Лечение водой
Шрифт:
Она разводила, разводила голосом, а в тех моментах, где было слово «любовь», просто-таки пропевала на последней степени истомы.
Потом сказала:
– Ну скажи, кисюличка, что тебе понравились Викины стихи, а?
– Ну да, очень понравились!
– Вот какие деточки из меня вылезли… можешь считать, что я уже родила. Моему мужу очень нравились мои стихи.
– Ты была замужем? – сказал Гамсонов.
– Да, но давно. Очень. С восемнадцати до двадцати двух… я рассталась
с этим безжалостным ублюдком, кисюличка. Двадцать лет назад – но у меня до сих пор душевная травма.
– Слушай… ты правда и чая не хочешь? – спросила Виктория чуть погодя.
– Не-е… – Гамсонов нахмурился и покачал головой. – Я-я… не пью чай. Не люблю взбадривающего.
– Ничего, щас мы по-другому взбодримся точно? – Она подмигнула. – Короче, я сама еще пойду таежного чайку попью… ты не против?.. А потом тебе отдамся.
Потом, расстилая кровать, она все приговаривала своему коту:
– Ох, что сейчас будет, Жемчун… что сейчас буде-е-ет! Джага-джага. У-у-ух-х! – согнала кота с кровати, шлепнув его по задней лапе. – Ты, наверное, и сам не раз хотел заняться со мной «джагой», когда я тя мацала.
В комнате был уже вечерний полумрак. Гамсонов раздевался, посматривая на ее толстую шею. Морщинистая, такая твердая. «Похожа на… неровную скалистую глыбу».
Виктория обернулась и поучительно заявила, что у кошек кстати между ребер находятся эрогенные зоны. Говорила она медленно и аккуратно-затаенно.
– Они знаешь, как орать начинают от счастья, когда их по ребрам мацаешь. Ты не знал?
– Нет.
– Вот… – она почти прошептала.
Некоторое время они еще не ложились (она сложила покрывало так, чтобы надпись «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ» осталась видна). Гамсонов разделся. Она попросила его встать перед ней – хотела еще его порассматривать, но просто уставилась своими глазками, вокруг которых змеились упругие морщинки, а потом прошептала делано-волнительно:
– Какое же у тебя массивное тело – уф-ф-ф-ф-ф! Ты знаешь о римских патрициях? Они ведь ежегодно пересыпали с тремястами рабынь, а то и больше…
Вдруг она раздвинула ноги и раскинула руки, которые во мраке выглядели еще пухлее – едва ли не подкаченными воздухом…………………………………………
……………………………………………………………………………………….
……………………………………………………………………………………….
II
Марина вышла из дома, миновала несколько улиц и стройку. Потом еще пару кварталов. От тротуара в сторону отходила узкая тропинка, которая вела к небольшой площадке на возвышении – Марина прошла туда.
…У подножья была странная одинарная калитка с нарушенной железной клетью. От калитки влево-вниз к кольцу, вделанному в камень, протягивалось несколько секций колючей проволоки со свисающими обрывками толя. И никакого забора; эта калитка – как маленькая часть завода,
Но и завод виден отсюда в отдалении. Под темным, вечерне-синим небом и рваным янтарем облаков. Дальние трубы… и казалось, одна из них стоит внутри облака.
То и дело долетали стальные хлопки и натяжения… работа пружин.
Марина искала Лешку Кравцева, она предполагала, что он здесь, и не ошиблась – он сидел на краю деревянной скамейки. Поначалу Марине показалось, он разговаривает с кем-то, рама с клетью заслоняла на расстоянии… У нее все напряглось внутри, она подумала о Кристинке… но потом перевела дух – нет, Лешка пил пиво в одиночестве.
Взойдя на ступеньку, Марина миновала калитку; клеть задрожала, на секунду словно сосредоточив в себе все отголоски с завода…)
– Кристинка говорит, что ты ее люто ненавидишь… – Лешка улыбнулся, слегка.
– Да, ненавижу, представь, – стоя прямо перед ним, возле скамейки, Марина произнесла напевным, глубоким голосом. Даже сладко угрожающим… – У нас почти кровная вражда. Я до потолка прыгала от радости, когда она в больнице валялась с сердечным приступом.
Лешка уставился на Марину.
– Ты серьезно поверил мне сейчас?.. Ну и правильно.
Он отвернулся.
– Блин, да мне без разницы. Мне плевать на это на все – честно.
– A-а, те плевать…
– Не, ну я не имел в виду, что мне на тебя плевать… но просто заморачиваться не люблю. Но ты ведь ее ненавидишь – реально интересно, почему, – Лешка поставил бутылку, встал со скамейки, отвернулся; закурил.
Он всегда сразу отнекивался, заворачивал, если чувствовал, что Марина берет его на понт (она так делала порой – «проявляла власть»; никакого другого способа в отношении Лешки она бы себе не позволила. Вкатить ему, как, например, Витьку? – никогда. Только погладить, нежно.
Лешку она считала «самым способным из всех своих парней»; что он далеко пойдет – возможно, даже менеджменту обучится на высшем уровне. И у него всегда была на все своя позиция и слишком холеный вид).
– Если не хочешь отвечать – не надо. Тогда завернем тему. Короче… давай, в «Рандеву» сходим, а?
Марина спросила: чего это его вдруг потянуло в этот отстойник.
– Ну почему. Танц-пол там хороший, я считаю.
– Я «Рандеву» терпеть не могу. Ты не знаешь как будто.
– Ну хорошо, – Лешка пожал плечами. – Куда тогда?
– Может, на проспект? – предложила Марина.
– Да а чё там делать… – Лешка покривил губы, пренебрежительно.
– Ну да, может, ты и прав, – согласилась она. – В «Рандеву» я не пойду, еще раз говорю.
– Да понял я, понял. Чего повторять.
Последовала пауза. Марина почувствовала – это момент разговора, когда можно «все устаканить», не разжигать… но сегодня ее так и подмывало…
– Мне другое интересно… Давай выкладывай.
– Чего?
– Что говорили про меня… – она остановилась со значением. А внутри нервный ком.
– Кристинка и Витёк?
– Да.
– Ну ладно, без проблем, – Лешка так и не оборачивался, качнул головой. – Говорят, что это ты подставила Артика.
– Чего?.. – она удивленно воззрилась.