Леди полночь

Клэр Кассандра

– Идем со мной, - сказал он низким голосом. Эмма последовала за ним и удивилась, когда они обошли Институт и прошли по парковке. Он скрылся за статуями в небольшом саду, Эмма была позади него, пока они не скрылись от здания за рядами деревьев, кустов и кактусов.

Он повернулся так, чтобы они стояли лицом к лицу друг с другом. Эмма видела беспокойство в его глазах. Он заключил ее лицо в своих руках, и она почувствовала, что сердце буквально вырывается из ее грудной клетки.

– Ты можешь сказать мне, - попросил он.
– Почему ты не пришла?

Свинцовым

голосом Эмма рассказала ему о тревожном сообщении от Кита, о том, как она немедленно побежала к автомобилю. Как после всего, что пережил Институт не так давно, она была не в состоянии взять кого-нибудь с собой. Как она почувствовала ответственность за Рука. Как она попыталась дозвониться Джулиану, чтобы сообщить, куда она пошла, но он не взял трубку. О Мантидах в доме Руков, прибытии Джема и Тессы и правду о Ките. Все, кроме того, что Джем рассказал ей о парабатаях.

– Я рад, что ты в порядке, - сказал парень, когда она закончила рассказывать. Его большой палец убрал прядь с ее скулы.
– Хотя, думаю, если бы тебя ранили, я бы знал.

Эмма не подняла руки, чтобы прикоснуться к нему. Они были сжаты в кулаки. Она думала о том, что делала трудные вещи. Годы обучения. Жизнь, после смерти родителей. Убийство Малкольма.

Но взгляд на лицо Джулиана - открытый и доверяющий - показал ей, что это будет самой тяжелой вещью, которую она когда-либо делала.

Она взяла его руку. Медленно она переплетала их пальцы. Еще более медленно она отводила его руку от своего лица, пытаясь успокоить голос в голове, который говорил, что это - последнее прикосновение его рук к коже девушки, и что подобное чувство возникает в последний раз.

Они все еще держались за руки, но ее руки были напряжены, Эмма держала руки парабатая мертвой хваткой. Джулиан выглядел озадаченным.

– Эмма?..

– Мы не можем сделать этого, - сказала она, ее голос был ровным и не колебался.
– Именно это я хотела сказать тебе раньше. Мы не можем быть вместе. Не так.

Он притянул ее руку.

– Не понимаю. О чем ты говоришь?

Я говорю, что слишком поздно, - хотела она сказать ему.– Я говорю, руна выносливости, которую ты нанес мне, спасла мою жизнь, когда Малкольм напал на меня. И насколько бы благодарна я за это ни была, руна не должна была меня спасти. Я говорю, что мы уже становимся тем, о чем Джем рассказал мне. Я лишь хотела сказать, что не трудно остановить ход часов, но нельзя запустить их в обратном направлении.

И поэтому часы должны быть разрушены.

– Никаких поцелуев, прикосновений, любви или свиданий. Это достаточно понятно для тебя?

Джулиан не выглядел удивленным. Он был воином: он мог принять любой удар и был готов нанести ответный удар вдвое более сильный.

Это было намного хуже.

Эмма отчаянно хотела забрать слова назад и сказать ему правду, но слова Джема всплывали в ее памяти.

Запрет на любовь не убьет ее. Наоборот, усилит.

– Я не хочу, чтобы

между нами были подобные отношения, - сказала она.
– Скрываться, лгать и постоянно оглядываться. Разве ты не видишь? Это губит все, что мы имеем. Это убивает все хорошие моменты нашей связи, как парабатаев, сейчас мы даже не друзья.

– Это не правда.
– Он выглядел больным, но решительным.
– Мы должны скрываться лишь некоторое время, пока дети не вырастут и не перестанут нуждаться во мне...

– Тавви будет нуждаться в тебе еще восемь лет, - сказал Эмма, так холодно, как только могла.
– Мы не можем скрываться так долго.

– Мы можем приостановить это - наши отношения...

– Я не собираюсь ждать.
– Она чувствовала, как он наблюдает за ней, чувствовала его боль. Она была рада, что могла чувствовать это. Она имела право чувствовать это.

– Я не верю тебе.

– Почему тогда я сказала это, если это неправда? Это бы выставило меня не в лучшем свете, Джулс.

– Джулс?
– он задохнулся на слове.
– Ты снова меня так называешь? Как будто мы дети? Мы не дети, Эмма!

– Конечно, нет, - сказала она.
– Но мы молоды. Мы совершаем ошибки. То, что было между нами - ошибка. Риск слишком высок.
– Во рту появился горький привкус.
– Закон...

– Нет ничего важнее любви, - сказал Джулиан странным, отдаленным голосом, словно он вспомнил что-то.
– И Закон не выше этого.

– Это достаточно легко сказать, - отметила Эмма.
– Если мы собираемся подвергнуть себя такому риску, то любовь должна быть реальной и вечной. И я действительно забочусь о тебе, Джулс, всегда. Я люблю тебя. Я любила тебя всю свою жизнь.
– По крайней мере, эта часть была правдой.
– Но я не люблю тебя настолько сильно. Этого недостаточно.

Проще сделать так, чтобы тебя перестали любить, чем задушить свою любовь к кому-то. Убедить, что чувства не взаимны, или сделать так, чтобы тебя перестали уважать.

Джулиан тяжело дышал. Его глаза упорно смотрели в ее.

– Я знаю тебя, - сказал он.
– Я знаю тебя, Эмма, и ты лжешь. Ты пытаешься сделать то, что считаешь правильным. Попытка отдалить меня, чтобы защитить.

Нет, - думала она отчаянно.
– Не ищи мне оправданий, Джулиан. Это должно сработать. Должно.

– Пожалуйста, не надо, - попросила она.
– Ты был прав, в наших с тобой отношениях нет смысла, а вот из моих с Марком отношений могло бы что-то получиться.

Боль расцветала на его лице, словно рана. Марк. Имя Марка походило на наконечник стрелы, который он носил на шее, способный проникнуть в броню Джулиана.

Близко, - думала она.
– Я очень близко. Он почти поверил.

Но Джулиан был опытным лгуном. А опытные лгуны видели, когда другие люди лгали им.

– Ты и детей пытаешься защитить, - заметил он.
– Ты понимаешь, Эмма? Я знаю, что ты делаешь, и я люблю тебя за это. Я люблю тебя.