Лед Апокалипсиса 3
Шрифт:
Он откупорил бутылку, из неё пошла пена, расставил десяток бокалов и налил понемногу.
Любопытные колонисты, которые бродили неподалёку, расхватали почти все бокалы, но мы с ним отстояли парочку.
— Пробуем, — Иваныч чокнулся со мной, и я чуточку пригубил.
Ну что, вкусно. Виноградные нотки почти не чувствуются, однако я и в прошлой жизни не был особенным фанатом игристого, чтобы придираться. Шипит, газики пускает, градус небольшой, но ощущается. В желудке разлилось тепло.
— Вот этим и будем чокаться. Ты помнишь,
— А какая вообще программа вечера?
— Культурная, вот какая, — он махнул рукой на самый большой телевизионный экран, где сейчас шла «Ирония судьбы».
По фильмам понятно. Как это ни странно, обилие кино не давало сойти с ума.
— Потом будет «Бриллиантовая рука», — Иваныч стал загибать пальцы, — «Белое солнце пустыни», «Карнавальная ночь», «Иван Васильевич»… Короче, классика. Для тех, кто досидит до четырёх утра, включат «Старые песни о главном», там тоже до полудня первого января. А, да! Мы нашли поздравление Путина на две тысячи девятнадцатый год и аккурат в полночь будет всё как мы привыкли, прервётся фильм, будет Верховный с бокалом, потом куранты. Короче, полное погружение.
— Круто.
— А после полуночи небольшой фуршет, небольшие порции салатиков из чего придётся, шампанское. Первый тост говорю я… Хотя, чтоб ты знал, я это дело не люблю. А через минуту говоришь ты. У нас даже микрофон есть.
— Не надо микрофон.
— Ага, я тоже без него, — кивнул Иваныч, допивая шампанское. — Но у нас есть тамада, который будет развлекать народ. Короче, ты понял, с тебя объявление!
— Дорогие… — я запнулся.
На меня смотрели сотни глаз, в том числе поставленный на паузу Шурик на экране.
По наставлению Иваныча речь я отрепетировал, примерно, не дословно. И обращение «выжившие» казалось мне слегка печальным. Сограждане? Термин привязан к гражданству, к стране, которая сейчас разбилась на сотни тысяч осколков. Колонисты? Мы называли свою базу колонией, хотя слово неправильное. Колония — это когда ты чего-то там заселяешь, колонизируешь, а когда просто стараешься не сдохнуть, было бы более уместным «убежище». Но и беженцами большинство людей вокруг меня не было, они если и бежали, то недалеко от своих домов.
— Дорогие товарищи! — выдохнул я. — Этот год мы пережили и поэтому молодцы.
Несколько человек удовлетворённо кивнули, соглашаясь.
— Даже уже больше года. А раз так, то всё ближе Весна. Весна — это наша новая религия, то, чего мы все ждём.
С этим согласилось ещё больше народа.
— В наступающем новом году, — я сделал паузу. Люди ждали, что сейчас услышат слова про «счастья, здоровья, крепости духа» и прочие стандартные пожелания. — Я предложу вам, некоторым из вас… совершить переселение.
— Что? — недоумённым басом протянул кто-то из работяг с задних рядов.
— Начну с начала. Мы нашли путь к морю. Замёрзшая река без
— Саныч, — отреагировал один из бойцов, бывший студент, по-моему, его звали Николай, — ты сдурел, какие моря? Отпуск? Туризм?
— Нет, не туризм и нет, не сдурел. Собственно, я предлагаю именно переселение и не всем, а только желающим. Смысл в том, что, когда настанет Весна, мир станет таять и никто никуда больше не поедет.
— Это будет и не нужно, — уверенно дёрнул головой Николай.
— Субъективно. Так-то где жить — это выбор каждого. Я могу сказать за себя, что намерен в феврале сесть на вездеход и в компании тех, кто захочет, прихватив припасы, технику и топливо, перебраться на берег моря.
— Ишь ты, нормально он придумал, — неприятным фальцетом воскликнула щекастая тётка, — Наши припасы, технику и топливо он решил взять.
— Ты, Светка, язык-то свой поганый прикуси, — осадил её Иваныч. — Припасы у нас есть, потому что Странник их нашёл. И топливо он. И технику добыл. Ты вообще жива, потому что он заборол Орду. И если ты ещё будешь пасть свою гнилозубую разевать, то перестанешь быть живой, потому что я, лично я тебя выгоню нахер из колонии на мороз. Понятны мои слова?
По лицам некоторых присутствующих было видно, что им есть что возразить, но они боятся коменданта и его расправы, всё же его наказания были не абстракцией и дисциплина в колонии держалась не на добром слове и гражданской сознательности, а на некотором страхе.
На короткое время воцарилась тишина.
— Короче, — вздохнул я. — Никого не агитирую. Но сообщаю о такой возможности и предлагаю всем желающим. По сути, речь пойдёт о разделении колонии. Мы двинем на юг и никаких гарантий, что всё пройдёт легко и непринуждённо. И что там, на месте, будет хорошо и здорово.
— А какой тогда смысл этим желающим двигать с тобой? — раздался аккуратный выкрик.
— Там море и там теплее.
— А можно практический вопрос? — поднял руки молодой гундосый боец, тоже из студентов. — Сколько займёт дорога и есть ли там, на месте, база?
— Базы там нет, едем в неизвестность. А дорога… Мы считали, что путь займёт порядка двух недель. Предположительно. Опять-таки в пути никаких гарантий нет. Каждый выход — это риск… Тем более такой выход. Нам известно о десятках попыток откочевать на юг и не известно, у кого получилось.
По толпе прошёлся ропот.
— Ладно, — поднял руку Иваныч. — Новый год всё-таки. Давайте базар-вокзал сворачивать. Все услышали Странника? Ну и хорошо. Вы подумайте, а если надумаете, то обращайтесь ко мне или Хану. А теперь, Саныч, давай поздравление.
— Всех поздравляю, — с готовностью отреагировал я. — Всем желаю здоровья крепкого и отсутствия неудач, проблем и болезней. Да и чтобы все были живы!
Я поднял бокал повыше, народ стал чокаться между собой и ближайшие со мной.