Ледобой. Зов
Шрифт:
— Может ещё покувыркаешься, — хихикнул Кукиш и хлопнул здоровяка в плечо. — Вот Сивому башку оттяпаем и можно ехать утешать вдовушку. Они в горе страсть какие горячие!
— Уверены, что оттяпаем? — глухо бросил Отвада.
— А то!
— Вообще-то суд ещё не закончен. Всякое может быть.
Бояре переглянулись.
— Мы чего пришли-то… как раз насчет того, что всякое может случиться. Нет, мы понимаем, если не вовремя, если один хочешь побыть, ты только скажи.
— Один? Вы про что?
Трое
— Так ведь это… несчастье у тебя.
— Какое к мраку несчастье? — Отвада отлепился от стены, пальцы сцепил в кулаки, его мало не перекосило. Зарянка вроде только что заходила, про детей ничего не сказала.
— Ты ещё не знаешь? — Косоворот удивлённо пожал плечами. — Да поезд твой ладейный с золотом из Торжища Великого распотрошили. Только три корабля и уцелело.
— Моряй пока не вернулся, мне не докладывали, — князь едва дырку в Косовороте глазами не прожёг, — Откуда ветер дует?
— Купчишки проезжие рассказали, — ядовито усмехнулся Смекал и долго не отводил взгляда от князя, а Отваду ни с того ни с сего холодом продрало, ровно ледяной водой внезапно окатили.
— Вот тебе наша жизнь, — Косоворот развёл руками, сделал скорбное лицо, со значением прицокнул языком. — Сегодня жив-здоров, на коне скачешь, на ладье по море-окияну ходишь, а завтра хлоп… и нет тебя! Правда ведь, князь?
— Правда, — глухо обронил Отвада, была бы его воля, зубами скрипел бы.
Кто, ну кто сможет узнать об этом до того, как потрёпанные ладьи вернутся к хозяйскому причалу? А потом приходишь, сволочь хитромордая, преданно заглядываешь в глаза и зрачками колешь, ровно ножами, да ещё в ране проворачиваешь, чтобы уж для верности.
— Ага, сегодня ты княжеский воевода, а завтра бац… подсудимец, и на твоей шее затягивается верёвка, — Кукиш едва не ржал, и если было в целом мире нечто, что он хотел скрыть, скоморошья ухмылка точно этим сокровенным не была. Вон, расцвела на морде, ровно одуванчики весной.
— Да, — после молчания хмуро буркнул Отвада и головой кивнул. — Всякое бывает, бывало и воевод на суку вздёргивали.
— А этого хорошо бы вздёрнуть на плёсе, на ветвях того самого дуба.
— Ага, и пусть бы спел напоследок. Как тогда. А что? Ступил на плёс — песню спел! Хорошее обыкновение установится.
Отвада какое-то время переводил взгляд с одного на другого, наконец буркнул:
— Одна у нас Боянщина, одна отчизна, и чего грызлись допрежь? Не понимаю.
Бояре непонимающе переглянулись, Смекал осторожно согласился.
— Ага. Нехорошо как-то вышло.
— Вот как должны быть князь и бояре! — Отвада вдруг горячо вздёрнул руку и сжал пальцы в кулак. — Единое целое! Чтобы не оторвать!
— Твоя правда, — Косоворот зримо расслабился, отпустил скованность в теле, перетоптался.
—
— Как?
— Время старое забыть, к новому повернуться. По-новому заживём и мне нужна ваша преданность! Мне и Боянщине!
Бояре переглянулись, каждый едва заметно пожал плечами, и Косоворот за всех ответил:
— К новому, говоришь? Старое забыть? Ну, почему бы и нет?
— Как приговор отзвучит, дадите мне слово верности. Присягнёте так, как я скажу.
— После приговора? — переспросил Кукиш и пытливо сощурился, будто проглядеть хотел насквозь, до самого дна потайных мыслей взглядом достать. — Поженим Сивого и верёвку? Меч или топор — больно много чести для душегуба проклятущего!
Отвада смотрел, смотрел на троицу и молча кивнул.
— Не будем ведь ставить телегу впереди лошади? — невинно бросил Смекал.
— Не пойдём ведь в новую жизнь, не очистившись от старой? — поддакнул Кукиш.
— Сначала отступника повесим, потом клятвы, ведь так? — Косоворот уставился на Отваду и улыбнулся.
— Князь, тут ведь как в торговле, товар против денег, — оскалился Кукиш. — Сам торговлишку ведёшь, знаешь, что к чему.
— Сначала приговор, — твёрдо отчеканил Отвада, — потом ваша присяга. Всех бояр, до единого.
— Это дело! — Смекал довольно потёр руки.
— Но до присяги вы поклянётесь принести мне и Боянщине присягу и не избегните её.
Трое переглянулись, и Косоворот на всякий случай уточнил:
— Поклянёмся в том, что поклянёмся?
— Клятва в том, что после суда принесём обет верности князю и всей Боянской стороне?
— То есть мы пообещаем пообещать?
— Да.
Бояре призадумались.
— Помню… так я не само стадо овец купил по весне, а лишь обещание хозяина мне его продать, — Смекал оглядел остальных. — С меня обещание купить, с него — слово продать.
Кукиш и Косоворот согласно закивали, ага, плавали, знаем.
— По рукам?
— Одно мгновение, князь. Отойдём-ка пошепчемся, братья.
Трое отошли в дальний угол горницы, Отвада на неловких ногах повалился на лавку, припал к чарке.
— Пообещать — не значит жениться, — горячо шепнул Кукиш. — А он успокоится и сделает всё, как надо!
— Ага, повесим подлюку!
— Ведь мы уже поклялись, — Косоворот вздел указательный палец. — И это, как сами помните, не Отвада!
— Ну что он там придумает? — беспечно отмахнулся Кукиш. — Ну соберёт на площади народец, ну тряхнём воздух, дескать спать не будем, так станем князя поддерживать!