Лампа разыскивает Алладина

Донцова Дарья

– За глупость надо платить.

– Денег мне не жаль, – рявкнул Оболенский, – только проблемы они не решат. Пусть идет на аборт.

– Поздно уже, ей вот-вот рожать.

– Ну попал, ну попал! – заорал Роман. – Соня, если узнает, не простит!

– Попробуй поговорить с Белкиной, напугай ее!

– Да чем? Мужем? Ей, сама же говоришь, на него плевать! Разойдется и на мне совсем повиснет.

Ната прикусила нижнюю губу.

– Есть один аргумент. Когда поймешь, что беседа зашла в тупик, сурово скажи: «Вот что, дорогая, никаких дел с тобою иметь не стану, а если начнешь меня

преследовать, мигом расскажу, где надо, про случай в Лапине». Увидишь, после этих слов она шелковой станет, тише воды, ниже травы.

– А что случилось в этом Лапине?

– Неважно, – улыбнулась Ната, – просто оброни эту фразу. Кстати, я завтра уезжаю в командировку, оборудование для фирмы закупать, проведу в Германии около месяца, ты, в случае чего, звони на другой мобильный, запиши номерок.

– Хорошо, – мрачно согласился Роман, – давай цифры.

Оболенский замолчал и начал допивать чай.

– Вы поговорили с Олей? – спросила я, стараясь переварить услышанное.

Мы с Катюшей всегда наивно считали, что Ольга счастливо живет с Геной. Вернее, не так, счастливой Белкина при ее характере не будет никогда, но ее брак казался вполне стабильным, а жалобы на безденежье и невнимательность мужа ритуальными.

– Нет, – буркнул Роман.

– Почему?

– Она словно под землю провалилась, – пояснил Оболенский. – Хотел соединиться с ней сразу, после беседы с Натой, вышел во двор, а мне звонок: Соня почувствовала себя плохо, ее забирают в больницу. Естественно, я рванул в клинику, выбросив из ума всех, кроме жены и будущего ребенка!

Внезапно мне в голову ударила неожиданная мысль. Ребенок! Вот она, разгадка. Наверное, Роман решил отнять у Оли младенца, нанял киллершу, та напала на Белкину, схватила Гену и доставила его отцу. С женой Роман, небось, договорился. Если сейчас он скажет мне, что у него родилась двойня, то я права. Один из парочки – Гена.

– У вас ведь появились дети? – быстро спросила я.

– Да, – улыбнулся Оболенский, – только почему вы говорите во множественном числе? У нас девочка, назвали Женей.

– А мальчика? Мальчика нету? – настаивала я.

– Не получился, – развел руками Роман, – может, в следующий раз, если бог даст, сынишку родим.

Я сунула в рот чаинки, оставшиеся на дне чашки, и стала жевать листочки. Да, версия лопнула, не успев появиться на свет. И потом, Роман же говорил сегодня со мной по телефону как с Ольгой. Нужно быть гениальным актером, чтобы так правдиво сыграть негодование, злость и гнев, ведь он не знал, что трубку взял посторонний человек. Нет, увы, снова тупик. Роман тут ни при чем.

– Значит, с Белкиной вы не общались?

– Едва Соне стало лучше, я начал звонить Ольге. Только телефон постоянно твердил: «Абонент недоступен», – пояснил Роман, – каждый день я набирал и одно и то же слышал. Уже подумал было, что она номер сменила, и вдруг: «Алло». Ну и понесло меня по кочкам. Так зол был, что не понял, с кем разговариваю, услышал женский голос и завелся!

– Насколько я помню, вы были очень грубы.

– И что?

– Да так. Денег не обещали, не послушались Нату.

– Мой опыт подсказывает, что шантажист никогда не успокаивается, – рявкнул

Роман, – только дай копейку, через неделю затребует рубль. Нечего на меня так смотреть! Можете считать меня чудовищем, но смерть Ольги принесла мне одно облегчение, никакой скорби или горя я не испытываю! Да!

Я молча слушала Оболенского. Нет, похоже, он к исчезновению Гены и нападению на Олю не имеет никакого отношения. В противном случае начал бы сейчас плакать, причитать и говорить о своих нежных чувствах к Белкиной.

– И судьба ребенка вам безразлична? – решила я окончательно удостовериться в своих предположениях.

– Абсолютно! – отчеканил Роман. – Сейчас я стопроцентно уверен: он не мой сын.

– А если все же?

– Нет. У ребенка есть отец, пусть он его и воспитывает. Слава богу, кошмар закончен, могу больше не бояться за Соню, – откровенно обрадовался Оболенский.

Я вынула блокнот.

– Дайте мне телефон Наты.

– Пишите, – воскликнул Оболенский, – она вчера как раз вернулась из Германии.

Я молча достала блокнот. Похоже, Роман обрадовался сверх меры и расслабился, вон, даже не стал интересоваться, зачем мне Ната.

Домой я приехала совсем поздно, но Катя еще не спала.

– Можно? – всунула я голову в ее комнату.

– Входи, – улыбнулась Катюша.

– Ты ведь давно знакома с Белкиной?

– Всю жизнь, – ответила Катюня, – а что?

– Нату знаешь?

– Кого?

– У Белкиной имелась подруга, Ната!

Катюша нахмурилась.

– В первый раз слышу, что у нее были близкие люди, кроме нас. Ты ничего не путаешь?

– Вроде нет. С Натой Оля училась в одном классе.

Катя вздохнула.

– Ну, про школу ее я ничего не помню, мы посещали разные учебные заведения. Но, насколько знаю, Белкина тесно ни с кем не общалась. Ты ведь в курсе, какой она тяжелый человек. Только я у нее и была в юности, да и то… Ладно!

– Нет уж! Раз начала, так говори!

Катя села в кровати и поплотнее закуталась в одеяло.

– Дело давнее, вспоминать неохота.

– Связано с Белкиной?

– Ага.

– Тогда рассказывай.

– Но зачем? – вяло сопротивлялась подруга.

– Надо.

Катюша тяжело вздохнула.

– Наши отношения с Олей были спорадическими. В детстве мы одно время дружили, потом в школе дороги разошлись, позднее снова начали общаться, а на четвертом курсе разбежались, и, казалось, надолго. Белкина редко заходила в гости, а мне тоже недосуг было, да еще Сережка родился. Ты что-нибудь про его отца знаешь?

– Нет. Ты не рассказывала.

– Ага, – кивнула Катя, – Сережа сын профессора Шиманского, моего преподавателя. Знаешь, студентки частенько влюбляются в педагогов. Свои однокурсники кажутся им дураками, глупыми мальчишками, а тут появляется зрелый мужчина с благородной сединой, умный, обеспеченный. Вот и я попалась на крючок. Мы с Шиманским два года прожили, потом Сережка родился. Мой муж был категорически против беременности, а я родила. На том мы с ним и расстались. Шиманский, правда, денег давал и вообще первое время вел себя интеллигентно. На Сережку смотреть не хотел, знакомиться с ним не собирался, но обеспечивал сына.