Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
В это солнечное тихое утро радоваться бы Кузнецову, а у него на душе скребло. Он остро переживал неприятный разговор с Верховным, который состоялся вчера в Ставке. Ему так и не удалось решить все вопросы. Маршал Шапошников говорил об обострившейся обстановке на фронтах, Молотов проинформировал, что делается в Архангельском порту для приема союзных конвоев. «А меня выслушать по этому делу Сталин не пожелал, — обиделся Кузнецов. — Послал на Север Папанина и думает, что герой Арктики сам все сделает. Как бы не так!..» Он перехватил надменный взгляд Сталина, который говорил сидевшему рядом с ним Микояну:
— Анастас, ты не знаешь, когда Красная Армия
Нарком ВМФ резко встал.
— Я прибыл в Ставку решать флотские вопросы, товарищ Сталин, а не заниматься упреками…
— Садитесь! — сердито произнес Сталин. Он подошел ближе, прищурил холодные глаза. — Значит, пришли решать флотские вопросы? А кто, позвольте вас спросить, будет решать вопросы защиты страны от фашистского нашествия? Кто позаботится об обеспечении Красной Армии техникой и оружием? Кто даст войскам боеприпасы в полном достатке? Пусть товарищ Сталин об этом побеспокоится, да? Пусть вождь о всех вас думает, да? Нет, товарищи, вы — военачальники, у вас есть войска и оружие — вот и решайте, как побить врага!
— У меня тоже болит душа, когда наши войска оставляют города, — вдруг, сам того не сознавая, ответил Кузнецов. — В чем причина — вот вопрос. Впрочем, их много. Я же хочу сказать об оружии. На флотах не хватает даже винтовок, не то что гранат и автоматов. Недавно Валентина Гризодубова доставила на Северный флот десять тысяч винтовок. Головко был рад, позвонил мне, стал благодарить. Но винтовки послал не я, а Вячеслав Михайлович…
— Какое это имеет значение? — подал голос Молотов. — Главное, что оружие нашли.
— А вот за то, что на флоте нет винтовок, вас, товарищ Кузнецов, надо наказать! — бросил Сталин. — Почему этот вопрос до войны не ставили перед Наркоматом обороны?
— Я не мог знать, что придется снимать с кораблей тысячи краснофлотцев и бросать их сражаться на сухопутье.
Воцарилось неловкое молчание. Микоян увидел, как у Сталина сверкнули глаза, и, чтобы спасти наркома ВМФ от гнева вождя, поспешно сказал:
— Вы, Николай Герасимович, не предвидели, что морякам придется воевать на берегу. Но ведь и Иосиф Виссарионович не мог этого знать. Да и не его это дело. У товарища Сталина на плечах масса забот, вся страна. Давайте не обвинять друг друга. Лучше подумаем, как нам поправить дело. Кстати, — горячо продолжал Микоян, — час назад у меня был ваш начальник тыла генерал Воробьев. Он просит дать Северному флоту мазута и солярки сверх лимита. А разве Головко израсходовал все запасы? Куда он их дел?
— Товарищ Сталин разрешил союзникам на обратный путь заправлять свои корабли и суда в Мурманске и Архангельске. А это тысячи тонн топлива. Потому-то Головко и волнуется.
— Пришлите в ГКО заявку, и мы вам все дадим, — заметил Молотов.
— Я уже обжегся с одной заявкой, — осторожно возразил Николай Герасимович. — Трибуц попросил прислать ему пять тысяч винтовок, адмирал Галлер дал заявку, но она все еще бродит где-то в кабинетах. Куда теперь идти с жалобой? Собрался завтра доложить председателю ГКО…
Все посмотрели на Сталина. Тот молча снял трубку аппарата ВЧ и позвонил Жданову.
— Здравствуйте, Андрей Александрович! Как у вас обстановка? Идут ожесточенные бои?.. А вы надеялись, что
— Трибуц обращался к армейцам, но у них тоже нехватка, — донеслось из трубки. — Я даже не знаю, как быть.
— Почему мне не доложили? — спросил Сталин, и, выслушав ответ Жданова, выругался. — Иван кивает на Петра.
— Виноват, Иосиф Виссарионович, — негромко произнес Жданов.
Положив трубку, Верховный взглянул на Молотова.
— Вячеслав Михайлович, срочно обеспечь флот винтовками. А вы, товарищ Кузнецов, не ждите, когда и что вам дадут, а требуйте. Или боитесь?
— Боюсь, — вдруг признался нарком.
— Кого боитесь?
— Вас, товарищ Сталин.
— Глупость! — опять выругался вождь. — Я что, черт с рогами?! Идет жестокая, кровавая война, решается кто кого — или мы фашистов, или они нас. И не время друг друга бояться, наоборот, надо крепко прижать друг к другу плечи. Я же вас не боюсь! — Он многозначительно хихикнул. — Вот и давайте без всякого страха исправлять положение. Ведь немцы вот-вот захватят Одессу, а там Севастополь, кавказская нефть…
Кузнецов проснулся рано, выглянул в окно. Густая синева висела над домами, а на севере, где шпили высотных зданий тонули в сером тумане, по небу плыли островки черно-бурых туч. «В Питере всю неделю лил дождь, — подумал Николай Герасимович. — Надо взять с собой плащ». На цыпочках, чтобы не разбудить жену и сыновей, он прошел на кухню. Каково же было его удивление, когда жену он увидел в прихожей!
— Что ты тут делаешь? — тихо спросил он.
— Как что? — удивилась она. В ее лучистых глазах вспыхнули задорные искорки. — Ты едешь в Ленинград, вот я и готовлю тебя в путь. Твой саквояж почти готов. Класть тебе бритву? Она же неудобна в дороге!
— Ее-то прежде всего и надобно взять, а бриться я, Верунчик, буду не в дороге, а где-то в каюте на корабле или в гостинице! — Он нагнулся и поцеловал ее в нос. — Горячая ты.
Она, словно не слыша его, спросила:
— Тебе к семи на аэродром?
— Да. Летчик, наверное, уже ждет меня…
Он не договорил — зазвонил телефон. В трубке послышался глуховатый голос маршала Шапошникова.
— Маршрут вам, голубчик, немного меняется, — сказал он. — Ставка решила срочно командировать в Ленинград Молотова, Косыгина и Воронова. Полетите с ними. Куда? До Чернигова, а там пересядете на спецпоезд. Так что к восьми утра подходите к Генштабу.
— Понял, Борис Михайлович, — сдержанно ответил Кузнецов. — Спасибо, что предупредили. Дам своему летчику отбой и еду к вам.
— Ты что, не летишь? — спросила жена, когда он положил трубку.
— Лечу, но теперь не один, а с Молотовым и другими товарищами. Так оно будет, пожалуй, лучше.
Уходя, он поцеловал жену и шепнул ей на ухо:
— Я тебя люблю… Береги сыновей.
— Позвонишь домой? — спросила жена.
— Если представится возможность…
Кузнецов и мысли не допускал, что вскоре едва не попадет в лапы врага. Они добрались до Череповца без происшествий, пересели на поезд. На станцию Мга прибыли ночью. Едва вышли из поезда, как налетели «юнкерсы» и стали бомбить железную дорогу. Самолеты дотла разрушили рельсы, и начальник станции вынужден был отправить почетных гостей на дрезине. В Ленинграде, куда делегация прибыла на рассвете, Кузнецов узнал, что станцию Мга захватили гитлеровцы.