Ледовый десант
Шрифт:
— Читай!
Александр побледнел. На ширину всей страницы огромными буквами было напечатано: «Капитан Русанов рассказывает…» — а под заголовком большая статья. В его глазах зарябило от знакомых фамилий: Строкач, Ковпак, Грабчак…
— Какая подлость! — процедил сквозь зубы Александр.
— Эта газета может не попасть ни в формирования «РОА», ни в концлагеря, ни по ту сторону восточного фронта, если вы дадите позитивный ответ, капитан, — сказал Мюллер.
— Вашему вранью никто не поверит! Там знают мою преданность!
— Не будьте ребенком, капитан! — Мюллер вскочил с кресла и самодовольно погладил большой
— Это наша боль, господин Мюллер! Я все равно не перейду на сторону власовцев!
— Ваш штаб, ваш НКВД никогда не простят вам того, что вы оказались в плену. И эту статью тоже не простят.
— Это мое горе, моя беда. Пусть и не простят, но предателем я не стану!
«Мое горе, моя беда…» — мысленно повторил Александр.
Ему вдруг вспомнилась последняя встреча с семьей родной сестры Серафимы Гатиловой. Тогда у него на коленях сидела белокурая четырехлетняя племянница Виолета. Девочка была похожа на его дочурку Людочку, а значит, и на него, и он ласкал ее, как свою родную, весело что-то рассказывал.
На столе — вареная картошка, миска соленых огурцов, раскрытые банки консервов, привезенные им.
— Саша, — улыбнулась сестра. — А помнишь, как я нечаянно высыпала из баночки деревянные гвоздики? Отец спросил: «Это ты, Сима, нашкодила?» Я испугалась. Ну, думаю, сейчас будет мне трепка. А ты вдруг становишься между мной и отцом и говоришь: «Это я опрокинул банку!»
Муж Серафимы не принимал участия в разговоре. Он все время напряженно думал о чем-то своем. Наконец сказал:
— Дорогая Сима! Уважаемые гости! Вы присутствуете здесь не только на проводах Александра в далекую командировку, но и на моих проводах в армию. Да, это так. Директор школы на мое место найдется. А вот на фронте Гатилова как раз и не хватает.
Так в семье сестры началось со встречи, а кончилось проводами двух родных ей людей — мужа и брата. Началось со слез радости, а кончилось слезами горя, тяжкими вздохами перед долгой разлукой.
— Выше голову, Сима! Мы непременно разобьем Гитлера! — сказал он тогда, обнимая сестру и вытирая с ее щек слезы. — Разобьем и вернемся! — Подхватил на руки племянницу и долго смотрел в ее глаза. — Целую тебя, Виолетка, ты так похожа на мою Людочку, потому что вы обе из русановского рода.
«Это все мое горе, моя боль, проклятый господин Мюллер! — мысленно произнес Русанов. — Если бы ты, фашистский палач, знал, как я люблю своих родных, как я их люблю!..»
— Читайте статью, — напомнил штандартенфюрер.
Наступила пауза. Мюллер поглаживал палец с перстнем, а Русанов знакомился с текстом «интервью».
— Ха-ха! — засмеялся вдруг Александр. — Строкач у вас стал генерал-полковником. А почему не маршалом? «Сталин очень любит и ценит Строкача, часто звонит ему по телефону, присылает подарки…» Написали бы еще для достоверности, что Сталин присылает Строкачу одеколон. Ха-ха! «Грабчак до войны грабил банки, взламывал сейфы!» Ваш писака, господин Мюллер, уловил, что в словах «Грабчак» и «грабил» есть сходство, и поэтому напечатал такую чепуху. Если вы хотите знать, то Грабчак до войны был начальником пограничной заставы. А это что?.. «В меру подхода Красной Армии партизаны
Мюллер бросил гневный взгляд на Сахарова, глаза которого с собачьей преданностью забегали по сторонам.
— Поверят, господин штандартенфюрер, — сказал Сахаров. — Я предупреждал Русанова еще раньше. Тут есть поклеп на Советскую власть. Этого достаточно, чтобы капитана посадить за решетку, объявить врагом народа. Я сам когда-то писал на некоторых умников, и их сажали в тюрьму. «Пантелеймон такой-то матюкал Советскую власть…» И все. Нет Пантелеймона. А тут… Поверят! Что написано пером, того не вырубишь топором… А фото Русанова?.. Этой газетой мы разворошим партизанский штаб, как кучу муравьев.
— Можете у нас не работать. Но дайте нам ответы на эти вот вопросы, — Мюллер протянул Русанову два густо исписанных листа бумаги.
Александр бегло просмотрел текст.
«Что представляет из себя Украинский штаб партизанского движения?.. Количество партизанских отрядов, имеющих радиостанции?.. Дислокация этих отрядов?.. Оснащенность отрядов минно-подрывной техникой?.. Тактика партизанской борьбы?.. Какой тактике отдают предпочтение штаб и генерал Строкач?.. Что вы знаете о планах взаимодействия регулярных войск Красной Армии и партизан на Украине?.. Подготовка вашим штабом радистов, кадров вообще и засылка их в тыл немецких войск?..»
— Вот что нам нужно от капитана Русанова, — сказал штандартенфюрер. — Вы поняли меня?
— Да, господин Мюллер. Но напрасно вы тратите время. Я не майор Сахаров, который писал доносы на Пантелеймона, а теперь выслуживается у вас, «обрабатывает» несчастных земляков, попавших в плен. Я не стану таким же подонком, как он. Не стану мстить нашим, даже если многие из них проклянут меня за то, что я оказался здесь!
Дождавшись перевода последней фразы, Мюллер усмехнулся:
— Наконец-то до вас дошло. Значит, вы согласны, что вас дома проклянут, когда узнают о вашей статье?
Русанов в ответ промолчал.
Мюллер скривил губы, и Александру показалось, что это ощерился волк.
— Вы изображаете из себя Георгия Димитрова, — с иронией произнес штандартенфюрер. — Напрасно, капитан, напрасно. — Он повернулся к Сахарову. — Покажите ему, господин майор.
Сахаров достал из портфеля газету «Правда». У Русанова перехватило дыхание.
— Учтите, капитан, — сказал Мюллер. — Там еще не знают о вашей статье. Но знают, что вы сдались нам в плен. Так и пишут на основе свидетельств партизан, видевших вас в последнем бою. Вы для них предатель. Так пишет московская «Правда». Где же ваша гордость? Где ваше самолюбие?