Кузнецовы. Монополисты фарфорового производства в России
Шрифт:
Дети купца-старообрядца Ф.А.Гучкова, председателя Преображенской общины, под жестким давлением со стороны митрополита Филарета[34], сославшего их отца в Петрозаводск, во имя карьеры в правительственных кругах отказались от своего вероисповедания. Вскоре Е.Ф. Гучков стал московским городским головой.
После смерти Николая I получение московского гильдейства для старообрядцев стало более доступным, и Сидор Терентьевич, отказавшись от титула «рижского купца», стал купцом Москвы, где он и обосновался неподалеку от своей родной Рогожской общины – на Рогожском валу.
Глава 7 Друг Сафроныч
На Дулево и Риге Терентий не остановился. Его давней мечтой было приобрести завод у Антона Трифоновича Сафронова, располагавшийся в соседней с Дулево деревне Коротково. Основанный в 1814 году, он был одним из самых лучших предприятий Гжели и третьим по
А еще фарфор у Антона Трифоновича отличался особой белизной и качеством. Изо всех сил работая на состоятельную публику, он на своем предприятии разработал уникальную красочную палитру, рецептура которой тщательно охранялась.
Наиболее эффектными были изделия с крытьем кобальтом[35] и желтой, розовой, малиновой красками. Сначала все изделие покрывалось тонким слоем краски, а потом в крытье прочищались белые полосы – резервы. В них, орудуя кистью и пером, живописцы размещали букеты цветов, золотые гирлянды узоров, эмалевые украшения в виде птиц и цветов, а также фигурки модников и модниц. Применялось полированное золото. Матовое золото цировали (гравировали) твердым агатом; рельефное золото накладывалось на слой мастики. Своих красок в России не было, и особо ценились живописцы, знавшие рецептуру красок. Она хранилась в тайне.
В 1810-е годы сначала на заводах Попова и Гарднера, затем Сафронова появились оригинальные предметы чайной посуды: высокие кофейники, чайники, ручки и носики которых были выполнены в виде птиц, их крыльев или в виде птичьих голов. И даже без росписей они были главным украшением чайного стола.
От переговоров с Кузнецовым Сафронов отказывался, однако вскоре предприятие попало сначала в аренду (с 1851 года), а затем было выкуплено Терентием после смерти владельца у его потомка. Сложно сказать, зачем владельцу предприятия-гиганта в Дулеве понадобился этот небольшой строптивый заводик. После смерти Сафронова он был расширен, на нем трудилось порядка 400 человек, но через несколько лет, после 1853 года, он прекратил свое существование. Хозяин перевел производство в соседнее Дулево. Скорее всего, перекупка его была делом престижа. Завод в Коротково являлся лучшим в Гжели, и, заполучив его и химическую лабораторию, Терентий устранил своего основного конкурента. Теперь лучший завод в Гжели был в Ново-Харитонове. Сейчас деревня Коротково слилась с Дулево, и место, где стоял завод, теперь неизвестно, и только его продукция хранит воспоминания о некогда процветающем предприятии.
В музеях России есть посуда с синим клеймом С, но относится она уже к периоду после 1853 года – стиль другой. Что это? Может, Терентий по формам Сафронова сразу после его смерти принялся выпускать эту посуду? Или сам Сафронов не умер, а жил и продолжал изготавливать свои чудесные по цвету и форме предметы…
Такой вот миф о Сафронове родился в те давние времена. Всегда кажется, что искусный мастер жив и втайне продолжает свою работу.
Глава 8 Сидор Кузнецов. Выбор своей рыночной ниши
В 1854—1855 годах Терентий и Анисим, а также их сыновья произвели семейный раздел производства. Главным наследником имущества стал старший сын Терентия – Сидор (1806—1864). Ему достались главные заводы – Дулевский, Рижский и в деревне Коротково. Завод в Ново-Харитонове, откуда начиналась промышленная карьера деда, стал собственностью сыновей Анисима Николая и Андрея, а Емельян (1823—1854/55) – второй сын Терентия – предпочел денежную компенсацию.
В результате сложившейся иерархии главой клана Кузнецовых стал Сидор Терентьевич. Новых приобретений за это время он не сделал. Он просто распоряжался вверенными отцом заводами, и главное – он занялся рекламой собственной продукции, чего не делал до него никто в роду. Терентия Яковлевича больше интересовало наращивание производственных мощностей и борьба за рынок сбыта. Сидор же занялся работой менее глобального масштаба. Она на первый взгляд была неприметна и первоначально приносила расходы, зато продукция Сидора Кузнецова стала узнаваема и приобрела известность.
Первой выставкой, в которой приняла участие тогда еще не столь могущественная фирма Сидора Терентьевича Кузнецова, была Рижская выставка сельскохозяйственного производства и фабричных изделий 1853 года. Продукция фабрики заслужила благоприятные отзывы и похвальный лист. Однако Рижская выставка при всей ее солидности и основательности все-таки была мероприятием местного значения.
Более серьезным испытанием
Для достижения подобных целей фабриканты использовали разные, не всегда честные, средства: оговаривали товар купца, призвав потребителя не покупать его изделия по ряду причин, разведывали секрет красок и росписей, подделывали клеймо более популярной фирмы. На худой конец можно было поджечь фабрику противника – классическое средство. Весьма характерным эпизодом в подобных интригах стала история про купца Кокошкина, упоминаемая в книге Н.В. Черного «Фарфор Вербилок»:
«Какой-то остзейский немец предложил Кокошкину купить секрет новоизобретенного производства фарфоровой глины, придающий изделиям необыкновенную прочность и блеск. Ожидая значительных выгод от этого дела, Кокошкин приобрел новооткрытый секрет за довольно крупную цену, устроил завод где-то за Москвой-рекой, нанял мастером самого изобретателя с хорошим, разумеется, жалованием и открыл магазин у Никитских ворот. Дело сначала пошло довольно бойко: фаянсовая и фарфоровая посуда хорошо продавалась в Москве и на Макарьевской ярмарке. Ободренный заводчик взял поставку узорных изразцов по старинным рисункам для печей и возобновляемых кремлевских теремов и, кроме того, приготовил к открывшейся тогда в дворянском собрании мануфактурной выставке роскошный фарфоровый туалет (столик с зеркалом (зеркалами), перед которым одеваются, причесываются. – Прим. ред.) с живописными бордюрами и выпуклыми цветами, в который вставлены были серебряные, специально заказанные принадлежности.
В надежде, что эта изящная вещь будет куплена в дом какого-нибудь миллионера или даже для двора, ей назначили баснословно дорогую цену. Между тем в городе стали ходить слухи, что на завод Кокошкина возят по ночам для примеси к глине такой продукт, который до сих пор употреблялся только в иных местах для унавоживания полей, и хотя изделия нашего заводчика не отличались никаким специфическим запахом, но их перестали покупать, и самое название “кокошкинская посуда” сделалось бранным словом».
Помимо продукции Кузнецовых в выставке были представлены изделия Императорского фарфорового завода, завода Гарднера (управляемого Петром Гарднером), малоизвестного сейчас завода Семенова и, наконец, завода «хозяев выставки» братьев Корниловых[36], предприятие которых было на тот момент самым молодым. В состав комиссии, занимающейся оценкой качества и художественного уровня минералов, строительных материалов, гончарных и стеклянных изделий, входил В.С. Корнилов, который и обеспечил успешное продвижение своей продукции, а также получение самых лестных ее оценок. Сидор Терентьевич Кузнецов в Петербурге пока еще не был таким полновластным «хозяином положения», как Корнилов, имевший там оборудованный по последнему слову техники завод. И потому его фирма получила на этой выставке просто почетный отзыв (все равно что не получила ничего). «Обозрение Санкт-Петербургской выставки русской мануфактурной промышленности 1861 года», упоминая продукцию Кузнецова, явно занижало оценку, но реальность была такова, что на тот момент его фарфор действительно еще не мог по художественному уровню и качеству составить серьезную конкуренцию перечисленным выше предприятиям. Следует отметить, что в выставке принимала участие продукция только Рижского завода. Почему же не Дулевского, фарфор которого мог выглядеть более презентабельно? Скорее всего, причиной продвижения продукции именно рижского филиала стала дешевизна ее транспортировки в Петербург по морю. Транспортные затраты на вывоз из дулевской глуши были значительно выше. Да и сама подготовка к выставке стоила недешево. В трезвом купеческом уме Сидора Терентьевича, видимо, отсутствовала идея презентации редких высокохудожественных изделий. Главным тут было просто поучаствовать в престижном и дорогом мероприятии. К заведомо убыточному шикарному показу своей посуды родитель Матвея Кузнецова готов не был. Вот характеристика продукции рижского купца г-на Кузнецова, отраженная в «Обозрении выставки»: