Легенда. Герои Урании
Шрифт:
«Смешные какие месяцы! Впрочем, современный «май», например, мне вообще ни о чем не говорит, кроме того, что если в мае замуж выходить, то маяться будешь всю жизнь. А здесь… «цветень», «ветродуй»… надо же! Как наши старинные русские названия».
– Господа лорды именуют их как-то чудно, но я забыл как.
Васята вступился за сына:
– И то: где всё упомнить! Напридумают чего, а нам запутня одна. Вот стол, – он хлопнул по столешнице натруженной ладонью, – он и сто лет стол. Вот лавка, как ни назови, она лавкой и останется. На кой ляд,
– А затем, чтоб ся возвысить! – припечатала бабушка Дормидонда. – Дворяны даже в храме Божием молитвы бормочут по-тарабарски, на латынщине! И не лики Христа, Богородицы и угодников у их там, а статуи поганые языческие! Дворяны туда и ходят, а у нас свои церквы.
– Это потому как раскол промеж нас случился, давным-давно, – пояснил надувшийся от важности рыжик.
«Занятный мальчуган», – подумала Алиса с умилением, в немалой степени вызванным «самоделанной» жидкостью.
– Да не то беда, что храмы розные, а то, что милосердья от их не видать, – стояла на своём несгибаемая старушка. – А с людями-то, с людями что творят! Изуверы, ироды…
– Тише, тише, матушка, об том не стоит говорить, – бормотнул Васята, испуганно косясь куда-то за печку. – Спаси нас Бог!
Все перекрестились.
Алиса улыбнулась.
– Мальчик, а звать-то тебя как?
– Маютой кличут, госпожа.
По полу побежал большой чёрный паук.
– Ой, многаног!
Давешняя девчушка с косичками схватила веник с явным намерением прибить омерзительное насекомое, но старуха Дормидонда остановила её:
– Не трожь, Млада, пускай бежит себе.
– Но ба… он же такой противный!
– Говорю: не трожь! К несчастью энто.
Пока внучка с бабкой препирались, паук успел скрыться.
Алиса опасливо подобрала ноги.
– Какой у вас, Васята… гм… смышлёный ребёнок.
Дуборез расплылся морщинами.
– Вижу, по сердцу пришёлся вам Маютка, госпожа. Иль нет?
– Хороший парнишка, – произнесла Алиса, думая о другом. – Спасибо за гостеприимство, хозяин. Ночь у вас проведу, а завтра с утра мне нужно в город.
Совершенно внезапно, как будто ему обрубили ноги, хозяин рухнул перед Алисой на колени.
– Сделайте милость, госпожа Алиса, заберите вы его к себе!
– Кого-того это его? – с перепугу девушка залопотала по-местному.
– Так Маютку! Век Господа за вас станем молить!
– Да куда ж я его заберу?!
– А в свиту вашу! Запишите его пажом или стремянным, грумом, значить, а уж мы-то за вас… Христом Богом…
– Пристройте сыночка моего, леди Алиса! – теперь уже на колени пала Мотруся. – Ему бы при господах, при ученье, сказки-то он страсть как любит! Может, и выучится нам на радость!
А сам виновник неразберихи молча стоял, глядя на неё прозрачными, как лесной ключ, глазами.
У девушки голова пошла кругом. «А что, может, и действительно взять ребёнка с собой? Свет
– Ну а ты, Маюта, что скажешь? – обратилась она к нему. – Хочешь со мной в город? Только учти, я тебе ничего не обещаю – насчёт пажей или там гвардейцев блестящих. Сейчас у меня практически ничего нет, ни состояния, ни слуг.
– Дозвольте быть слугой вашим, леди. Я всё умею: за конями ходить, одёжу чистить, кашеварить. Послужу верно.
– Хорошо, – Алиса выпрямилась. – Беру тебя, Маюта Васятович, на службу… гм… бессрочно, пока сама не отпущу. Работай исправно, обижен не будешь.
– Ну да ладно… вот и ладно! – засуетился хозяин, боясь, видно, как бы гостья не передумала. – Повечеряли, и на боковую пора, госпожа устала, поди. Мотруся, постелила ли?
– Давно-о!
Васята пожевал губами и осторожно глянул на Алису из-под зарослей бровей:
– Лошадь уже не могем дать, леди Алиса, простите великодушно – самим больно нужна. Да и не пристало благородной даме на эдакой кляче разъезжать. А вот сусед наш, Пахма Игралик, с утра завтра собирался в город овощи торговать. Так с им и можно ехать совокупно… ежели есть желанье такое.
– Посмотрим, – дипломатично ответила Алиса. – Разбудите пораньше, гляну на соседа вашего.
– Уж вы не сомневайтесь, леди, человек он хороший, смиренный… достойный, значить. Прадед его в Войнах Тишины за херцогство воевал, и ныне всё честь честью – хозяйство, семья, пятеро ребятишков.
Для сна ей отвели закуток, отделённый от общей большой комнаты ситцевой цветастой занавеской. Почти всё его пространство занимала гигантская никелированная кровать с медными шишечками по углам и горой пуховых подушек, сложенных одна на другую, самая маленькая верхняя думка была не больше ладони. «Хозяйское ложе, наверное… – подумалось сонно. – А где же будут ночевать сами хозяева?»
– А ничего, ничего, – замахала в ответ Мотруся, энергично взбивая перину, – одну ночку-то и переспим на чердаке, в сеновале, не беспокойтесь! Вот здесь в корыте можете ножки сполоснуть, а вот вам и полотенчико.
Девушка подошла к окну, но ничего не сумела разглядеть за слепыми слюдяными стёклышками. Увидела лишь отражение своего лица, смешно перекошенное.
Снаружи по переплёту хлестнула ветка, и Алиса, сдержав крик, отшатнулась.
– Ветер ноне, – Мотруся кивнула. – Дерева колеблет – ужасть! Как бы яблони к утру не поломал.
– Слушайте, а у вас здесь водятся… привидения?
– Кто?
– Ну, призраки?
– Не понимаю чегой-то.
Женщина смотрела на неё равнодушно.
– Такие… зыбкие. Как рябь на воде. Полупрозрачные. И синим светятся. И чуть что – исчезают.