Леди Печалей

Дарт-Торнтон Сесилия

— Ты продолжаешь называть меня золотоволосой, — сказала она как-то Торну, — а ведь у меня такие же темные волосы, как у тебя.

Он пожал плечами.

— Не важно, какая краска находится сверху. Твои волосы от этого не перестают быть золотыми.

Весть о помолвке Короля-Императора достигла самых отдаленных уголков Империи Эрис. В Каэрмелоре царила суета, но в стенах дворца сохранялись ничем не нарушаемое спокойствие, приятная атмосфера расслабленности. Вокруг Рохейн кружился водоворот, а сама она находилась в неподвижном центре. У девушки перехватывало дыхание от мыслей об авторитете

и влиянии, приобретенных ею при Дворе. Рохейн смотрела на Торна и удивлялась, с какой легкостью и уверенностью он общается с людьми.

Она часто думала: Господи! Неужели это происходит со мной?

Но иногда ей на память приходили слова парнишки из Башни Исс, и сердце начинало ныть от тревоги.

Здесь, за стенами дворца, не было спешки и суеты, дни проходили, словно вода сквозь сито. Иногда девушка беседовала с принцем Эдвардом, или с Сианадом (когда тот не развлекался с лакеями, дворецкими и другими слугами), или с Томасом Рифмачом, а то и с ними обоими. Оба эрта пили вино и вели долгие разговоры. Время от времени Рохейн встречалась с верной подругой Эллис-Жанеттой и ее прелестными детьми. К удовольствию девушки, появилась возможность избегать утомительного общения с членами элитного Круга. Порой вместе с юной Розамундой Роксбург и Малвенной, талитянской аристократкой, она каталась по окрестностям, любуясь первыми весенними цветами.

Рохейн очень подружилась с Малвенной. Она доверилась ей настолько, что стала задавать вопросы, касающиеся своего происхождения. Ее интересовало, слышала ли Малвенна об исчезнувшей талитянской девушке. Но тщетно: красавица ничем не смогла помочь. Итак, прошлое Рохейн оставалось тайной.

Все-таки большую часть времени она проводила рядом с любимым. Чувства Рохейн были так сильны, что она ощущала почти физическую боль в сердце.

— Давай выйдем на воздух, — предлагал он. — Я задыхаюсь в четырех стенах.

Смеясь и подшучивая друг над другом, влюбленные гуляли в саду или охотились в древнем лесу Глинкут, где король давал невесте уроки стрельбы из лука. Однажды Торн подарил ей бордовую розу, такую темную, что она казалась черной, а запах был просто чудесный.

В эти часы, проведенные вместе, Рохейн замечала в любимом особую нежность, даже неуверенность в себе. Чаще всего она его видела беззаботным, веселым молодым человеком, легкомысленным, смешливым, способным на забавные выходки. Но что еще больше удивляло девушку, так это то, как она сама свободно, без всякого напряжения, участвовала в легком, остроумном подшучивании, принимавшем иногда неожиданные обороты.

Торн мог быть сдержанным, как легкий ветерок, ласкающий северные долины, или жестким и неумолимым, когда требовалось. Но такое настроение никогда не распространялось на Рохейн. С ней он всегда был нежен и ласков.

Девушка знала, что в нынешнее неспокойное время ему необходимо часто совещаться с Аттриодом. Однако при первой возможности Торн поручал дела военачальникам, чтобы провести несколько часов в компании с любимой. К счастью, на этот момент пришелся очередной период затишья в Намарре и северном Эльдарайне. Прекратились столкновения и перестрелки. Судя по всему, варвары собирали силы для крупного сражения.

Конечно,

далеко не всегда Торн имел возможность оставить дела. И в те дни, когда он был занят, Рохейн ходила вместе с принцем по дворцовым галереям, рассматривая скульптуры. Однажды они остановились подле окна, чтобы посмотреть на дремлющий Весенний сад, в котором преобладали дикие яблони, покрытые лишайниками.

— Хотелось бы мне увидеть эти голые ветви в цвету, — сказала Рохейн. — У диких яблонь самые красивые цветы.

— Вы увидите их. И этой весной, и следующей.

У Эдварда на поясе висел серебряный охотничий рог Торна. Когда он поворачивался, раздавался мелодичный звон от удара рога о мраморный подоконник. Заметив направление взгляда Рохейн, принц сказал:

— Обычно Коирнид носит монарх, но отец захотел, чтобы и сейчас, и в будущем он был у меня, так как надеется, что это мне пойдет на пользу.

— Коирнид?

— Рог был изготовлен Светлыми. Он является собственностью королевской семьи.

— Замечательный орнамент.

Принц нахмурился. Похоже, он собирался что-то сказать, но колебался.

— Вы очень красивая, — пробормотал он наконец. — Не подумайте, что это лесть, прошу вас. Ваша красота превосходит все, виденное мной раньше. Отец выбрал себе подходящую жену. Его желание для меня закон. Моя вера в его мудрость и справедливость бесконечна. Я буду рад назвать вас своей…

— Я вовсе не хочу занимать место вашей мамы. Позвольте мне просто быть вашим другом.

— Конечно, — ответил юноша. — А я буду другом и преданным почитателем вашей красоты. Я счастлив принять вас в нашу семью, дорогая Рохейн.

Он взял ее руку и запечатлел на ней почтительный поцелуй, одарив девушку открытой улыбкой.

— Ваши слова делают мое счастье полным, — сказала она, улыбаясь в ответ.

В замке держали много ястребов для охоты. Разводили также соколов, и был еще один великолепный орел Аудакс.

Лысину сокольничего пересекали восемь шрамов, оставленных когтями орлицы, когда он попытался утащить яйца из гнезда. По утрам его можно было увидеть во дворе, размахивающего приманкой, чтобы вернуть полуобученных птиц на руку. В качестве приманки использовалась пара куропаток или сорок, связанных вместе, но так, чтобы их крылья оставались свободными, или кусок свежей говядины.

Очень часто звон колокольчика на шее возвращающегося сокола разрывал утреннюю тишину. Затем доносился до слуха приветственный крик птицы. Вот она планирует в воздухе и наконец опускается на кожаную перчатку мастера, а в черных с золотыми зрачками глазах все еще горит удовольствие от полета.

Сокольничий с гордостью показал Рохейн чистые клетки, в которых сидели на насестах ястребы-тетеревятники, ястребы-перепелятники, кречеты, сапсаны и скопы, привязанные к шестам. Молодые помощники тщательно выметали пол в клетках и мыли стены. Один из них, вооружившись ножом с костяной ручкой и наждаком, подтачивал клюв у самца ястреба. Другой перевязывал сломанное крыло соколу. Ученик взвешивал сапсана на небольших весах.

— Надо урезать его, — сказал юноша. — Он слишком много весит.

— Урезать? — переспросила изумленная Рохейн.