Кузнецовы. Монополисты фарфорового производства в России
Шрифт:
Сын императора-реформатора, Александр III (1881—1894), женатый на датской принцессе Дагмар, отличаясь устойчивыми вкусами, тяготел к традициям Датской королевской мануфактуры, ее подглазурной живописи, а также к разноцветью китайских глазурей, чрезвычайно сложных в исполнении.
В годы правления Николая II (1894—1917) к производству на Императорском фарфоровом заводе были привлечены художники объединения «Мир искусства» (К.А. Сомов, Е.Е. Лансере, С.В. Чехонин), творчество которых в начале 1900-х годов заложило основы нового стиля модерн. Однако главным направлением в деятельности завода стало не оглядка на европейское искусство, а творческое переосмысление собственных традиций, обращение к наследию русского классицизма и усадебной культуре. До сих пор неоклассика является главным стилем в деятельности теперь уже Императорского фарфорового завода. В целом в этот период наблюдается сокращение предприятия и ориентация его на военные нужды, появление технического и химического фарфора, ставшего основой производства после революции и в 20-е годы.
***
В
Фарфоровые фигурки и посуда с маленькими вазочками были как раз по карману среднему классу русского населения, ведь посуда Императорского фарфорового завода тогда не была в широкой продаже, обслуживая нужды только двора. Завод Гарднера в подмосковном поселке Вербилки выставлял свою продукцию на ярмарках, но она была очень дорогой. Главную прибыль владелец получал от заказов частных лиц благородного сословия. Небольшие гжельские заводы в качестве идеальной модели для подражания выбрали завод Попова в деревне Горбуново Московской области Дмитровского уезда. Его основал в 1804 году коллежский комиссар Карл Яковлевич Мелли (бывший комиссионер Гарднера). В 1811 году завод приобрел московский купец Алексей Гаврилович Попов. Наряду с высокохудожественными росписями на западноевропейские сюжеты и исполнением на заказ «крылатых» сервизов, фабрика Попова занималась и поставкой посуды в русские трактиры. Такая посуда получила название «трактирной». Ее отличала богатая и вместе с тем простая цветочная роспись и особая прочность. Для трактиров России Попов не стал делать тонкостенных чашек. В качестве дополнения к своим «трактирным» чашкам и тарелкам Попов заказывал в Жостово большие опять же «трактирные» подносы. Ресторанная посуда, произведенная этой фабрикой, отличалась своим качеством от изделий других фирм.
Глава 4 Фарфоровые войны, или Подлинная история гжельского фарфора
Отшумел XVIII век… Закончился первый, самый трагичный этап в истории русского фарфора. Драгоценный фарфор сулил и баснословные богатства, и смерть. И дальше картина не меняется. Только «театр военных действий» из Москвы и Петербурга переносится в гжельские земли, поскольку овладевать фарфоровым искусством гжельские гончары стали позже, в начале XIX века.
Деятельность простого русского крестьянина-гончара обычно ограничивалась изготовлением в зимний период горшков всевозможных форм, кринок, кувшинов. Женщины и дети занимались еще и игрушечным промыслом. И на все шла глина, изделия из нее получались толстостенные, крепкие, способные выдержать огонь русской печки, где температура доходила до 300 градусов.
В гжельской керамике господствовала майолика с кирпично-красным черепком, а в 1802 году близ деревни Минино была обнаружена светло-серая глина, что и положило начало производству полуфаянса – керамической массы, по составу близкой к фаянсу.
Изделия из полуфаянса покрывались прозрачной глазурью, реже белой эмалью и имели светло-серый более толстый, чем у фаянса, черепок, который, правда, отличался меньшей прочностью. Изготавливали его из серой глины – так называемой «мининки» (благодаря местонахождению у деревни Минино). Изделия имели приземистые, устойчивые формы, для которых мастера выработали оптимально простую и вместе с тем декоративную роспись, синим по белой глазури. Полуфаянс прославил Гжель в конце XVIII века.
Однако на достигнутом гжельцы не остановились. В начале XIX века мода на хрупкий фарфоровый товар, наконец, докатилась и до русской глубинки, и первыми отреагировали на нее именно гжельцы.
В отличие от производства фаянса, полуфаянса и майолики изготовление фарфора не имело традиций среди гжельских крестьян-гончаров. Фарфор стал связующим звеном между исконно русскими народными промыслами и европейскими большими стилями, такими как ампир[27], бидермейер[28] и второе рококо. Но простому удельному крестьянину, посвятившему всю жизнь работе на гончарном круге, так до конца и не удалось приобщиться к европейской культуре. Мифологические сценки на фарфоровых тарелках, рокайли на вазах, изящные статуэтки из комедии дель арте[29] просто не могли производиться из глины грубого помола с сероватым оттенком фарфоровой массы, да и живописцы и скульпторы не имели за плечами опыта передачи пластики обнаженного или полуобнаженного тела. Завиточки на посуде, напоминающие о прекрасной эпохе Луи XV, тоже не отличались особым изяществом. Русский мужик, расставшись с гончарным кругом, не мог вдруг в одночасье приобщиться к аристократическому рафинированному художественному языку. Редкие мастера способны были преодолеть в себе свои многовековые корни крестьянской традиции, табу на изображение обнаженной натуры, тягу к многословному яркому орнаменту и приблизиться к утонченному стилю ведущих (хотя бы русских) мануфактур. Откровенно говоря, не всегда удавалось это и промышленникам Кузнецовым, вкус которых во многом так и оставался крестьянским.
Спрос на фарфор (пока любого качества)
Первый гжельский завод, производящий фарфоровые изделия, был построен в деревне Володино в 1802—1804 годах крестьянином Павлом Куликом (Куличковым). Это самая загадочная и трагичная фигура в истории гжельского фарфора. Известно, что он был перебежчиком. До начала своего предприятия он работал на заводе Отто в Перово, где трудились рабочие, перебежавшие, в свою очередь, с фабрики Гарднера. Так было и в Европе, и в России. Первым гжельским арканистом стал тот же Павел Кулик (Куликов или Куличков). Чтобы никто не узнал тайну изготовления фарфора, Кулик имел одного единственного рабочего (его фамилия или прозвище было Сологай, по другой версии – Срослай), а главную работу – изготовление фарфоровой массы, глазури, красок – делал самостоятельно, дабы никто не узнал ноу-хау. Русский англичанин Франц Яковлевич Гарднер – основатель первого в России частного завода – тоже хранил в тайне секреты своего производства, не показывая никому из крепостных всех процессов и обманывая тем самым соседних помещиков, отправлявших к нему на работу своих крепостных и полагавших, что «их рабы поймут все искусство, как делать фарфор» и хозяева тогда заведут собственные фабрики. В Европе при дворе Августа Сильного тайну сохраняли иным способом: в самом начале, перед тем как переступить порог святая святых – фарфорового производства, рабочий клялся не выдавать ни при каких обстоятельствах священной тайны. Да и в самой мастерской никто толком не знал, что он делает в настоящий момент, поскольку переговоры были запрещены, стояла тишина, и никто не знал, что творится в соседних помещениях. Все было известно лишь Иоганну Беттгеру и его помощникам, Бартоломеи и Штейнбрюку.
Русский алхимик Кулик надеялся, что его фабрика с одним посвященным лицом Сологаем будет единственной производящей фарфор на гжельской земле. Однако его надеждам не суждено было сбыться, и тот самый единственный рабочий Сологай, которому Кулик доверил тайну, выдал ее двум гончарам Храпунову и Гусятникову, к тому времени уже владевшим предприятием, производящим тонкую майолику. Скорее всего, в великую тайну фарфора был посвящен и Яков Кузнецов. А может быть, Яков выведал секреты производства на другом предприятии, у Фомина, основанном в деревне Кузяево в начале 1800-х годов. Завод Никиты Храпунова открылся там же в 1815 году. Рецепт изготовления фарфоровой массы был выведан у Павла Кулика сыном Никиты Герасимом. Согласно легенде Герасим Никитич Храпунов и Е.М. Гусятников (возможно, Иван Семенович Копейкин) тайно пробрались в мастерскую Куликова (Сологай не препятствовал), срисовали горн и захватили образцы сырья. В результате тайна фарфорового производства стала известна сразу нескольким гжельцам. Разгневанный предательством доверенного лица, подвыпивший Павел Кулик в ярости бросился на Сологая, но сам был убит своим помощником. Сложно хранить тайны в условиях жесткой конкуренции… Скорее всего, на Сологая оказывали давление, его пытались споить, уговаривали, угрожали, в результате чего он просто не выдержал и передал тайну производства. В результате после смерти Кулика Гусятников, Храпунов и Кузнецов основали собственные фарфорово-фаянсовые заводы. Заводы Храпунова, Гусятникова и Кузнецова с самого начала своего возникновения вырабатывали фарфор, что было по тем временам баснословно дорого. Завод «того самого» Храпунова просуществовал до 40-х годов. На нем была произведена скандально известная статуэтка монаха, в снопу на спине у которого спрятана девушка (1818). После закрытия завода предприимчивый внук основал фирму Храпунова-Нового. Изделия выпускались довольно посредственного качества, больше производства не расширялись. Однако он вплоть до революции продержался на плаву. Его никто не захватывал и не предлагал купить. Наверное, по старой памяти Матвей Сидорович Кузнецов не обижал свояка. Что же до завода Гусятникова, то он несколько десятилетий влачил жалкое существование, пока окончательно не исчез из истории. Самым жизнеспособным из «заговора трех» оказался завод Якова Кузнецова, опередившего своих гжельских коллег. Старообрядцы везде, где бы ни работали, выказывали всегда невероятную работоспособность и предприимчивость.
Близ деревни Кузяево находились залежи той самой глины, которая служила сырьем для большинства первых фарфоровых заводов Гжели. Скорее всего, это была жировка. Это на ее добычу хотел наложить вето арканист Императорского фарфорового завода Д.И. Виноградов.
Итак, сырье – уникальная гжельская глина – находится у Якова Кузнецова под ногами, не нужно тратить деньги на его длительную транспортировку; лес для длительного процесса обжига керамических изделий тоже рядом, леса здесь густые.