Ледобой. Зов
Шрифт:
— Ничего. Я отдам.
Десяток, что за скалу не пошёл и остался при лошадях, через несколько дней привёл подмогу. Раненных переправили через обломок скалы на ту сторону ущелья, ходячие сами перебрались. Оттниры и носу из лесу не показали. Те, что уцелели в рубке, в горы забились, у вулканного пеклища сидят что ли, тварюшек заклинают? А лошади… а лошади сами нашли выход. Уже выбирались из ущелья в долину, как из седловины с левой стороны раздалось ржание и — вы только поглядите — Стюженев жеребец вывел почти
— Где он золото прячет? — сидя в едальной постоялого двора, Стюжень холодно наблюдал за Доглядом, что наливался брагой поодаль.
— Где-то недалеко.
— Уж как пить дать. Если подвернётся случай, за ладью нужно будет расплачиваться быстро, пока не увели.
Сивый усмехнулся.
— Знаешь кого встретил на пристани?
— Кого?
— Люнддалена.
— Кто такой?
— Купчина. Оттнир. Помог ему перед войной. Ты ещё меня в чувство потом приводил.
Старик оживился.
— А-а-а, та история на пристани. Ну-ка, ну-ка, становится интереснее! Узнал?
— Когда заговорил, узнал. И скоро он захочет продать свою ладью по дешёвке.
— Какому-нибудь долговязому дружинному из млечей?
— Как догадался?
— Я тебе волос недавно скоротил, но будешь паясничать, повыдёргиваю всё к Злобожьей матери! Он согласился?
Безрод усмехнулся.
— Сам спроси. Вон, на пороге.
Статный оттнир в синей, полотняной верховке, вышитой солнцами и волнами как раз встал в дверном створе и оглядел едальную. Сивый поднял голову. Оттнир улыбнулся, махнул рукой, подошёл.
— Я Люнддален, почтенный старец, хотя язык не поворачивается назвать старцем сильного человека, которому по руке огромный меч!
Ворожец улыбнулся, крепко пожал протянутую руку.
— Я Стюжень, и что-то мне подсказывает: человеку с таким открытым взглядом не грозит превратиться в старости в ворчливого пачкуна, который забыл, что такое тяжесть меча в руке.
— Значит, в молодости ты был хват-парень и носил что-то, похожее на синюю верховку с солнцем и волнами?
Старик, смеясь, развёл руками.
— Наверное носил, так же, как ты не позволяешь себе забыть, что такое меч.
Двое весело смеялись, почувствовав расположение друг к другу, третий лишь усмехался.
— Как здравствует твоя доченька?
Глаза Люнддалена потеплели.
— Увы, мой спаситель, доченькой она была годы назад. Теперь это своенравная дева, и честное слово, по крайней мере половина моей седины — её добыча.
— Капризна?
— Волею судьбы я много странствую, часто беру дочь с собой, и в одном из городов её сбили с толку какие-то проповедники. Они что-то вещали на площади, и с тех пор моя Гутила одержима помощью страждущим. Не поверите, иногда приходится сказываться беспомощным, чтобы урвать себе часть её забот.
Стюжень рассмеялся,
— Держи на островах. Не подпускай к моровым. Упашется помогать. Самой не останется.
— Придётся! Жуткая беда трясёт ваши земли. Жаль ничем не могу помочь.
— Можешь, — Сивый усмехнулся.
Какое-то время купец водил недоумевающий взгляд с одного на другого. Шутят?
— Люнддален, ты не кажешься пустышкой, а напротив производишь впечатление неглупого человека. Что ты понял про этого, напротив?
Оттнир немного удивленный посмотрел на Сивого.
— Я понял, что это человек, для которого справедливость — не просто слово. Настолько не просто, что ради этого он может положить на кон собственную жизнь.
— А про меня старого что можешь сказать?
Люнддален полнозубо рассмеялся.
— Говоря о тебе, почтенный Стюжень, как купцу мне будет позволительно кое-что утаить?
Старик и Безрод, переглянувшись, одновременно замотали головами. Нет.
— В таком случае не стану притворяться. Я знаю, кто ты и чем занимаешься в Сторожище.
— Если два светоча чести и благородных намерений, равных которым в этой части Вселенной просто не найти, скажут, что когти рвут, пытаясь остановить заразу, ты поверишь?
— Поверю, — убеждённо и без колебаний кивнул Люнддален.
— А если старый и седой ворожец скажет, что одного… нечестивца нужно заставить достать из заначки грязное золото, уверенность не поколеблется? Купец ведь не подумает, что верховному ворожцу и воеводе заставы на Скалистом острове нет в жизни счастья без нескольких золотых кругляшей проходимца и душегуба?
Оттнир посерьёзнел, внимательно оглядел обоих собеседников и всё так же решительно покачал головой.
— Уверенность не поколеблется, а купец не подумает. Но спокойно спать мне не даст уже совершенно другое.
Сивый вопросительно сыграл бровями.
— Мой остров не так велик, и когда я не в отъезде, вхожу в состав людского суда, ибо суд небесный Тнир вершит без нашего вмешательства. И поверьте, слушать и выносить решение Люнддален умеет.
Стюжень кивнул. Справедливо.
— Будь уверен, Полночь не останется в стороне от напасти, ведь то не просто мор. Он на злой ворожбе замешан. И золото, уплаченное за это скотство, то самое, несёт на себе печать зла. Оно может вывести на ублюдка, что за этим стоит. Но мне нужна вещь, которую он держал в руках, и которая несёт на себе его дух. Оно. То проклятое золото.
Какое-то время Люнддален слушал молча, затем решительно кивнул.
— Иными словами, вам нужны не десять золотых рублей вообще, а именно эти десять?
— В яблочко! Хотя бы один.
— Что нужно сделать?
— Этот выродок хочет купить ладью, причём подешевле, и заняться торговлей. Последняя схватка отвратила его от дружинной службы. Он больше не хочет подставляться под мечи. Сделай вид, будто готов продать. Пусть только вытащит золото на свет белый.
— А с дураком что?