Квантун
Шрифт:
– Мне двадцать семь…
– А вы неплохо сохранились!
– Глаза, волосы?
– Ох, не помню. Шатен, кажется.
– Во что был одет?
– Мешковатые брюки, поношенный сюртук песочного цвета…
– Высокий?
– Признаться, не знаю, так как видел я его уже лежачим. Оценить не сумел.
– При нем были какие-нибудь вещи?
– Кажется, никаких… Я бы заметил.
– Кругом, вероятно, собралось немало зевак?
– Вы правы: обступили так, что не подойдешь. Будто эпилепсии никогда не видели!
– Многие действительно с нею не сталкивались.
– Это отнюдь не
– На все. Благодарю вас, – намек врача Антон Федорович понял правильно.
– С вас, кстати, рубль с полтиною, – напомнил эскулап.
– За что же?? – ахнул коллежский секретарь.
– Как же? За осмотр!.. Ну хорошо, так и быть, раз вы пытаетесь найти мои часы, с вас рубль.
Покрасневший письмоводитель никак не рассчитывал расставаться с целковым. Но деваться было некуда, а спорить Антон Федорович посчитал ниже своего достоинства. Проныра-доктор знал, как заработать.
Положив на стол серебряный рубль, Горский откланялся. У самой двери он вдруг обернулся.
– Вы точно помните, что обратились в полицию на следующий день после кражи? – спросил он.
– Вот вам крест, – Иван Иванович усердно перекрестился.
– Благодарю вас, доктор!
Серебряный рубль был потрачен не зря.
2. Антреприза
После встречи с влиятельным господином нервы Кондратия Яковлевича вернулись в устойчивое состояние. Безусловно, он не мог быть полностью доволен разговором, ибо моментального решения не последовало, но не стоит желать журавля в небе, когда нет и синицы в руках. Всему свое время. Покровитель всегда держит слово, а значит, что-нибудь обязательно для него придумает.
Воскресенский умиротворенно пил чай, поглядывая на высокие тополя Бибиковского бульвара. За окном камеры сновали прохожие, проезжали экипажи, ругались извозчики, грохотали трамваи. Приличная публика прогуливалась по аллее, отдыхала на скамейках. Городская суета многих господ страшно угнетала, а Кондратия Яковлевича напротив – ободряла. В этой суете он ощущал гармонию, чувствовал себя в своей тарелке.
Вторая половина дня началась с визита очередного свидетеля. Свидетель этот прибыл несколько раньше положенного, чем вызвал некоторое неудовольствие его высокородия. Гнев Воскресенского был связан исключительно с отсутствием письмоводителя, Антона Горского. Антон Федорович зарекомендовал себя человеком весьма пунктуальным и в высшей степени ответственным, поэтому к означенному времени начала допроса, безусловно, явится, думал Кондратий Яковлевич. Тут не может быть и сомнений. Иначе кто будет записывать? Но и заранее, скорее всего, ожидать коллежского секретаря не стоит – у этого молодого человека всегда находится масса дел, каждая секунда для него на вес золота.
Свидетелю ничего не оставалось, как смиренно дожидаться начала допроса. Впрочем, сам виноват. Судебному следователю за неимением занятия более важного, чем чаепитие, пришлось имитировать работу, просматривая и перекладывая старые показания.
Видавшие виды незамысловатые настенные часы мерно
Отрезок до означенного срока пролетел для Кондратия Яковлевича мгновенно. Подняв глаза и обратив их на стену, статский советник к своему глубочайшему удивлению обнаружил, что минутная стрелка приблизилась на критическое расстояние к римской двойке. Брови Воскресенского поползли вверх, от растерянности раскрылся рот. Горского отчего-то всё еще не было.
Боявшийся сказать слово свидетель, воспользовавшись конфузливым состоянием судебного следователя, осмелел и пошел в наступление:
– Прошу прощения, ваше высокородие. Не пора ли начинать?
Кондратий Яковлевич нервно дернул уголком рта, неохотно повернул голову в сторону ожидавшего господина.
– Сейчас начнем, – холодным тоном произнес Воскресенский перед тем, как выйти из камеры. Он отправился в полицейский участок (то есть в соседнее помещение) просить пристава позволить ему воспользоваться услугами полицейского письмоводителя за отсутствием своего собственного.
– Не жирно ли вам, Кондратий Яковлевич, держать в письмоводителях коллежского секретаря? – донельзя саркастически и едко бросил пристав. – Теперь вот пожинаете плоды.
Необоснованный укол в свой адрес статский советник пропустил мимо ушей. Ни о каком высокомерии Антона Федоровича не могло идти и речи. Ну и что же, что письмоводитель – чиновник X класса? В Окружном суде еще и не такое бывает.
«Но где, черт возьми, Горский??»
Воскресенский начал допрос при содействии полицейского чиновника. Ждать более не было никакой возможности. Очень уж неловко выходило перед свидетелем.
Между тем Антон Федорович как в воду канул. Кондратий Яковлевич забеспокоился: хорошо ли с ним всё? Быть может, что стряслось… Быть может, несчастье… То и дело терял нить разговора, забывал вопросы, которые собирался задать. Судьба Горского была ему отнюдь не безразлична.
Допрос с горем пополам кончился. Еще никогда судебный следователь Воскресенский не терпел подобных фиаско. Итог беседы с заранее прибывшим господином оказался неутешительным: ничего стоящего узнать не удалось. Честно признаться, Кондратий Яковлевич не шибко и стремился узреть правду, ибо его мысли витали если не в облаках, то где-то рядом. Отсутствие письмоводителя не давало ему покоя.
Антон Федорович откинул серебряную накладку и поглядел на эмалевый циферблат карманных часов «Павел Буре». Времени до начала допроса оставалось намного меньше, чем он рассчитывал, однако его вполне хватало на неблизкую прогулку до Бульварного полицейского участка, в котором держал камеру судебный следователь Воскресенский. Чтобы уж точно не опоздать, коллежский секретарь решил подъехать на трамвае с пересадкой у нового Оперного театра, открытого в сентябре прошлого года. Трамваи ходили от Андреевской церкви, поэтому молодому человеку достаточно было подняться обратно по спуску. Путь наверх он преодолел за считанные минуты.