Легенды авиаторов. Игровые сказки.
Шрифт:
— Очень короткую жизнь, — добавил Вася. — И мало что изменившую в ходе мировой истории.
— Жизнь, дорогой мой товарищ младший лейтенант, зачастую дается не для того, чтобы что-то изменять в мировой истории, — философски заметил дракон. — Она дается просто так. Чтобы ты ее прожил. Даже если ты не человек, а самолет. В назидание потомкам. И ради их удовольствия.
— Когда она поднялась в воздух, эта красотка? — Вольф пытался припомнить дату, но безуспешно.
— Видишь ли, — вкрадчиво отозвался дракон, — когда «Кикка» полетела, смысла в ней как в боевом самолете на
— Харакири не делают противнику, — сказал Вольф.
Дракон несколько мгновений смотрел на него в упор.
— Думаешь, я этого не знаю? Я просто так мрачно пошутил, — сообщил древний змей. — Вернемся к самолету. 7 августа 1945 года «Кикка» совершила первый полет. Через четыре дня во время второго полета самолет скапотировал. Тю-тю. 15 августа был готов второй опытный аппарат. И еще восемнадцать — а по другим версиям двадцать пять — машин первой партии находилось на разных стадиях сборки. Планы на «Кикку» были обширные: думали строить двухместный учебный вариант, двухместный разведчик, одноместный истребитель...
— Поразительно, как они продолжали что-то проектировать, когда война практически закончилась, — вздохнул вахмистр.
— Печально, правда? — подхватил дракон. — Чисто японский менталитет. Печальное очарование вещей. Любование их недолговечностью. Опадание лепестков.
— В общем, Ботанический сад, — заключил Вася.
— Ну так что, товарищ младший лейтенант, восстановим справедливость в отношении «Кикки»? — спросил вахмистр. — Пока что на закрытом тесте?..
— Наперегонки! — предложил дракон, расправляя крылья. — Я с вами, мальчики. Покажите, на что способен «Цветок апельсина»!
40. Харьковский деревянный
Змей Горыныч притворился, будто жалеет штаб-сержанта Билла Хопкинса:
— Что пригорюнился, добрый молодец?
— Да так, — отмахнулся Билл, — Карлсон пролетал.
Майор Штюльпнагель по прозвищу «Карлсон» производил при своем появлении очень много начальственного шума.
— С каких пор, Билл, ты сделался таким впечатлительным? — хмыкнул Горыныч. — Ты же американец, у тебя должен быть твердый лоб. А всякие переживания оставь героям заунывной русской классики. Пьеса Чехова «Иванов» и прочее...
— Ого, Горыныч, ты читал Чехова? — удивился Хопкинс.
— А ты разве не читал? — дракон прищурился.
— Я не хочу отвечать на этот вопрос! — гордо произнес Хопкинс. — Что касается «Иванова» с ударением на второй слог — то я знаю только самолет с таким названием.
— Кажется, это были позывные товарища Сталина еще в ту пору, когда он был Кобой и взрывал каких-то губернаторов, — задумчиво произнес дракон и провел лапой по земле, оставляя глубокие борозды. — Или не взрывал? Не помню точно.
— Это был конкурс на создание
— Многоцелевой самолет? — Горыныч сделал вид, что задумался. На самом деле дракону не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить такие детали: змей был слишком умный и слишком долго жил на этом свете. — Насколько я помню, в середине тридцатых советские военные жаждали заполучить хорошенький такой штурмовик.
— Погоди, ты говоришь о проекте Немана? — уточнил штаб-сержант.
— Там было несколько проектов, но хорошо, раз ты хочешь — поговорим о Немане, — с подозрительной покладистостью согласился дракон. — Что можете доложить по существу дела, господин-товарищ-мистер Билл Хопкинс?
— Товарищ Горыныч, — Билл козырнул чуть шутовски, — могу доложить, что Иосиф Григорьевич Неман был совершенно выдающейся личностью, но, судя по тому, что мы о нем знаем, был талантлив, вздорен, упрям и не склонен менять свои решения, даже ошибочные.
— А может, он верил в свою гениальность как в звезду? — предположил Горыныч.
— Как в орден Красной Звезды, который он получил в тридцать третьем за постройку пассажирского самолета, «отличающегося исключительными летными качествами», — процитировал Хопкинс. — Как видишь, Горыныч, я тоже кое-что помню.
— А что было выдающегося в этом самолете?
— Экзаменуете, товарищ Горыныч? ХАИ-1 — первый в Европе скоростной пассажирский самолет с убирающимися в полете шасси. Неман всю жизнь был связан с Харьковом, с Харьковским авиационным институтом. И самолеты назвал по этому институту, а не по своей фамилии.
— Знаешь, Хопкинс, — протянул дракон, — если бы ты, как Неман, получил должность заведующего кафедрой конструкций самолетов — не имея при том даже ученого звания, — ты бы тоже уверовал в свою гениальность.
— Неман вообще не имел ученого звания. Просто был такой... из мещан, как писали в те времена. В смысле, мама — швея. Не из рабочих и крестьян, но и не дворянин. Пошел в Красную Армию, потом учился в том же Харьковском институте. И начал строить самолеты. И построил этот, с шасси, убирающимися в полете, — сказал Хопкинс.
— Ну да, — две головы дракона кивнули, третья уставилась в пространство с мечтательным видом. — А потом стал профессором. Без ученой степени. Он, кстати, так и не защитил диссертацию. Умер накануне защиты — в пятьдесят втором. От лейкемии.
— Давай лучше о самолете, — попросил штаб-сержант.
— А что о нем говорить? Неман со своим упрямством все испортил. В середине тридцатых все европейские армии наращивали техническую мощь. У кого лучше танки и самолеты — тот и молодец. Комитет обороны создал особую Комиссию, которая занималась программой перевооружения ВВС СССР. Возглавлял это дело Клим Ворошилов. Комиссия и поручила Неману изготовить третий серийный самолет Р-10 как штурмовик. Срок — 1 июня 1937 года. Но Неман срывал сроки.