Лэ о Лэйтиан
Шрифт:
И пса увидала она, трепеща,
Его голос глубокий послышался тут,
Словно бы в колокол медленно бьют.
Хуан говорил, кто доселе молчал,
Но дважды еще его голос звучал,
Ему дважды еще суждено говорить:
– Любимая дева, кому все служить,
Все люди, все Эльфы, и стаи зверей,
Мохнатых, пернатых, средь гор и полей,
С любовью должны - поднимайся же! Прочь!
Плащ свой надень! Пока держится ночь
Над
На Север опасный умчимся с тобой.
И замолчал он, поведав лишь ей,
Как же им цели достигнуть скорей.
Лутиэн, услыхав, была изумлена,
На Хуана в молчанье взглянула она.
Ее руки скользнули его обнимать -
Лишь смерть эту дружбу могла оборвать.
X.
На Острове Чар до сих пор под землей
Лежали в мученьях, сокрытые тьмой,
В холодной пещере, слепой, без дверей,
Глядели во мрак бесконечных ночей
Двое друзей. Лишь одни они были.
Больше другие на свете не жили,
Лишь вид говорил их разбитых костей,
Что воинов не было в мире верней.
Финроду Берен тогда говорил:
– То не беда, если б мертвым я был,
Уверен я, все рассказать мне им надо,
И этим, быть может, из темного ада
Спасти твою жизнь. Ты свободен теперь
От клятвы своей, ибо больше, поверь,
Чем я заслужил, ты страданий несешь.
– А! Берен, Берен, как ты не поймешь,
Что все обещания Моргота слуг
Неверны, как дыханье. Из тьмы, что вокруг,
Из боли уже нам не выйти на свет.
Имена он узнает у нас или нет,
Саурон не подумает нас отпустить.
Нам горшую муку придется испить,
Узнай он, что сын Барахира в сетях,
И что Фелагунд в его ныне руках,
Но хуже всего, если б только узнал
Он, куда путь наш ужасный лежал.
Дьявольский смех зазвенел в темноте.
– Правдою полны слова твои, те,
Что ты говоришь, - голос тут повторил.
–
То не беда, если б мертвым он был,
Изгнанный смертный. Ведь он - человек,
Но Эльфийский король сможет больше вовек,
Чем Люди, страданий смертельных снести.
Быть может, узнав к этим стенам пути,
Про муку узнав, твой захочет народ
Мне выкуп внести и сюда принесет
Золото, камни, и души смирит;
Иль Келегорм, может быть, порешит,
Что лучше в темнице остаться тебе,
А злато с короной возьмет он себе.
Быть может, еще я успею узнать,
Каким
Голоден волк, и пора приступать;
Смерти уж Берену незачем ждать.
Медленно час в темноте этой тек.
Два глаза блеснули. Увидел свой рок
Берен, напрягшись, но эти тиски
Были для смертного слишком крепки.
Слушайте! Звон среди мрачных камней
Оков разлетевшихся, спавших цепей,
Они сломаны, пали. Рванулся вперед
На волка, что тенью неясной ползет,
Фелагунд, верный клятве, на тело врага,
Ни яда, ни ран не боясь, ни клыка.
И так они молча сплелись по земле,
Катались, сражаясь в удушливой мгле,
Хватка зубов, и на горле рука,
Все крепче сжимаются пальцы, пока
Берен, что рядом в оковах лежал,
Слышал, как тот волколак умирал.
И голос услышал он после: - Прости!
Нужно мне ныне с земли уж уйти,
О смелый Берен, мой спутник и друг.
Мое сердце разбито, темно все вокруг.
Всю силу свою я истратил сейчас,
Оковы разбив; в мое тело не раз
Зубы вонзались, и яд в них силен.
И ныне мой отдых уже предрешен
В Амане, за Эльдамара чертой.
Лишь в памяти свидимся снова с тобой.
И умер так тот, кто здесь был королем,
Эльфийские арфы поют нам о нем.
Здесь Берен лежал. Его горе без слез,
Без страха отчаянье он перенес
В ожидании гласа, шагов и судьбы.
Там тишина глубока, как гробы
Королей позабытых, как будто года,
Словно пески, что текут, как вода,
Как мгла, что в могильный курган пробралась,
Та тишина вкруг него собралась.
И тишина задрожала в тот миг
Серебряным звоном. И слабо возник
Голос поющий, и стены тюрьмы,
Холм заколдованный мрака и тьмы
И темные силы сияньем пронзил.
Нежную ночь он вокруг ощутил,
Звездную роосыпь и воздух ночной,
Пронизанный запахов дивных волной;
Там соловьи на деревьях сидят,
Танкие пальцы по флейте скользят
Под светом луны; та, с кем дети земли
Сравниться вовек красотой не могли,
На дальнем холме одиноком видна,
В мерцанье одежд танцевала одна.
В виденье своем он, казалось, запел,
И яростно, громко напев зазвенел,
Древние песни, в минувшие дни
В Северных битвах звучали они
Стремлением в битву скорее пойти,
Твердыни врагов до корней сотрясти;
Над этим огни серебром засияли,
Пылающий Вереск их Люди назвали,