Легенды авиаторов. Игровые сказки.
Шрифт:
— Ладно, давай дальше про самолет. Это был переделанный Р-10, насколько я понимаю? — Билл Хопкинс нашел в кармане жевательную резинку и сунул ее в рот.
— Раньше американцы жевали табак, — неодобрительно покосился на него дракон. — По крайней мере, это выглядело мужественно. Они эдак сплевывали.
Горыныч выпустил из пасти тонкую струйку пламени. Хопкинс отскочил, а дракон засмеялся.
— Хватит хулиганить, давай про самолет, — попросил Хопкинс.
— Мы о каком говорили, о ХАИ-5? — Дракон кивнул, отвечая своим мыслям. — Точнее, о ХАИ-51. В общем, фюзеляж сделали пошире, чтобы увеличить бомбовый
— Неман был спец по шасси, да? — сказал Хопкинс.
— Ну ты же помнишь его орден Красной Звезды, — согласился дракон. — Интересно, что конструкцию нервюра крыла разработали на основе итальянского проекта. Органы НКВД, точнее разведка этого ведомства, передала его в ОКО. Правда, любезно? Того же происхождения были и чертежи деревянных крыльевых бензобаков, пропитанных бакелитовым лаком.
— Это был совсем-совсем деревянный самолет? — уточнил Билл Хопкинс.
— Не совсем. Вообще, как мы уже установили, Неман был упертым «деревянщиком», но в проекте ХАИ-51 имелась металлическая конструкция лонжеронов в деревянном крыле. В новом лонжероне из дюраля к полкам приклепывалась фанерная лента, а уж к ней приклеивалась фанерная обшивка. Таким образом крыло облегчалось.
— Прогрессивно, — заметил штаб-сержант. — Кажется, такую же технологию во время Второй Мировой применяли на истребителях Яковлева и Лавочкина.
— В точку бьешь, штаб-сержант, — подтвердил Горыныч. — В декабре тридцать седьмого передали в производство последние рабочие чертежи ХАИ-51. Второй экземпляр штурмовика ХАИ-52 начали строить с применением новой древесины. Для увеличения весовой отдачи самолета нервюры выполнялись не из сосны, а из пихты, а обшивка фюзеляжа выклеивалась не из березового шпона, а из соснового.
— Но тут случился судьбоносный визит Немана к Сталину, — напомнил Билл Хопкинс.
— Угу. Но все было пока не очень плохо. В июне тридцать восьмого ХАИ-51 начали испытывать. Тридцать два полета. Двигатель работал паршиво, хотя общее впечатление от самолета осталось неплохое.
— Наверное, из-за того, что садился он надежно, — предположил Билл Хопкинс.
— Садился надежно, — согласился дракон, — но все остальное... Впрочем, в октябре мотор окончательно вышел из строя. Государственные испытания были назначены на конец ноября тридцать восьмого. Но мотора так и не нашли, поэтому дело сорвалось. Неман страшно переживал. А в декабре его арестовали.
— Погоди, Горыныч, — перебил Хопкинс. — Попробую угадать. Я же разбираюсь в советской действительности?
— Учитывая, сколько коньяка вы с товарищем младшим лейтенантом Васей употребили в офицерском клубе, — несомненно, разбираешься! — сказал дракон.
— Немана отправили не на лесоповал, а куда-нибудь в ЦКБ-29. «Шарашка», как тогда говорили?
— Да, — кивнул Горыныч. — НКВД отправило упрямого Иосифа Григорьевича трудиться над чужими
— Иногда я думаю, вот бы таких, как Неман, к нам на сервер! — сказал Хопкинс. — Порадовался бы, наблюдая за своим самолетиком в действии.
— Знаешь что, Билл, — сказал дракон, — до сих пор я считал, что одного Горыныча достаточно. Но если тебе нужен здесь еще яростный конструктор — кто я такой, чтобы мешать?
Билл Хопкинс рассмеялся.
— Нет, Горыныч, если вопрос стоит так, то не сомневайся: никто на свете не в состоянии составить тебе конкуренцию.
41. «Джуди» со скверным характером
Вахмистр Герман Вольф смотрел издалека, как фройляйн Брунгильда Шнапс оживленно беседует с Франсуа Ларошем.
Французский летчик определенно был увлечен разговором. Брунгильда стрельнула глазами в сторону Вольфа и помахала ему рукой:
— Присоединяйтесь, герр вахмистр! Мы тут снова решаем судьбы авиации!
Вольф подошел ближе.
Франсуа Ларош обменялся с ним коротким рукопожатием и продолжил то, о чем размышлял уже некоторое время:
— Любопытно видеть, как в ряде случаев авиация напрямую зависит от других родов войск.
— Как это — «напрямую зависит»? — уточнил Вольф.
— Как будто она — не самостоятельна, — ответил Франсуа Ларош. — Когда я думаю о тридцатых, о начале сороковых, о лихорадочной механизации армий, у меня просто дух захватывает!
— Я и не подозревала, что вы такой милитарист, мсье Ларош, — произнесла Брунгильда Шнапс, почему-то двусмысленным тоном.
Герман Вольф пожал плечами:
— А кем нам еще прикажете быть, Frau Leutnant? Мы все летаем на боевых самолетах, в конце концов...
— Кто-то считал, что авиация решает только тактические задачи, а главное в жизни — это пехота, — продолжал Франсуа Ларош. — Ну там, полетали самолетики, побросали бомбочки, навели ужас — тут-то пехота пошла в атаку и уничтожила оставшихся.
— Это кто так считал? — прищурилась Брунгильда.
— Немцы, — сказал Франсуа.
— Вы меня простите, мсье Ларош, — вмешался Герман Вольф, — это эти рассуждения отдают невежеством.
— Зато как лихо звучит! — вздохнул Франсуа. — Но хоть связь авиации с флотом вы мне оставите?
— Да на здоровье! — махнул рукой Вольф. Франсуа почему-то сегодня раздражал его. Возможно, дело было в присутствии Брунгильды, которая бессердечно строила глазки обоим.
— Мне казалось, так обстояло в основном в Японии, — сказала фройляйн Шнапс. — Но это и понятно. Япония далеко. На краю земли. Ей необходимы корабли, чтобы доставлять самолетики куда-нибудь поближе к цели. И самолеты строились соответственные. Поэтому и за развитие авиации выступали в Японии флотские — вроде адмирала Ямамото.