Лед Апокалипсиса 3
Шрифт:
Чинарь заткнулся и попытался осмыслить одновременно картинку и мои слова про турок.
— Смотри… — вкрадчиво продолжил я, отложив карандаш. — Есть я, весь из себя обманчиво вежливый и не склонный к внезапным убийствам.
— Ага, не склонный, — съязвил Кипп.
— Ну, убил я твоих приятелей, чего ты обижаешься? — шутливо отреагировал я.
— Кого… его… каких приятелей? — тряхнул головой Чинарь.
— Общину одну, я тебе потом расскажу. Не будем отвлекаться. Есть у меня концепция. Для неё нужен промежуточный лагерь возле безымянной реки.
— Какой реки?
— Ты просто всю оттепель в сугробе просидел… Мне подходит эта локация. Тебе я готов предложить стать частью общины, но не элитарием каким-то, не дворянином с преференциями… У нас ты или лопатой работаешь, или ты под снегом, в силу разных причин. Поэтому… У меня, как у Кощея на картиночке, есть план, идея. И не факт, что она всем понравится. И тем не менее, концепт будет доведён до реальности. Я не говорю, что для этого пристрелю тебя, родное сердце, которое вообразило, что настал его звёздный час.
— Я такого не говорил.
— В любом случае, давай не будем строить из себя вождей индейцев, на чьей земле есть нефть. Тем более что вожди при таких раскладах долго не жили. Хочешь — участвуешь, становишься одним из нас. Не хочешь — вот тебе скромная корзина печенья и бочка варенья, ты сидишь, молчишь. Ты отдельно, мы отдельно, никто никого не обижает. Ну и само собой, если надумаешь устроить диверсию, я тебя убью. Всё так же вежливо и без излишней жестокости, просто за то, что ты пошёл против меня. Итак, что ты выбираешь?
— То есть получить что-то за то, что вы заполоните мой дом, мои владения, мне не удастся? — его плечи опустились.
— Ну, как… Совсем обижать тебя я не намерен. Хочешь личный самовар и литр самогона? Не золотые горы, конечно, но кое-что.
— Прямо самогона? А можно два?
— Нет, литр. Самовар старый, но действующий, мой личный. И я не торгуюсь, Чинарь. Просто раскидал тебе варианты.
— Я человек не ленивый, но пожилой, — возраст Чинаря не угадывался, настолько он был грязен и потрёпан, однако можно было поверить, что ему хорошо за полтинник. Правда иные мужики так могут выглядеть и в тридцать.
— Речь о работе на износ не идёт. Давай конкретно, какой вариант ты выбираешь?
— Ну, я умею сосуществовать с людьми, работать в команде.
— В банде? — прокомментировал Кипп.
— Это не было доказано в суде, — уклончиво ответил Чинарь.
— Ответ, — настаивал я. — Гражданин Чинарь, мне нужен чёткий пацанский ответ, а не рассуждения о прекрасном.
— Я согласен быть частью вашей общины. Первый вариант.
— И поехать на юг? Или потусуешься с нами, ручкой помашешь и привет? Это тоже допустимо и не осуждаемо.
— Поеду, конечно. Там же тепло?
— Сейчас нигде не тепло, там просто не так холодно за счёт моря.
— Всё равно согласен. Я с ума схожу в этой котельной. Иногда мне кажется, что стены поют старые советские песни и задают мне вопросы на разные голоса. Но я не поддаюсь, не отвечаю им… обычно.
— Ладно, раз согласен, тогда покажи свои владения.
Чинарь
— Климентий? — я достал свой планшет из нагрудника.
Чинарь с беспокойством зыркнул на Киппа, в глазах его читался вопрос: «А этот его Климентий сейчас с нами в одной комнате?».
Кипп не отреагировал, но это было и неважно. Через пару секунд планшет ожил. Я навёл окуляр на карту и какое-то время держал.
— Что он упустил?
Климентий сформировал свою карту, грубую и схематичную, на основании спутниковых снимков и наложил на ней рисунок туннелей.
Я показал всем результат на экране.
— Очевидно, что в юго-западном направлении есть прямоугольное строение «почта», а ещё дальше квадратное строение без описания. До него от многоэтажки порядка восьмидесяти метров.
— А что там?
— Информации нет.
— Но это ближе к реке? — поскольку это было очевидно, Климентий не стал на этот вопрос отвечать.
— Кроме того даже в ближайшем окружении есть восемь объектов на карте, до которых можно проложить туннели без особых усилий.
Село называлось Великописаревка и оно было небольшим. По сводке Климентия тут жило полторы тысячи человек или около того, неподалёку проходила трасса, что ничего нам не даёт, а единственное предприятие — кирпичный завод, уже шесть лет как обанкротился. Люди жили огородиками или ездили на работу в город. Словом, интересного тут ничего не было. И тем не менее, под базу подходила и многоэтажка, и тот квадрат, если, конечно, там не химический склад.
— Пошли погуляем по туннелям, посмотрим на твою вотчину, наметим фронт работ.
— А вы мне дадите фонарик? — спросил бывший сиделец.
— Я запасной дам, — Из бокового кармана рюкзака я достал для Чинаря небольшой, но достаточной яркий китайский фонарик. — Пошли?
— А мы втроём будем готовить промежуточный лагерь? — задал вопрос Кипп.
— У Иваныча пока нет толпы желающих, что с одной стороны хорошо, мороки меньше. А с другой — некого озадачить рабочими моментами.
Я не собирался начинать с прокладки снежных туннелей. Чинарь водил нас по своим норам, причём кое-где приходилось двигаться чуть ли не ползком. Всё как он говорил. Докопался до гаражей.
Гаражи — штука мужицкая, там бывало как барахло, так и нечто ценное. Тут же был и генератор, который Чинарь нашёл. Нашёл, но не дал ему ладу. Обвинять его в этом трудно, потому что топлива он тоже не нашёл, а без него никакой генератор работать не будет.
Вот и жил с керосиновой лампой и свечами, причём даже их он жутко экономил, керосина был всего ящик (теперь уже три бутылки), свечи тоже кончались.
Любопытно было бы знать, как выживал подснежный Робинзон, но, в любом случае, наши методы его удивили и где-то даже восхитили.