Лампа разыскивает Алладина

Донцова Дарья

– Умерла, – кивнула я.

– А ребенок пропал?

– Верно. Вы знали, что она беременна?

Ната усмехнулась.

– Еще бы. Мы с Белкиной не разлей вода были.

– Очень странно.

Ната чихнула, вытерла нос рукавом хламиды и спросила:

– Почему?

– Оля ни разу о вас не рассказывала.

– Значит, невыгодно было. Оля всегда делала лишь то, что могло принести дивиденды только ей, любимой. А я ничего не слышала о вас. Пребывала в полной уверенности, что являюсь единственным близким для Ольги человеком. Впрочем, неудивительно.

Это ее всегдашняя тактика. Одному наплести, что она несчастная, получить то, что хочется, и к другому отправиться, там ту же песню споет и снова кусочек откусит.

– Белкина не была такой подлой! Занудой да, но столь гадкой, как вы говорите, нет! – воскликнула я.

Ната скривилась, вытащила сигареты и, не предлагая мне закурить, спросила:

– Вы что о ней знаете?

– Только самые общие сведения. Была замужем, довольно долгое время не имела детей, потом Гена погиб, а она…

– Что? – подскочила Ната. – Кто погиб?

– Супруг Белкиной, Геннадий.

Ната с такой яростью стала гасить в пепельнице сигарету, что превратила последнюю в бесформенные куски.

– Так он умер?

– Да.

– Инфаркт?

– Нет, автомобильная катастрофа, на дороге Лапин – Москва, Гена свалился в реку и утонул. Ольга страшно разнервничалась, спустя некоторое время родила мальчика, ну дальнейшее вы знаете.

– Вот оно что, – протянула Ната, – я ведь в Германии была, оборудование для фирмы закупала, с Белкиной последний раз говорила… э… дай бог памяти, незадолго до отъезда. Мразь она была, уж извините, конечно, о покойных плохо не говорят, да только хорошего о ней не скажу.

– Предполагаете, кто мог похитить ее ребенка?

Ната снова схватилась за сигареты.

– Ну… Небось та, которая отомстить захотела.

– За что?

Ната прищурилась.

– Знаете, чем Ольга занималась по жизни?

– Преподавала.

– Ерунда, – скривилась Ната, – два часа в неделю в заштатном вузе за две копейки. Разве это служба? Что, по-вашему, Ольга день-деньской делала? Что было для нее главным?

– Не знаю, – растерянно ответила я.

Ната хмуро усмехнулась.

– Отвечу. Главным для нее было жить хорошо, с комфортом, жить только ради себя, любимой, многих она обидела и не заметила. Дома вы у нее бывали?

– Нет, – снова растерянно ответила я.

– Почему же? Вроде родственница.

– Ну, – окончательно растерялась я, – во-первых, некогда, а во-вторых, она сама приезжала.

– Когда?

– Вы спрашиваете о частоте визитов?

– Да нет. Когда она являлась? Повод каким был? Голову на отсечение даю, просто так не приезжала.

– Вот здесь вы ошибаетесь, – покачала я головой, – прибегала пожаловаться, чаю попить, языком потрясти. Ну зачем мы к подружкам ходим!

Ната молча встала, вытряхнула окурки в помойное ведро, потом села, повертела в руках то, что осталось от пачки сигарет, и решительно ответила:

– У меня подруг нет, потому что, пообщавшись с Белкиной, я четко поняла – лучше не рисковать.

– Вы

о чем?

Ната кашлянула, помолчала, потом, приняв какое-то, похоже, непростое для себя решение, сказала:

– Ладно, расскажу кое-что, уж не знаю, поможет ли это в ваших поисках, да вдруг увидите профессиональным взглядом в моих словах некую зацепку. Бог весть ведь для чего мальчика похитили, говорят, деток иногда на органы разбирают.

Я вздрогнула.

– Говорите скорей.

– Конечно, я выдам сейчас чужую тайну, – протянула Ната, – но ведь Ольга умерла, муж ее тоже… Кстати! А что же будет с несчастным младенцем, если вы его найдете? Родителей-то его нет в живых.

– Усыновим, – рявкнула я, – рассказывай скорей, не тяни, дорога каждая минута. Вдруг мальчику и впрямь угрожает опасность.

– Спокойно, – подняла руку вверх Ната и начала повествование.

Оля и Ната познакомились в первом классе, их посадили за одну парту. Соседка Нате понравилась, Белкина была тихой, скромной девочкой, никогда не проявлявшей никакой агрессии. Остальные одноклассники самозабвенно делили территорию парты, чертили границу, ревниво следя за тем, чтобы чужой локоть не вторгся в их владения.

Белкина никогда ничем подобным не занималась. Еще она была нежадной и охотно делилась с Натой карандашами, ластиками, чистыми тетрадями и другой ерундой. Если отличница Ната вдруг забывала сделать уроки и по закону подлости именно в этот день ее вызывали к доске, Белкина быстро раскрывала учебник и начинала подсказывать. Ната же охотно предоставляла подруге для списывания тетради. В общем, они могли стать не разлей вода, если бы не привычка Оли рыдать и жаловаться по каждому поводу.

В уныние Белкина могла впасть из-за любой ерунды. Ну, допустим, шла утром в школу и забрызгала чулки. Любая школьница, случись с ней столь малозначительный конфуз, побежала бы в туалет и постаралась бы смыть пятна. Любая, но не Белкина.

Оля вытягивала испачканную ногу и начинала ныть:

– Вот! Испортила колготки!

– Ерунда, – отвечала Ната, – отстирается.

– Нет, пятна останутся.

– Эка печаль, купишь новые.

– Ага! А сейчас как?

– Замой в туалете.

– Не смогу.

– Почему?

– Неудобно, ноги мокрые станут.

– Ходи в грязных!

– А-а-а! Смеяться начнут, – рыдала Белкина, – вон Иванов уже пальцем тычет.

– Убери конечности под парту, он и перестанет, – справедливо предлагала Ната.

– Хорошо тебе, в чистых сидишь!

– Пошли в сортир, – рявкала Ната, – сама с тебя грязь смою.

Но если вы думаете, что, получив приведенные в порядок колготки, Ольга успокаивалась, то ошибаетесь, начинался новый раунд стенаний.

– Мокро, – причитала Белкина.

– Зато чистые.

– Холодно.

– Сейчас пройдет.

– Как это?

– Колготки высохнут.

– Нет! Не могу же их повесить на батарею.

– На ногах высохнут, долго ли!

– Ой, я заболею.