Лечение водой
Шрифт:
Косте это льстит – Уртицкий уж умеет. И делает маэстро это намеренно акцентировано – раздает, раздает похвалы. Потом вдруг уже как бы совершенно переведя тему и для общих ушей (в студии собралось еще пять-семь молодых литераторов), начинает рассуждать, что «для писателя важен жизненный опыт и обретение семьи». Из этого, мол, черпается огромный опыт. И еще приплетает писателя Валтарова, который совмещает литературу с риэлтерством – и так при этом тихонечко-мельком двигает глазками в сторону Кости. (Так, что это замечает только Левашов и никто
Косте неприятно, когда ему говорят о Валтарове (для него ведь нет авторитетов, кроме всемирно признанных классиков). Его задевает, но… «Уртицкий ведь льстил мне!» – как Костя всколыхивается-воодушевлен…
«Но на что же он намекал? Чтобы я пошел работать? Зачем? И он же знает, что я только пишу, и всегда, наоборот, поддерживал меня».
Что же случилось теперь?..
«Да, да, он как бы решил смягчить намек этой лестью, но… зачем? Он сказал «обретение семьи»? Это еще что значит?»
Костя, впрочем, чувствует, что пока все эти годы он трудится не покладая рук, Уртицкий умело оберегает его одиночество.
«Но это же тоже просто для того, чтобы я только писал…»
Теперь он ощущает подводный камень, но… его это никак не взбудораживает, лишь удивляет.
«Уртицкий что-то сделал, он уже замолвил за меня слово, втихомолку заступился – да, да, это точно так. И от того, как я себя поведу, зависит…
А что если в журнале отвергнут мой роман? А что, если…»
Нет-нет, этого просто не может быть! Костя прекрасно, здраво понимает. «Отличный роман я столько шел к нему, я работаю как никто!!.. Я все силы вкладываю, и Уртицкий мною только восхищается!! Им обязательно понравится – иначе и быть не может!»
Костя уже несколько лет печатается в региональной периодике – наконец-то его ждет крупная публикация, а за нею и книга.
Но зачем же Левашов, если так во всем уверен, стал звонить и просить? Да потому что маэстро всегда моргает ему, что здесь-то, поблизости, в кругу московских литераторов все зависит от его слова, и никто иначе с Костей разговаривать не станет.
(И Левашова так и подмывало: «Надо, надо позвонить Уртицкому, чтоб обязательно напечатали, чтоб было наверняка…»)
Кроме того, это вполне логично, он вообще рассчитывает на его поддержку – сейчас тот наконец-то должен помочь.
«И теперь Уртицкий знает обо всем. Я под его защитой… Но что, если…»
Большие глазки маэстро тихонечко двинулись в сторону Кости.
Потом все исчезает-рассасывается – до поры до времени. Косте еще ехать на выездной семинар журнала – как раз обсуждаться с этим романом.
Еще он отправил роман на молодежную премию «Феномен» (где Уртицкий тоже работает рецензентом и лоббирует Костю; впрочем, тот за годы так и не получил премии… и в ней, разумеется, многое зависит от решения официального жюри… но
Понятно, сейчас Левашову необходимо и премию выиграть, и в журнале пройти успешно. Чтобы был полноценный резонанс – от публикации, от всего.
(Однако журнал и премия связаны друг с другом только внегласно. Все на свободных началах… но это же хорошо и оправдано; ведь в творчестве – всегда нужна свобода).
Роман классный – там сомнений нет никаких. Все давно восхищаются Костиным талантом, и он лидер самого главного столичного семинара.
«Профессиональное жюри посоветуется в кулуарах… всё будет супер! Им обязательно понравится! Вообще – всё произойдет само собой!»
Безо всякой протекции.
У Левашова все подскакивает, когда он узнает, что на его роман написана отрицательная рецензия – как раз человеком из журнала, неким Молдуновым.
«Я знал, знал, что так будет! Что все равно так будет!..»
Костя позвонил кураторам семинара, и ему так сказали.
«Что?.. – он не верит ушам. – Роман сырой, незрелый, но я еще выпишусь?! Господи, да это же просто смешно!»
…А в следующий раз, когда Костя приходит в студию и рассказывает Уртицкому о Молдунове, маэстро отвечает: совершенно неважно, как отзываются на твой роман. «Нет-нет, это все нормально. Конечно, я знаю Молдунова, это мой очень старый знакомый!»
Мол, даже если это влиятельный человек, это ведь только один отзыв и оценка вполне может быть изменена, надо просто пообщаться, по-свойски, потолковать – все равно произведение будет напечатано – они ведь своих печатают – всё; из тусовки, кого знают.
Потом всё занятие Уртицкий опять поглядывает на Костю очень хитро, лукаво.
«Ага! Значит, он все контролирует, обо всем уже распорядился…»
Левашов это чувствует, но… «что если что-то сорвется?.. Ведь Уртицкий в этом журнале нештатный сотрудник может он и не все может и не все он решает да конечно не все на что тогда редакция…»
И опять страшная, страшная вымученность, которая крутится, прокручивается в мозгу… «уже не то, уже не то это что-то не то. Что-то уже не в порядке!..» затык, мозговой затык остановился! «Я столько работал я все положил все бросил на это… Бросил все силы! – а-а-а, а-а-а-а!!»
У Кости – вспаренная голова; уже целый год от изнурительного труда мозги как взмыленная губка и – жар, жар, измождение во всем теле – гудит, гудит, в возбужденной усталости. А теперь…
Эта рецензия.
«Про мой роман пишут такую ахинею!»
Расклинивает, расклинивает душу.
Он чувствует, что так вымотал себя, что совершенно нездоров, перевозбужден – постоянно, постоянно – а-а-а-а-а-а!! И мысли, мысли в голове – что же будет, что будет, что теперь будет?