Лебёдка аэронавта

Батчер Джим

Эспира открыл дверь, которая легко и бесшумно повернулась на петлях, и вошел в комнату. Это были роскошные апартаменты, оформленные как гостиная. В настенных бра сверкали осветительные кристаллы. Скульптура шпиля Альбион была установлена в одном из углов комнаты, окруженная свободным пространством. Напротив шпиля возвышался изящный силуэт большой арфы около пяти футов высотой. Капельный фонтан, высеченный в одной из стен, издавал шепчущие звуки, а вода стекала в небольшой бассейн, наполненный плавающими цветами и небольшими скользящими силуэтами, которые были едва видны на поверхности.

Она

сидела на одном из двух стульев возле бассейна рядом с сервировочным столиком. Она готовила две чашки чая, ее движения спокойны и точны, чем-то напоминая ритуал. На ней было темно-синее консервативное платье, точно по фигуре, элегантное и дорогое. Она была ни молода и не стара, ее тонкие, хищные черты были интригующими, и что-то в ее сдержанных движениях шептало, что под ее идеально выдержанной внешностью может скрываться обжигающая страсть.

Ее глаза вызывали беспокойство Эспиры. Они были холодными и безжизненно серыми, как туманы скрывавшие мир, и она редко моргала.

Эспира сделал надлежащий вежливый поклон. Мгновение она оставалась неподвижной, затем кивнула на второй стул. Эспира подошел и сел.

– Молю вас простить это вторжение, мадам Кэвендиш, но нужно было поговорить с вами.

Вместо ответа она передала ему чашку чая на тонком фарфоровом блюдце. Разумеется, он принял ее с улыбкой и благодарно кивнул головой.

Мадам Сикоракс Кэвендиш была очень правильной женщиной. Насколько Эспира мог сказать, любой кто вел себя по отношению к ней по-другому, не переживал этого. Так что он улыбнулся, подождал, пока она не взяла свою чашку, и сделал глоток одновременно с ней.

Он отметил, что чай был его любимым - олимпийский мятный, сдобренный идеальным количеством меда. Очевидно, его визит не застал женщину врасплох. Она никак не могла знать, что он придет, но, черт возьми, все равно знала.

Ее безжизненные глаза пристально наблюдали за ним поверх чашки.

Он подавил дрожь.

– Ренальдо, - произнесла она. Ее голос был необыкновенным: бархатным, теплым и мягким, подобный голос мог принести отдохновение измученным раненым или кротко заманить аэронавта к гибели на поверхности.

– Вы знаете, что мне нравятся ваши визиты. Я могу что-то для вас сделать?

Ей не понравятся новости, но он ничего не мог с этим поделать.

– Наш командный пункт был обнаружен.

Ее холодные глаза слегка прищурились.

– Оу?

– Боюсь, на него по долгу службы наткнулся дезинсектор, - сказал Эспира, сохраняя нейтральный тон, просто сообщая объективные факты.

– Он был захвачен до того, как смог сбежать и предупредить кого-либо о нашем присутствии.

Мадам Кэвендиш вскинула бровь.

–

Захвачен?

Эспира на секунду сжал губы, потом кивнул.

– Гильдия Дезинсекторов в Лэндинге требует, чтобы они работали в парах. Он утверждает, что работал один, потому что не хотел делить контракт с кем-нибудь из товарищей.

– И он добровольно поделился этой информацией?

– Его история не изменилась даже после жестоких пыток, - произнес Эспира.
– Но мы слишком близки к нашим целям, чтобы позволить какому-то маленькому недоразумению нам помешать. Мы должны быть уверены.

– Понятно, - ответила она, сделав еще один маленький глоток чая с задумчивым выражением.
– Вы хотите, чтобы я подтвердила его правдивость.

– В сущности, - сказал Эспира.
– Лучше перебдеть, чем сожалеть.

– Можно сказать, - вкрадчиво пробормотала она, - что большая предусмотрительность помешала бы произойти этому досадному событию.

Он видел, как люди умирали сразу после того, как женщина использовала этот особый тон. Эспира сделал паузу, чтобы тщательно обдумать ответ.

– Можно также сказать, что задним умом всегда рассуждать проще. Всегда есть непредвиденные проблемы. Самое важное умение командира - распознавать их появление и делать все для преодоления.

Мадам Кэвендиш наклонила голову, словно обдумывая это заявление.

– Полагаю, это практичный склад ума военного человека, - признала она.
– Следовательно, вы заручились поддержкой союзника для преодоления этой неприятности.

– Именно, мадам, - подтвердил он.
– Вы знаете, как высоко я ценю ваши суждения и навыки.

Незначительный намек на улыбку мелькнул по ее губам.

– Майор, я точно знаю, что вы обо мне думаете.
– Она взяла чашку по-другому и слегка кивнула.
– Очень хорошо. Я помогу вам.

– Вы очень любезны, мадам, - произнес Эспира, поднимаясь.
– Время имеет значение, так что...

Голос мадам Кэвендиш прозвучал двумя импульсами сладкозвучной музыки, а осветительные кристаллы на стенах одновременно с этим вспыхнули зловещим алым светом.

– Сядьте. Немедленно.

Сердце Эспиры резко подскочило к горлу, нервная дрожь, похожая на чистую панику, скрутила живот. Он подавил этот порыв и неуклюже - быстро - снова занял свое место.

Губы мадам Кавендиш растянулись в улыбке, и она произнесла, словно объясняя ребенку:

– Мы все еще пьем чай.

У Эспиры пересохло во рту.

– Конечно, мадам. Прошу вас, пожалуйста, простите мой... энтузиазм.