Лауреаты
Шрифт:
– Да так, – говорю. – Ничего не вставилось.
– Ну понятно, – сказал Красовский.
И добавил:
– Если честно, мне не понравилось. Почему-то ты только все плохое собрал. Светлого нет. Еще и про меня забыл.
В общем, как соавтор Сережа меня вполне устраивает. Он талантливый и нахальный. Он человек действия. А я в большей степени созерцатель. И, вероятно, мы дополняем друг друга. И даже вполне созрели для какого-нибудь не самого дохлого совместного
Мы со скупой надеждой ждали своего часа. И вот, кажется, дождались.
ТАТЬЯНА-2
Есть такая затрепанная, но крылатая, как мечта и женская прокладка «Олвейз», фраза: «Еврей – дворник».
Над ней полагается весело и задорно смеяться. С намеком, что таких евреев якобы не бывает. Или, во всяком случае, их число множится чрезвычайно медленно.
То есть мне в каком-то отношении крупно повезло.
Я столкнулся с уникальным подарком судьбы. В том смысле, что закрутил роман с женщиной-дворничихой коренной израильской национальности. Наверное, единственной во всем многолюдном Питере.
По случайному совпадению, ее, как и мою жену, звали Татьяной. Это вносило в жизнь дополнительные удобства. Можно было не бояться спутать милые влюбленному сердцу имена.
Раньше Татьяна-2 жила с родителями в областном, но глубоко провинциальном городе Луганске. Преподавала музыку в детском саду. Откладывала деньги на покупку предметов второй и третьей необходимости. Смутно мечтала о прекрасном принце местного разлива. Обменивалась с подругами важной информацией о коварстве остальных мужчин.
Персонала в садике, как обычно, не хватало. Приходилось подменять истомленных и разочаровавшихся в жизни нянечек. В частности, заниматься непрестижным обмыванием детей после дневного сна и соответствующих физиологических последствий.
Действие шло по четко отработанной методике: снять с младенца обгаженные штанишки, промыть попку под струей теплой воды, вытереть полотенцем и натянуть чистый сменный комплект.
Однажды именно за этим увлекательным занятием Татьяну застал семилетний сын заведующей садиком. Мальчика буквально заворожили рациональность и отточенность движений. Но смутные сомнения в неокрепшую душу все же закрались:
– Тетя Таня, неужели вам приятно так делать?
Татьяна напрягла растущие педагогические способности и ответила уклончиво:
– А ты сам, Вова, как считаешь? Вот если бы ты был на моем месте, тебе бы было приятно?
Вова решительно помотал головой.
– Нет!
Потом подумал и рассудительно добавил:
– Ну, может быть, если только мыть девочек
Когда страна закружилась в мутном водовороте перемен, Татьяна поняла, что за дальнейшее светлое будущее надо активно бороться.
Детский сад как ведомственный и нерентабельный закрыли из-за финансовых трудностей. Легкая местечковая тоска сменилась вполне конкретным безденежьем. Карьерного роста не предвиделось абсолютно. Наследство тоже ниоткуда не падало. Нужно было что-то менять самым решительным образом.
Татьяна нежно расцеловала родителей и уехала жить в большой почти столичный Санкт-Петербург. Повышать культурный уровень, расти над собой и попутно выправлять материальное положение.
Вероятно, именно так в девятнадцатом веке нищие европейские переселенцы уплывали покорять Америку и ловить зеленую долларовую птицу удачи.
Первый шаг к достижению высокой цели дался легко. Татьяну приняли на работу по дефицитной специальности дворника. Таким образом был улажен главный вопрос – с жильем.
Труженице метлы выделили служебную комнатку в коммуналке. Через десять лет безупречной службы жилплощадь могла перейти в собственность работника. Так что из окна полуподвального этажа легко просматривались не только ноги проходивших мимо граждан, но и дальнейшие радужные перспективы.
В соседней комнате жил художник Боря. Он приехал из Перми, где закончил училище живописи. Был многолетним абитуриентом Академии художеств, на птичьих правах посещал там какие-то занятия, ездил на этюды, неутомимо водил кистью по холсту.
Для поддержания телесных сил и сохранения лимитной прописки Боря трудился стрелком в охране Монетного двора. Оттуда мы с ним украли большую стеклянную бутыль из-под необходимой для технологического процесса кислоты. Мы рассчитывали поставить в ней брагу. Но бутыль оказалась с запахом – видимо, кроме кислоты туда добавляют еще какую-то гадость. Идея засохла на корню.
Пару раз в неделю Боря халтурил натурщиком – позировал в набедренной повязке. По-моему, в мастерской самого Евсеенко. Работа требовала физических усилий – попробуй постоять неподвижно несколько часов! Причем с самого раннего утра. Выпадали, правда, и светлые дни.
Помню, как-то, далеко за полночь, мы с ним и Татьяной крепко прикладывались к портвейну. Я удивлялся, что Боря безмятежно пьет.
– Тебе же завтра позировать. Выдержишь?
– Ерунда. У меня завтра ступни ног.
Я не понял.
Боря терпеливо пояснил: студенты учатся рисовать обнаженную натуру как целиком, так и по частям. Плечо, например, или бицепс. Какой-нибудь особенный наклон головы.
Очередное занятие посвящено ступням и пальцам ног. Натурщику можно дремать, сидя на стуле. Главное – предварительно омыть конечности и не забыть разуться.
На следующий вечер Боря с гордостью говорил, что его ноги были единодушно признаны особенно выразительными…