бои идут у Калинина, а отдельные танки противника отмечены на подходах к Беленихино. Командарм лично доложил ему, что справиться с ситуацией собственными силами он не может, резервов уже нет. Единственное свежее соединение, которое могло принять удар на себя, — 5-й гв. Стк — было непонятно где, и в каком состоянии его войска, неясно. Связь с Кравченко прервалась в 18.00.
В этой обстановке фронт принимает экстренные меры по стягиванию сил для блокирования прорыва на прохоровском направлении. Прежде всего, сюда направляются мобильные, имеющие высокую огневую мощь соединения и придаются они командующему 1-й ТА. Н. Ф. Ватутин справедливо полагает, что в обстановке, когда рубеж 6-й гв. А рассечен и войска отходят, а штаб армии не контролирует полностью ситуацию, каркасом обороны могут быть именно ее соединения.
Получив к исходу дня информацию о положении дел на всем фронте ГА «Юг», в Берлине правильно оценили обстановку и не без основания решили, что инициатива пока полностью в их руках. На исходе дня отдел Генерального штаба по изучению армий Востока докладывал:
«Попытка противника до выяснения масштаба и целей операции сдержать немецкое наступление войсками, развернутыми на позициях, и фронтовыми резервами в основном не удалась. Он преждевременно бросил в бой оперативные резервы… Противник, по–видимому, пытается сдерживать немецкое наступление на возможно большем расстоянии от Курска и с этой целью бросаете бой все наличные силы»{551}.
Сильной стороной вермахта было наличие хорошо поставленной разведки и аналитической службы на всех уровнях армейского [595] руководства, вместе с тем была и достаточно высокая скорость прохождения информации снизу вверх. Читая эту цитату, создается впечатление, что неприятель не только точно просчитывает действия руководства Воронежского фронта, но и находится в Ставке ВГК и читает все ее директивы и распоряжения. Именно 6 июля была получено распоряжение И. В. Сталина: «Измотать противника на подготовленных рубежах и не допустить его прорыва…»
Тем не менее германское командование не представляло, с какими силами ему еще предстоит столкнуться в ближайшее время. В 18.30 Н. Ф. Ватутин передал в Москву доклад о ходе операции и попросил усилить фронт четырьмя танковыми и двумя авиационными корпусами. Просьбу поддержал и начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза A. M. Василевский:
«Со своей стороны считаю целесообразным для дальнейших активных действий усилить фронт двумя танковыми корпусами с подачей одного из них в район Прохоровки (30 км ю. — в. Обояни) и другого в район Корочи; для этой цели можно было бы использовать 10-й тк от Жадова и 2-й тк от Малиновского из Валуек. Кроме того, считаю целесообразным Ротмистрова выдвинуть к р. Оскол, в район южнее Стар. Оскол»{552}.
Как видно из записки A. M. Василевского, в Генштабе вермахта ошиблись, утверждая, что советское командование не выяснило цели немецкого наступления. Перечень районов, в которые должны были выйти резервные танковые корпуса, свидетельствует, что оно страховало наиболее опасные районы, где ГА «Юг» могла развить успех. Как показали дальнейшие события, эти выводы оказались верными.
В этот непростой день командующему фронтом пришлось решать еще один щекотливый вопрос: как докладывать об окружении соединения А. Г. Кравченко.