Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце
Шрифт:
– Отлично, - выдыхаю с облегчением.
Отойдя от шока, в который меня погрузило семейство Воскресенских, я забираю нож – и сама нарезаю запеканку. Хочется быть полезной хоть в чем-то. Ведь пока что я лишь прибавляю им проблем и забот. Скорее, мешаю, чем помогаю. Даже сейчас будто путаюсь под ногами.
– Константин Юрьевич, вы так хорошо справляетесь, - все-таки не выдерживаю, когда он приносит салфетки и, слегка отодвинув меня плечом, опускает стопку на стол.
– Зачем вам нужна была я? – становлюсь вполоборота, оказываясь с ним лицом к лицу.
– Да еще и на круглые сутки, - заканчиваю фразу совсем сипло, потому что мы стоим
– Может, я отдохнуть немного хотел, - усмехается он. Говорит в свойственной ему ехидной манере, но взгляд при этом серьезный.
– Больше внимания работе уделить. Я, кстати, планирую расширять штат юристов, - внезапно делится планами. – При всем моем богатом опыте и длительной адвокатской практике я никак не мог предугадать, что новая няня на моей кухне будет в снежки из муки играть.
Обезоруживает меня и словами, и улыбкой. Расслабленной, доброй, чуть укоризненной. Словно он с нашалившим ребенком общается.
– Этого не повторится, - шумно выдыхаю, на секунду забыв, что мы совсем рядом. Настолько, что я чувствую запах его шампуня, который смешивается с моим. – Извините, - и отворачиваюсь, переключаясь на запеканку. Раскладываю нежные, рассыпающиеся треугольники по тарелкам.
– Не извиняйся, Вера, - голос отдаляется, потому что Константин делает шаг в сторону, увеличивая расстояние между нами.
– И, зная своих лапочек, я со стопроцентной уверенностью могу сказать: повторится. И не раз, - смеется и вдруг опускает руку мне на плечо. – Мужайся, - похлопывает дружески.
Пока я размышляю, как реагировать на его жест, он уже обходит стол и садится напротив. Рядом устраиваются дочки, жадно поглядывая на ароматную выпечку. Облизывают губки, будто у них уже слюнки текут.
– Мама Вер-ра… Плосто Вела… А ты? – перебивают друг друга Маша и Ксюша. – Ешь, - командуют хором.
– Я не голодна, - откладываю нож. Вытираю руки о салфетку. – Приятного, - собираюсь уйти и оставить дружную семью наедине друг с другом. Но не успеваю и шага сделать.
– Мое присутствие портит тебе аппетит? – безэмоционально говорит Воскресенский.
– Или ты в запеканку что-то добавила, что сама пробовать не хочешь? – вопреки брошенному обвинению, отламывает внушительный кусок и пробует.
– Нет, - цокаю недовольно.
– Ни то, ни другое.
– С фигурой тоже все в порядке, так что ты можешь есть в любое время суток, - мельком пройдясь по мне взглядом, выносит вердикт. И на комплимент это опять не похоже, как и все, что он говорит.
– Не вижу объективных причин, почему бы тебе не присоединиться.
– Вы просто мастер дедукции, - язвлю, но сдаюсь. Устало сажусь на ближайший стул.
– Профессия обязывает, - оставляет за собой последнее слово.
Ужинаем в тишине, чтобы не портить друг другу ни аппетит, ни настроение. Я постоянно присматриваю за девочками. С удовлетворением наблюдаю, как они уплетают за обе щеки мою стряпню. Впервые за весь вечер ощущаю себя нужной. Если няня из меня никакая, то хотя бы накормлю детей вкусно. Да и папе, вроде бы, нравится. Только он не признается.
– Какие у тебя планы на ночь, Вера? – отставив пустую тарелку, неожиданно уточняет. Поперхнувшись, делаю глоток чая. И только потом отвечаю
– Два заказа. Если вы об этом, - импульсивно добавляю.
– Разумеется. А о чем еще?
– изгибает бровь. – Мы ведь обсуждали твою подработку. И мое обещание в силе: кухня у тебя в полном
– Я уложу девочек спать и приступлю, если вы не против. Постараюсь не шуметь, - заверяю его, а сама выстраиваю план, с чего начать готовку. Заказы, в целом, средней степени сложности. Я даже Матвея не дергала. Но времени отберут много. Несколько часов точно.
– Против, - Воскресенский резко встает. – Я дочек сам уложу. Работай.
И вновь меня терзает резонный вопрос: зачем ему я? Но повторить его вслух не рискую. Пользуюсь тем, что суровый циник идет мне на уступки. И стараюсь не думать о том, чем мне это грозит, когда придет час расплаты. Такие, как Воскресенский, ничего не делают просто так.
Глава 22
Константин
Свет на кухне горит до глубокой ночи. А я упорно пытаюсь это игнорировать. Дочки давно спят наверху, я склонился над бумагами в своем кабинете. Но абстрагироваться не получается. То и дело поднимаю взгляд на приоткрытую дверь. Немного непривычно, что в столь позднее время в доме кто-то есть, кроме нас с малышками. Хозяйничает, гремит посудой и изредка бубнит что-то, будто читает заговор.
Заставляю себя вернуться к работе, но внимание рассеивается. Перед глазами расплываются документы Славиных, Пономаревых и еще одно дело, которое я взял пару недель назад. Все они срочные и не терпят отлагательств. Особенно то, что касается Веры. Это отныне в приоритете.
– Так, и что мы имеем… - выдыхаю, пытаясь сосредоточиться, и переключаюсь на экран ноутбука.
Открываю базу моей фирмы, вбиваю в строку поиска фамилию Пономарев. Открываю все связанные с ним файлы. Тот пакет документов, что у меня есть, чуть облегчает задачу и одновременно запутывает клубок. Потому что теперь мне предстоит взглянуть на дело под другим углом. С позиции разведенной во всех смыслах супруги. И найти зацепки, которые помогут мне… похоронить самого себя.
– На хрена это мне? – в очередной раз задаюсь вопросом, но ответа так и не нахожу. Хрипло кашляю, прикрывая глаза ладонью. Даю себе секунду передышки.
Неосознанно прислушиваюсь к слабым, едва уловимым звукам, доносящимся из кухни. Втягиваю носом аппетитный аромат выпечки. Такими темпами у меня весь дом будет пахнуть Верой Сладковой. Все-таки девичья фамилия у нее говорящая. Словно специально для этой девушки-кондитера подбиралась.
Не выдержав, я откладываю бумаги и выхожу из кабинета. Не замечаю, как оказываюсь на пороге кухни и стопорюсь в дверном проеме. Взгляд скользит по аккуратной фигурке в поварском фартуке, суетящейся возле духовки.
– Не спится, Константин Юрьевич? – бесстрастно бросает Вера, как бы невзначай, будто говорит сама с собой или повторяет один из рецептов. При этом даже не оборачивается. Но чувствует мое присутствие.
– Не особо, - отодвигаю стул и занимаю место во главе стола, откуда открывается наилучший обзор.
Барабаню пальцами по дереву и наблюдаю, как Вера берет прихватку, открывает дверцу духовки и достает оттуда противень. Перекладывает поостывшие эклеры на блюдо и убирает в сторону.
– Говорят, плохой сон у тех, у кого совесть нечиста, - на миг она оборачивается, все-таки удостоив меня взглядом. Холодным и острым, как ледышка, сорвавшаяся с крыши десятиэтажного дома и летящая прямо в темечко. Меткое попадание – и ты труп.