Легенды и мифы мировой истории
Шрифт:
Сожжение еретиков. Со старинной гравюры
А сцена собирала на улице внизу все больше и больше народу. Те, кто стоял непосредственно в эпицентре происходящего, передавали комментарии дальше – тем, кому было видно не так хорошо. Их поправляли те, кто имел по поводу интерпретации событий иные мнения.
Сквозь толпу, отчаянно и цветисто проклиная зевак, проталкивались
Вот обе женщины, с плотно сжатыми губами, подались вперед над узкой улицей трепещущими горами грудей, и все с улыбками замерли в предвкушении развлечения.
И тут в самом начале улицы появились двое монахов-доминиканцев. Мария увидела их боковым зрением. Выражение ее лица тут же изменились, и она громко заявила:
– Мне, христианке Марии Менарес, не пристало унижать себя разговором с нечестивыми иудейками. – Она истово перекрестилась и вознесла взгляд к небесам. – К тому же Господь наш учил прощать наших врагов. Вот я и прощаю…
Толпа внизу еще не увидела доминиканцев, поэтому все захохотали. И кто-то крикнул:
– Эстер, если христианство так меняет женщину, немедленно отправлю в церковь мою жену!
А другой насмешливый голос добавил:
– Эстер! Да неужто все сойдет Ревекке с рук?!
– Да, я прощаю ее, как учил прощать Господь наш Иисус Христос! – провозгласила Эстер-Мария. – Прощать всех, даже… – Она запнулась – доминиканцы были все ближе, но посмотрела на лоснящееся от пота и гнева, насмешливое лицо соседки, уперевшей руки в необъятные бока, и выкрикнула во весь голос: – Даже таких старых, жирных, облезлых, пустоголовых ослиц, как Ревекка Симонес!!!
Ставни напротив захлопнулись с такой силой, что чуть не слетели с петель.
Шедшие по худерии монахи-доминиканцы были молоды и начали свои труды в Инквизиции недавно. В монастыре они вели протоколы допросов. И сейчас их занимала тема ересей.
– Вот я говорю, брат Фернандо, что до тех пор, пока в Кастилье выкресты живут рядом с иудеями, ереси не будет конца. Посмотри на них: крещение не делает их христианами, они продолжают жить по старым законам, обмывать своих покойников, не работать в субботу, готовить пищу на этой мерзости – оливковом масле, избегая доброго свиного жира. Сколько мы ни изымали иудейские книги, сколько ни сжигали их, они, словно блохи на собаке, появляются опять.
– Ты прав, брат Луис. Иудейские сородичи тянут выкрестов назад. Иудейство – это язва, которая, если не прижечь ее каленым железом, разъест здоровое кастильское тело. И как врач отсекает гниющую конечность от непораженной части, иудеев нужно или отделить, или, что еще лучше… Да что это там происходит? – Монах заметил скопление народа. – Ведь евреям запрещено собираться вместе на улицах…
Собравшиеся тоже увидели наконец монахов и,
Когда доминиканцы поравнялись с домом Менареса, спрашивать было уже некого: все ставни захлопнулись, слышался только скрежет задвигаемых засовов.
И тут они увидели красавицу Авиву – та, ни о чем не подозревая, возвращалась от зеленщика с плетенкой, полной лука и чеснока.
Доминиканцы остановились, в замешательстве уставившись на ее припухлые губы и соблазнительнейшей формы грудь под тонкой тканью дешевого вылинявшего платья…
Авива поравнялась с дверью своего дома, тут же заскрежетал засов, из-за двери высунулась рука и быстро втащила девушку.
Только теперь монахи опомнились.
– Вот посуди, брат Луис, если бы им нечего было скрывать, то отчего так поспешно все они разбежались, как мыши, при нашем появлении? – Тут монах посмотрел на дверь напротив той, в которой исчезла девушка – на дверь Менареса. – Вот взгляни, например, на эту дверь. Здесь наверняка живет богатый выкрест. Дверь добротная, дорогая, и Дева Мария с младенцем над входом из мрамора. А сколько его внутри, духа христианского?
– Так постучи. А заодно и узнаем, что тут происходило.
Брат Фернандо заколотил в дверь.
– Именем святой Инквизиции! – разнеслось по узкой улице.
Из-за двери донесся суматошный шум, послышалось падение каких-то предметов. Монахи переглянулись и чуть не захихикали. Они любили приходить в худерию и заходить в дома, в харчевни и произносить эти магические слова: им нравилась реакция иудеев – впору, поди, штаны сушить!
Строго говоря, над иудеями Инквизиция до сих пор имела власть ограниченную, зато над выкрестами ее власть была полной. Поэтому крещение иудеев поощрялось всячески – чтобы можно было заняться ими уже со всем пристрастием. Инквизиция быстро превращалась в гигантский механизм, отлично организованный и отлаженный, прекрасно сам себя финансирующий за счет конфискованного имущества осужденных еретиков. Но у ее святых отцов в Испании были еще более захватывающие дух планы.
Дверь отворилась, и монахи тут же сделали непроницаемо суровые лица.
Им открыла трепещущая Мария.
Монахи по-хозяйски вошли, сразу поискали глазами распятие. Оно было внушительным и висело на самом видном месте. Монахи переглянулись. Женщина засуетилась, усаживая их на лавки за длинным столом.
– Почему собирался под твоими окнами народ?
– Не знаю, почтенные святые отцы, я обличала соседку свою недостойную, что оскорбляла меня безвинно.
– Иудейка?
Мария кивнула.
– А распятие?
Глаза Марии расширил ужас:
– Ах нет, нет, что вы! Ах, это я подумала, что вы про нее, соседку мою… А я – истинная, истинная христианка католическая, вот, вот и вот! – Она стала часто и исступленно креститься на распятие.
Монахи оглядели комнату. Низкая, полутемная. Никаких иудейских предметов не видно. Кроме распятия, висел только образ Святой Девы с младенцем в красивом серебряном окладе.
– Ну, другое дело… Что, так и не угостишь ничем монахов-путников?