Ледовый десант
Шрифт:
В конце текста Александр увидел свою подпись, уже знакомую по газете «Заря».
Власовцы следили за каждым движением Русанова. Зная силу его кулаков, на всякий случай отступили от него на несколько шагов.
Александр молчал. Он сравнивал текст листовки со статьей «Капитан Русанов рассказывает…». Статья вошла сюда полностью. Были и новые «сведения», которые немцы высосали из пальца или взяли из различных источников. Кое-что написано со слов агентов-предателей, засылаемых гестапо в отдельные партизанские отряды, кое-что немцы знали из советской прессы. Но в листовке не было ни одной фразы о работе Украинского штаба партизанского
Александр немного успокоился. Строкач, и не только он, сразу поймет, что это «липа».
— Что скажешь, капитан? — спросил Зыков.
— Честные противники так не поступают с пленными. Но фашизм — такой враг, для которого все способы хороши.
— Все сделано, как говорил Мюллер, — сказал Сахаров. — Тысячи таких листовок сброшены в районе действий партизан. Тебя привезли в Дабендорф, чтобы ты пришел в себя. Тебе передает привет сам генерал Власов. Ты с ним скоро встретишься.
— Взглянуть бы сейчас на твоего Строкача! — захохотал Зыков.
— Твои откровения перепечатали газеты «Доброволец» и белоэмигрантское «Новое слово». Ты становишься знаменитостью. Теперь-то наверняка примешь присягу на верность генералу Власову!
— Вижу, бог не лишил тебя чувства юмора, — Александр бросил презрительный взгляд на Сахарова. — И фюреру тоже нужна твоя присяга?.. Что же ты сразу не говоришь? Или, может, тебе, русскому, стыдно произносить это слово?
— Ишь как разошелся! Время у тебя еще есть. Можешь подумать…
Время подумать у капитана Русанова действительно было. Он уже знал, что многие даже из недавних друзей считают его изменником Родины, врагом народа. Ну что ж, пусть считают. Совесть его чиста. Предателем он не стал. И рано или поздно об этом узнают люди. Сейчас главное — борьба с фашизмом. Как организовать эту борьбу здесь, в глубоком тылу? Конечно, власовцы не все подлецы. Многие из них случайно попали в «РОА». Их можно объединить и… Правильно говорил Павел Адольфович Колеса, бороться можно и здесь. Но как их объединить? Сказать, что смирился со своей судьбой и согласен служить немцам, чтобы Власов дал какую-нибудь часть из своих формирований, а затем перейти на сторону партизан?.. Но ведь на слово не поверят…
Так думал Александр Русанов, попав в Дабендорф, где готовились кадры пропагандистов власовской армии.
Тем временем гестапо считало, что дело сделано: листовка дошла до партизан и у капитана Русанова нет иного выхода, как принять присягу на верность генералу Власову.
Встречаясь с власовцами, Александр теперь отмалчивался, делал вид, что привыкает к новым обстоятельствам. Давалось это ему нелегко. Чтобы не выдать себя, удержаться от споров с предателями, он старался избегать их. Его тянуло к курсантам, которые казнились, оставаясь наедине с собой, оплакивали свою судьбу. К ним он присматривался и при случае говорил с ними откровенно.
Однажды, направляясь в свой барак, Александр остановился возле двух курсантов. Оглянувшись вокруг, тихо сказал:
— Значит, решили пойти в агитаторы? Будете ездить по лагерям и говорить голодным военнопленным, что единственное их спасение — на кухне у генерала Власова?
— Нас самих загнал сюда голод, — сказал белобрысый курсант.
— Теперь никакого возврата назад, — добавил другой, чернявый.
— Пока еще не поздно, беритесь за ум и создавайте
— Ну хорошо, сбежим. А что нам партизаны скажут? — спросил белобрысый курсант.
— Покажите себя в бою против немцев, и вам скажут «спасибо»!
— А дома? — спросил чернявый. — Нас же свои расстреляют! Загонят в Сибирь!
— Сначала забейте хотя бы один гвоздь в гроб Гитлера, а потом уже думайте, что скажут свои. По головке, конечно, не погладят, но и расстреливать не станут, если узнают, что вы даже здесь копали Адольфу могилу. Нужно действовать, а не хныкать. Помните, что у вас по верности Родине уже стоит двойка. Ее надо исправить…
— Тихо. Идет майор Сахаров, — прошептал чернявый курсант.
— Двойку надо исправить, — повторил Александр.
— О! — воскликнул Сахаров. — Капитан Русанов беспокоится об отметках наших молодцов. Давно бы так.
Он подозрительно посмотрел на курсантов, потом перевел взгляд на стену барака, где висел приказ, в котором говорилось, что за «советскую пропаганду» в школе — смертная казнь.
Курсанты испуганно переглянулись и тут же ушли. Русанов тоже посмотрел на приказ. С его губ слетела ироническая улыбка.
— Вижу, и тебе весело, и мне тоже, — сказал Сахаров. — Думай, что хочешь, обо мне, но я пока доволен тем, что ты здесь, в Дабендорфе, потому что это моя заслуга!
«Ох, как же ты низко пал, капитан Русанов! Даже этот пигмей Сахаров кичится тем, что ты оказался в Дабендорфе! — с болью подумал Александр. — Но ведь Колеса, Пустельников и Кондратьев в Лютцене настаивали на том, чтобы я продолжал войну с фашизмом и власовцами в их логове…»
— Что вздыхаешь? — спросил Сахаров, почувствовав волнение Русанова.
— Все о доме думаю.
— Что о нем думать! Наш дом теперь здесь. В воскресенье примешь присягу, и мы хорошенько выпьем по этому поводу! — подморгнул Сахаров. — Я ставлю бутылку. Договорились?..
…В воскресенье курсанты принимали присягу на верность Власову и фашистской Германии.
Торжественная церемония сопровождалась песней власовцев, написанной кем-то на мотив комсомольской песни тридцатых годов.
Отступают небосводы, Книзу клонится трава. В бой идут за взводом взводы — Добровольцы из РОА…Начальник школы пригласил Русанова в свой кабинет.
Здесь уже были майор Сахаров и Зыков. Они весело о чем-то говорили, время от времени бросая взгляды на стол в углу комнаты, где стояли бутылки коньяка и закуска.
— Я думаю, что вам удобнее будет принять присягу здесь, а не в общем бараке, — сказал начальник школы.
— Мне все равно, — махнул рукой Александр.
— Я рад присутствовать при этих исторических в вашей жизни минутах, — начальник школы протянул Русанову текст присяги. — Прочитайте и поставьте подпись.