Легенды и мифы мировой истории
Шрифт:
Изабелла смотрела на брата и думала, что он становится все красивее и все больше походит на мать. Перед сном им предстояла обычная молитва в маленькой крепостной часовне. Но было душно, и спать совсем не хотелось.
За окнами вдруг обрушился ливень и заглушил даже шум реки под крепостью.
– Каррильо сказал мне, что жители Толедо поддержат меня как своего короля, если я благословлю их во время Святой недели на погромы евреев-converso. Он убеждал меня это сделать.
Она промолчала.
– Я отказался. Это – кровь.
Она знала о его отказе.
– Мой милый Альфонсо, ты намерен стать королем без крови? – Она грустно улыбнулась. – Посмотри, что творится вокруг.
– Кровь может литься на поле битвы. Это я понимаю. Но то, что собирались делать жители Толедо… Вытаскивать за волосы людей из их домов, чтобы толпа разрывала их на части… – Он опять погрузился в свои мысли. Потом усмехнулся: – Тебе хорошо! Тебе никогда не нужно будет брать на совесть такие решения.
Она словно не услышала его.
– А в результате Толедо отказался поддержать тебя и стал на сторону Энрике, – сказала она безнадежно. – А евреев все равно убивали целых три дня, и кое-кто из тех, что уцелели, появился потом здесь, в Аревало. Я слышала, как их выгоняли из города крестьяне.
– Да. Вилами. Я слышал об этом. На следующее утро какого-то старого иудея
– Но ты же знаешь, почему, Альфонсо! Христиане мстят на Пасху иудеям за убийство Христа.
– Но распятие Спасителя было предопределено, Он ведь был послан на крест для искупления людских грехов, Его не могла миновать чаша сия. Иудеи тогда лишь исполнили то, что уже было предопределено Творцом. Разве не так? Да и можно ли казнить за это иудеев, родившихся тысячу лет спустя здесь, в Кастилье?
– Многие кастильцы неграмотны и не думают о столь сложных вещах.
– Христиане не могут вести себя варварски, словно мавры. Когда я стану королем Кастильи, я запрещу погромы иудеев. Пасха – праздник Воскресения, а убийства…
– Как ты думаешь, мать когда-нибудь все-таки нас узнает? – неожиданно спросила Изабелла.
Альфонсо пожал плечами:
– Я не помню ее другой. Какой она была… раньше, до безумия?
– Она была очень красивой.
– Сейчас мне страшно от ее взгляда. В нем – пустота. Ты была у нее вчера?
– Я прихожу к ней каждый день, читаю Библию. Иногда она гонит меня, принимает за служанку и говорит, что я мешаю ее очень важному разговору. Она не узнает меня, но привыкла ко мне. Я приношу ей ее любимые апельсины.
– Обычно матерей теряют с их смертью, а мы – потеряли живую…
– Ты чувствуешь, как жарко сегодня было целый день? – спросила Изабелла. – Даже сейчас, когда пошел дождь, душно все равно. Но, если и завтра утром будет дождь, давай все равно поскачем в монастырь Святой Анны, как условились? Я закончила вышивать покров для алтаря, хочу сама отвезти его сестрам.
Альфонсо не успел ответить: порыв ветра задул свечи. И тут же дождь за окном полил еще сильнее и зарокотал гром.
Брат и сестра оказались в полной темноте. И прежде, чем они успели что-то понять, в окне вспыхнула молния, и зал осветился ослепительным белым светом. И Изабелла вскрикнула от неожиданности: позади Альфонсо стояла их мать. Она была бледна, волосы растрепаны. Но в глазах не было безумия – только тревога.
И из вновь упавшей на них темноты мать сказала – мягко, совершенно нормальным, спокойным голосом:
– Мальчик мой, на тебе тоже его кровь… Скоро жатва… Милый мой мальчик!
На крик Изабеллы уже бежали слуги.
Брат и сестра оставались у монахинь три дня. Их с детства знала пожилая настоятельница мать Франциска. Эту женщину, давшую обет безбрачия, отличал особый дар любви к детям. Изабелла обожала мать Франциску, и с нее началась ее любовь к Богу.
На монастырском дворе Изабелла увидела трех играющих темноволосых девочек. Они убежали при виде чужих, но наблюдали издали за Изабеллой и Альфонсо лукавыми взглядами. Вот только у одной на глазу была повязка.
– Это иудейские дети, из Толедо, – пояснила мать Франциска. – Нам пришлось их лечить. У старшей нога срослась, только глаз Ребекки спасти не удалось. И вот уже месяц они не будят нас криками по ночам. Мы учим их Евангелию, готовим ко крещению. Очень способные…
А на обратном пути в Аревало их ждало неожиданное и страшное.
Сначала они увидели коня под седлом, но без седока. Потом – рыцаря, лежавшего в пыли на дороге. На рыцаре был плащ крестоносца и латы – старые, со многими вмятинами. Лицо – скрыто забралом.
Слуги выхватили мечи, а Альфонсо сразу же соскочил со своего «араба» – он хотел помочь крестоносцу, который, возможно, возвращался из самого Иерусалима. Изабелла только крикнула брату, чтобы был осторожен.
Тревожно заржал конь Альфонсо.
Забрало со скрипом откинулось, а уже мгновение спустя все они в ужасе пришпоривали коней, гоня их в Аревало так быстро, как только могли. Нужно было оповестить всех о смертельной опасности и немедленно закрыть ворота города. Лицо рыцаря было покрыто наполненными гноем нарывами. Чума…
Предосторожности не помогли. Чума начала свою жатву и в Аревало. Люди не могли найти объяснения кошмару происходящего, и это было так же страшно, как ежедневная потеря самых родных, любимых и близких.
И тут по обезумевшему от ужаса городу пронесся слух, что причиной всему – колдовство евреев. Это они хотят извести всех христиан! И кто-то сказал, что в монастыре святой Анны укрылись иудейские колдуньи. И в тот же день толпа подступила к монастырю.
Напрасно пытались монахини образумить разъяренную толпу, размахивавшую вилами, палками, притащившую мешки с камнями. Ворота обители высадили и ворвались во двор.
Мать Франциска стояла как неприступная крепость – высоко подняв голову, прижимая к себе девочек, а те только мелко дрожали, уткнувшись в ее одежды. Но не плакали.
– Вы знаете меня, жители Аревало! – возгласила мать Франциска. – Эти дети – христиане, как и вы. Они вчера приняли таинство крещения…
– Иудейские ведьмы, напустившие чуму, обратились в детей! – раздался женский визгливый крик.
– И мать Франциска, и она, и она – в плену колдовства иудейского! – подхватил другой, мужской голос.
Булыжник ударил настоятельницу в лицо, и она упала навзничь, как падает в лесу старое дерево, и вместе с нею упали ухватившиеся за нее девочки.
И долго еще летели тяжелые серые камни с полей кастильской месеты, и с мягким чавканьем падали в страшное кровавое месиво, возникшее на месте детей и неприметно прожившей свою жизнь матери-настоятельницы Франциски…Чума, однако, не ослабевала. Алькальд крепости и добровольные отряды горожан сбивались с ног. Они старались, как обычно в таких случаях, перекрыть все входы и выходы города.
И только раз было сделано исключение: в зараженный Аревало спешно прибыл епископ Каррильо с отрядом в триста копий. И в тот же день Альфонсо и Изабелла бешеным аллюром уже скакали в Авилу, куда еще не добралась чума. В возке везли и их мать. За шесть миль до Авилы они остановились в маленькой крепости Гарденоза, и здесь их с почестями приняли местные гранды.
За ужином брат наклонился к сестре:
– Никогда я не ел такой великолепной жареной форели…
На следующее утро слуга никак не мог его разбудить. Принц спал лицом вниз. Когда обеспокоенный камердинер осмелился перевернуть его на спину, он увидел, что будущий король – мертв. Подросток выглядел просто спящим, но, когда его стали поднимать, нижняя челюсть его отвисла, и тогда все увидели, что язык его – совершенно черен, как будто во рту принца свернулась змея. Это не было похоже на чуму. Но ни один из докторов не смог понять, от чего умер Альфонсо [171] .
Ужас охватил мятежных грандов Кастильи. Их дело выглядело теперь окончательно проигранным.
Тело Альфонсо местные идальго отнесли в монастырь Святого Франциска. А сам Каррильо пошел в крошечную часовню крепости, где вот уже целый день стояла на коленях Изабелла. Глаза ее заплыли, лицо опухло от слез и выглядело уродливым.
– Моя принцесса… – Каррильо склонился перед ней в глубоком поклоне. – Судьба Кастильи зависит теперь от вас…
Он обращался к своей юной воспитаннице с почтением, с каким к ней никто и никогда до этого не обращался. И ей сейчас впервые стало ясно, как резко с этого момента все меняется в ее жизни. И она вдруг почувствовала – как тогда, на конюшне, сброшенная Эль Чико, – что больше не боится, что в ней поднимается решимость и злость, которая всегда делала ее сильнее. И что она готова идти до конца, потому что та жизнь, которой она живет сейчас…
Она поднялась с колен – вся как натянутая тетива.
– Каррильо, мне немедленно нужен жених. Королевской крови. Но не иностранец. Кастилью я Энрике не оставлю.
Епископ склонился в глубоком поклоне. Он и сам давно подумывал об этом – о подходящем женихе для Изабеллы, и у него был план, но, зная своеволие воспитанницы, он не решался предложить его сразу и ожидал подходящего момента.
– Такой жених есть, ваше высочество. Принц Арагона. Его отец, король Арагона, поддерживает наше дело. Я показывал вашему высочеству на карте Арагон. Но есть одно затруднение…
– Я знаю, где Арагон. Какое затруднение?
– Он – тоже из рода Траста́мара и в кровном родстве с вашим высочеством. Ваши деды были братьями.
– Это единственный подходящий принц королевской крови?
Каррильо кивнул.
– И ничего нельзя поделать? Ведь родственные браки как-то все равно заключаются. Например…
– Простите, ваше высочество, что перебиваю… Вы правы, это возможно… Необходима специальная булла от его святейшества папы – разрешение на брак. Однако получение такого разрешения потребует долгого времени, а времени у нас как раз сейчас почти нет. И остается все меньше. Если про наши планы прознает Энрике, он не будет сидеть сложа руки. Вам будет грозить обвинение в измене короне, мятеже против воли короля, и ваше высочество может навсегда оказаться монастыре. – Каррильо на мгновение представил себе, где в этом случае может оказаться он сам, но тут же отогнал эти ужасные мысли.
– Но ведь Энрике пред Богом и народом Кастильи уже объявил меня принцессой Астурийской, наследницей престола, разве можно это изменить?
Каррильо усмехнулся про себя ее наивности:
– Как известно вашему высочеству, это наше неповиновение вынудило короля подписать тот указ. Но теперь он нашел сторонника в лице португальского короля и указ разорвал. Вы – уже не принцесса Астурийская и не являетесь официально наследницей престола. Хотя можно…
– Можно что?
– Можно начать войну! – Епископ вдруг воодушевился. – Взять крепости короля, уничтожить под вашим знаменем его сторонников, заставить Энрике отречься, заточить в монастырь его жену и его дочь. И тогда и Церковь, и кастильские гранды – мы все преклоним колени перед вами, королевой Кастильи…
Изабелла испугалась: если гранды с такой легкостью говорят об уничтожении законного короля, они могут ополчиться и против нее, не угоди она им на престоле… Дай им волю – почувствуют вкус, и их будет не остановить.
Она пристально посмотрела на епископа:
– И тогда страна на годы утонет в крови братоубийственной войны. Мне не нужны такой трон и такое знамя – знамя, с которого будет капать кровь кастильцев. К тому же Энрике – законный король Кастильи. Законный, какое бы зло он мне ни чинил.
Каррильо начинал терять терпение с этой девчонкой!
– Как вам угодно. Однако при той позиции, которую заняли вы, поддерживая нас, по сути мятежников, и не предпринимая решительных действий, – монастырь, я боюсь, становится весьма реальной перспективой.
– Да, но, имея защиту мужа, я была бы избавлена от своеволия брата. Чем грозит брак без разрешения папы?
– Брак между родственниками по крови без разрешения папы недействителен, греховен, равен худшему блудодейству и неизбежно ведет за гробом к геенне огненной.
Изабелла задумалась. И с замиранием сердца задала следующий вопрос:
– Каррильо, сколько лет принцу Арагона?
– Он на год младше вашего высочества… Я слышал также, что принц – доблестный рыцарь, он отличается приятной наружностью и добрым нравом… – Кардиналу были известны слухи о бивуачных любовницах и бастардах не по годам развитого мальчишки, но об этом Изабелле знать совершенно не стоило.
– Тогда… Каррильо, прошу тебя, немедленно отправляйся в Арагон и посылай за разрешением в Рим.
Старый епископ улыбнулся:
– Король Арагона так заинтересован в союзе с Кастильей, что уже попросил у короля вашей руки. Насколько я знаю, Энрике решительно отказал. У него свои планы для вашего высочества. И, к сожалению, они опять связаны с королем Португалии…
Изабеллу охватила холодная ярость.
– Немедленно отправляйся в Арагон и скажи, что Изабелла согласна на брак с принцем Фердинандом. Ведь так его имя?..
Каррильо посмотрел на нее в изумлении:
– Да, Фердинанд… Ваше высочество, решение столь важно и столь поспешно, что…
Каррильо понял, что теперь начинается настоящая игра с огнем: если Энрике прознает об этих тайных планах, Изабелле явно не миновать монастыря, а ему – плахи, которой он до сих пор умел избежать благодаря силе армий, поддерживающих его мятежных баронов. Чего еще не знал Каррильо, так это того, что король Арагона уже и сам посылал в Рим за папским разрешением на брак для своего сына с Изабеллой, однако получил отказ: папа Пий II симпатизировал королю Энрике. Значит, о таком необходимом браке Изабелле нечего было и мечтать.Эпидемия чумы прекратилась так же неожиданно, как и началась. Мать опять вернули к монахиням в Аревало. И король Энрике потребовал от Изабеллы немедленно явиться к нему.
«Упрямица сама лишает себя выхода! Если бы она только решилась пойти войной на Энрике!» – думал Каррильо.
– Я повинуюсь королю и возвращаюсь ко двору, – сказала ему Изабелла. – И надеюсь только на тебя. – Она нежно обняла его. – Каррильо, прошу: поезжай в Рим, убеди понтифика, сделай все, что возможно, для получения буллы. Моя судьба – в твоих руках.
Епископ склонил голову.
Лишние уговоры ему не требовались.«Греховная свадьба»
При дворе Энрике Изабелла стала практически пленницей: брат и невестка окружили ее шпионами и наушницами-фрейлинами, которые доносили им о каждом ее шаге. Теперь Энрике вел переговоры о ее браке с одним из португальских дворян, чтобы уж навсегда прекратить разговоры о ее правах на трон.
А его жена, непутевая Хуана, считала, что даже и такой вариант – слишком опасен. Монастырь и постриг – вот самое надежное. Ведь только тогда, потеряв вслед за Альфонсо и Изабеллу, успокоятся мятежные гранды. Слушая жену, Энрике все больше склонялся к мысли, что Изабелла навсегда останется грозной соперницей его дочери, и Хуана ежедневно вдалбливала ему мысль о монастыре.