Лабиринт Ариадны
Шрифт:
— Действительно? — он поднимает густые темные брови, глаза цвета моря сверкают, словно над волнами проносится зарница.
И склоняется ко мне, не давая отпрянуть и избежать своих губ.
Его поцелуем невозможно напиться. Он словно жажда и избавление от жажды в одном.
Его поцелуй невозможно прервать. Воспоминания вспышками разрывают мой разум, смешивая прошлое и настоящее. Мне не казалось, мне не приснилось, я не придумала себе безупречного бога, в чьих объятиях я провела самую огненную ночь в своей жизни.
Подаюсь
— Мне кажется… — говорит великолепный бог, с каждым словом касаясь губами моих губ. — Мы хорошо знакомы. Твое тело меня точно узнает. Ну же, Ариадна…
Я пью его дыхание, чувствуя, как скучала по нему. По его вкусу, запаху, теплу. Мне казалось — я совсем забыла о той ночи, но каждый поцелуй проламывает стены лабиринта, одну за другой, пока мы не оказываемся в его середине, где таится самое главное сокровище и скрыт самый страшный монстр.
— А разум? — тону в морской синеве его глаз, немыми губами споря с судьбой. — Или нужно только тело?
Он… отпускает меня.
Смотрит молча секунду или вечность — не разобрать. А потом вытаскивает из кармана расстегнутых джинсов телефон. Через экран тянется ветвистая трещина, словно бог грома поразил его своей молнией — но он работает, и мой прекрасный бог поворачивает его ко мне.
Осторожно наклоняюсь, щуря глаза.
Сердце сжимается от щемящего чувства — на экране моя заявка на конкурс. Моя игра.
— Не знаю, кто такая Ираида Войнова, — говорит он. — Но точно знаю, что это написала ты. И это тоже ты…
Он листает что-то на телефоне и вновь поворачивает его ко мне. Логотип «Лабиринта» заставляет меня сглотнуть колючий комок в горле.
— Нет, — говорю твердо. — Это не я. Это…
— Я встречался с твоим начальником. Он мне все рассказал.
Меня сметает с кровати в мгновение ока. Сдергиваю футболку со спинки стула и ныряю в нее с головой.
Я одета. Теперь я одета и готова.
Готова к бегству.
— Ник все рассказал? Про меня?
Ненавижу свой голос. Он становится слишком высоким, писклявым. Это от ужаса. Или отвращения. Не знаю, чего больше.
— Про то, кто сделал эту игру. На самом деле.
— А еще?.. Что еще он рассказал? Про то, что мы с ним…
— Про то, что он был твоим любовником.
Синие глаза темнеют — над морем начинается шторм.
Мне хочется зажмуриться. Но нельзя. Нельзя бежать зажмурившись, когда спасаешься из лабиринта, в центре которого таится самый страшный монстр.
Я сама.
Горло сжимают невидимые пальцы паники.
— Любовником… — пытаюсь набрать воздуха в легкие, но его не хватает в этой душной комнате без окон. — Он рассказал, да? Как я прыгнула к нему в постель? Что вообще люблю прыгать в постель к мужикам из геймдева? Что верю обещаниям взять меня замуж? Вы посмеялись над тем, как меня легко развести?
Шаг за шагом отступаю от кровати.
— Поэтому… — перевожу клокочущее истерикой дыхание и нащупываю ручку двери. — Поэтому ты сказал — будущий муж, да? Я теперь переходящий приз? Почетная подстилка для разработчиков игр? Не хочешь еще у Мальцева благословение получить? Я с ним тоже трахалась! Ник и это рассказал? Рассказал?!
Глава пятьдесят первая. Ариадна на Наксосе
Он поднимается с кровати — несколько движений. Сначала опереться на локоть, потом спустить ноги, оттолкнуться ладонью, встать и сделать два шага ко мне. Но эти движения сливаются в одно, медленное, текучее, завораживающее.
Он рядом — и потом у меня за спиной, заслоняет дверь.
Он такой большой, что мне приходится задирать голову. Такой живой, что все вокруг кажется картонными декорациями. Даже я. Такой притягательный — больше всего сейчас я хочу прижать к его груди ладони, прильнуть всем телом, слиться.
Он наполняет пространство вокруг звоном и запахом нагретой земли.
Теперь, чтобы сбежать — мне надо дотронуться до него, но я понимаю, чем это кончится. Он не отпустит — потому что я сама не смогу уйти. Магнетический, завораживающий…
Так было и в ту ночь.
— Что… Что сказал тебе Ник?.. — тихо спрашиваю я полуосипшим от надсадной истерики голосом. — Что?
— Словами? — он протягивает руку, и ладонь ложится на мою щеку. Нежная, шероховатая, теплая. О нее хочется потереться. — Я не слушал. Человеческие тела говорят куда яснее слов, Ариадна.
— Я Ираида! Меня даже зовут не так, как тебе хочется! С чего ты вообще решил, что я…
— Что ты моя Ариадна? — сверкает белоснежный жемчуг зубов. — Я не настолько безумен, чтобы спутать тебя с другой. Если только у тебя нет сестры-близнеца, что смеялась в моих объятиях, зажгла любовь в моем сердце и сбежала поутру.
Мне кажется, рядом с ним все мои страхи осыпаются старой листвой, как осыпалась с меня одежда. И я чувствую, как проклевываются внутри нежные зеленые почки, внутри которых — жизнь. Но мне страшно. Все еще слишком страшно, чтобы разрешить ему раздеть меня и увидеть обнаженную душу.
— А… — тяну я насмешливо, не отрывая взгляда от темного шторма в глазах цвета моря. — Просто не можешь смириться, что кто-то посмел бросить такого красавца? Нечасто случается, что от тебя сбегают одноразовые любовницы?
— Никогда. — Он кладет вторую ладонь на другую щеку и склоняется так близко, что я чувствую его дыхание, ароматное, как терпкое вино. — Не имею привычки просыпаться в одной постели с «одноразовыми любовницами».
Губы слишком близко, чтобы устоять. Я еще чувствую отголоски их вкуса на своих, но мне уже хочется еще. Мне хочется его всего. А думать — не хочется. И тем более спорить с ним.