La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Ага.
Отец заводит меня в общую большую комнату, прокручивает вокруг моей оси, словно свою пару в совместном танце, и предлагает сесть на диван рядом с ним.
— Дашка, — обнимает за плечо, бережно, как фарфоровую статуэтку, укладывает к себе на грудь, растягивает мои руки, принуждая обхватить его тело, — как дела?
— Нормально, — шепчу в его домашнюю футболку.
— А чего грустишь? — укладывает свой подбородок на мою макушку.
— Показалось. Я не грущу.
— Слушай, я же не слепой, — водит по моим подобранным волосам своей горячей, пахнущей привычным
— Все хорошо, — еще разочек заверяю.
— Ты язвишь! — останавливается, несколько секунд обдумав, продолжает. — Сильно кусаешься! — и снова тишина, а потом, через мгновение, опять его удар. — Дико оскаливаешься! — усмехается, смешно шлепая губами. — Бр-р-р! И постоянно держишь оборону! — теперь надолго замолкает, видимо, предполагая какие-то варианты моего странного по общечеловеческим понятиям поведения. Придумав что-то подходящее моменту, наконец-то, задает вопрос. — Неприятности на работе? Я прав?
— Нет, — для еще большей убежденности мотаю головой.
— Обижают твари? — шипит в макушку.
— Нет, — добавляю амплитуды в свой ответ.
Просто по щекам бьют, отец! Лупят, как боксерскую грушу! Без письменного или устного предупреждения и каких-либо шансов на оборонительную перегруппировку. Раз! И на тебе размашистый удар! Наотмашь и без сожаления! Так только оскорбленные и обманутые бабы могут. С остервенением дубасить никчемных любовниц своих мужей. Я понимаю, она, та Станислава, нашла великолепную, подходящую ей по весу, мелкую тщедушную девчонку! Обида просто гложет, пап! Неделю точно совесть или все же мозг не замолкает. И еще, бесплатным бонусом, этот странный Вячеслав!
— Ты вечерами находишься дома, Дашка. Растеряла компанию? — отец развивает интерес. — Поссорились? Или ты характер показала? Обидела кого? В чем дело?
— Нет.
— Отказываешь сестре…
Я так и знала. С этого и надо было начинать! Ксения слезливо обработала отца. Вот же хитрая зараза! Решила, видимо, измором взять меня!
— Зачем я ей там? Он приехал к ней.
— Тихо-тихо. Он приехал ко всем, к нам. Сергей с ним тоже виделся.
— Еще бы… — выказываю недовольство, мягко прокручиваюсь в руках отца и укладываюсь на спину, выдергивая застрявшие в складках его одежды выпотрошенные из прически мои волосы, располагаю голову на большой мужской груди и снизу рассматриваю его сосредоточенное, внимательно следящее за мной лицо.
— Надо общаться, рыбка. Нельзя дистанцироваться, отгораживаться и теряться — замыкаться нельзя. Ага?
— Я общаюсь.
У меня даже работа такая! Общительная! Иногда, правда, с некоторыми последствиями! В том числе, отрицательного характера. Я не жалуюсь, прекрасно понимаю — в жизни всякое бывает. Нормально! Переживем! Тем более что досадное недоразумение приходит крайне редко. Например, тогда, когда я попадаю на, так называемых, «жителей не своей страны и социального уровня, или прибывших в командировку с другой планеты счастливо женатых мудаков». Недопонимание, недоговорки, и тому подобное, как правило, вызывают очень яркий, а главное, болюче-жгучий эффект.
Бесцельно трогаю рукой избитую неделю назад щеку. Но почему-то
«На ваш персональный счет за номером таким-то зачислено столько-то… Желаете все сразу спустить? Или растратим по частям?».
Коллеги! Люди из одного рабочего «учреждения». У нас один работодатель, но разные должностные обязанности и, соответственно, оклад, надбавки за сложность, напряженность и ненормированность стандартного трудового дня на пятидневной рабочей неделе. Точка! Он охранник, сторож, по совместительству — вахтер, консьерж, швейцар, мужчина «открой-закрой-не заслоняй». А я… Я кто? Какая разница! Речь сейчас не об этом, а о том, что я не та, за которую все эти сволочи в штанах с чьей-то, видимо, языкатой подачи принимают меня. Что это за разговоры:
«Мне это тоже нужно… Больше ничего… Спрашивай, что хочешь…»;
а потом:
«Не бойся, Даша, я тебя поймал… Кумпарсита… Кумпарсита, я хочу тебя поцеловать…».
Ты обалдел, козел?
Все в тот момент и выяснили! Нет проблем! Теперь наш речевой оборот довольно скуп — и слава Богу! Например, «Привет» — в тот день, когда я в благожелательном настроении, «ага» — когда, так уж сложилось, не до особой вежливости; моя любимая «гробовая тишина» — когда… Его глаза внимательно рассматривают меня. Достал, если честно!
— Все готово, Смирновы! — располагаясь в дверном проеме, смеющаяся мама поглядывает на нас. — Подъем, а то там все остынет. Ксюшка будет причитать, что вы опять не оценили ее поварской талант.
Какой там талант! Мама издевается и, похоже, шутит. Наша Ксюшка умеет заваривать лишь черный чай, зеленый в ее талантливых ручонках просто тухнет, лист задыхается от той высокой температуры, которой потчует его моя сестра. И все, на этом все — довольно! Кофе — однозначно не ее напиток! Разве, что только хлеб порезать ровно может и то — очень медленно, глубоко вздыхая, посматривая по сторонам, внимательно оценивая окружающую обстановку. Сестричка ищет помощь, чтобы с возложенной обязанности быстренько слинять.
— Так! — отец отталкивается от диванной спинки и поднимает нас. — Оля, мы сегодня с тобой в гордом одиночестве. Представляешь, душа моя? Дом наш!
— М? — мама округляет глаза, демонстрируя недоумение. Ой-ой-ой, тоже мне актрисуленька нашлась! — Как так вышло, Алеша?
— Дашка идет на встречу с прибывшим на очередную побывку Святославом. Твой молочный сын, одалиска, пригласил наших девочек на ни к чему не обязывающее, кроме шуток и плодотворного общения, свидание. Дашка только что громко произнесла свое «да»! Ксения! — отец растирает средним пальцем бровь. — Ксю-Ксю, иди-ка сюда!