Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Лисочка С.

— Тихо, — сказала я.

— Договор, — шепотом произнес Пу. — Так нельзя. Вы не имеете право так со мной поступить. Это будет нарушением договора, который я неукоснительно соблюдал со своей стороны. Вы либо должны потребовать от меня освободить Квуна, либо не трогать меня.

— Он прав, — сказал Эни. — Нравится нам это или нет, но он прав. Он свою часть договора исправно выполняет: уже дважды помог нам в наших поисках, как и обещал. Нам придется выбирать между песцом и писцом.

— Веселенький выбор, — буркнула ведьма и отвернулась.

Я отпустила Пу и убрала меч в ножны.

— Пу и сядзе отправятся к храму с нами, — сказал Эни, после небольшой паузы. — Мне будет спокойнее, если они будут рядом.

Он, конечно, подразумевал «будет спокойнее, если Пу будет у нас на виду», и тут я была с ним полностью

согласна. Но песец истолковал слова Эни в свою пользу.

— Спасибо, — сказал он. — Я не подведу. Пу!

5

Эни ожидаемо оказался прав: на следующий день Дорога стала много хуже. Собственно, то, по чему мы ехали, и дорогой-то назвать было сложно: едва-едва наметившаяся колея петляла через каштановое редколесье, огибая многочисленные кочки и рвы. Даже когда мы преследовали сбежавшего песца, путь был много лучше. Продвигались мы настолько медленно, что нас легко бы обогнал любой пешеход, даже весьма преклонного возраста, случись ему путешествовать в ту же сторону, что и нам.

Эни морщился, ругался себе тихонько под нос, но на предложения бросить повозку и идти дальше пешком, только качал головой.

Остановились на ночевку рано, выбрав для этой цели полянку на берегу небольшого прудика. Эни выгнал Пу из фургона и завалился спать, наказав не будить его до ужина или до прилета Ирины.

— А что, может прилететь? — запаниковал Пу.

Но Эни ему не ответил — он уже крепко спал. Умаялся за день, мой мальчик. Пу повздыхал-повздыхал и был отправлен ведьмой за дровами «что б на всю ночь хватило». Пу попытался было указать, что он не дровосек, но молния, угодившая ему под ноги, тут же переубедила его в этом. Ведьма принялась хлопотать над ужином, а я — не мешать ей в этом благородном начинании.

— Скажи, — заговорила она со мной, когда песец, принеся очередную охапку сучьев, отправился за следующей партией, а на веселом теплом огне забулькал котелок с перловой кашей, сдобренной сушеной рыбой. — Как ты считаешь, Пу действительно пытается не быть демоном?

Этот вопрос не застал меня врасплох. После вчерашнего признания Пу я все ждала, когда ведьма решит проконсультироваться. Я видела, что Лу в последние дни стала относиться к бывшему шуту Нефритового Императора немного мягче. Жалость — чувство, временами посещающее всех нас, а Пу, если смотреть отстраненно, жалости заслуживал. Тем более что Лу много общего находила в его истории со своей историей. Она хорошо знала, что значит быть гонимой, и каково это, когда кто-то решил за тебя, что тебе в этом мире нет места. Но верить ли песцу, который утверждал, что собирается перестать быть демоном, или не верить, она не могла для себя твердо решить.

— Пытается, — ответила я. — Он пытается сдержать свою демоническую сущность, причем весьма успешно. Я могу однозначно сказать, что он сейчас не питается тем, чем обычно его сородичи питаются и не провоцирует нас на выброс отрицательных эмоций. Даже наоборот. Настроение пытается поднять: шутит, балагурит, подкалывает. Тебя — в особенности.

— Вообще-то мне не очень нравится, когда надо мной подшучивают, — сказала Лу. — Тем более эта его новая манера сравнивать меня с проклятым Рейко. У меня и взгляд такой же, и молнии я так же кидаю…

— Но это тебя не озлобляет, а наоборот, отвлекает от печальных мыслей о прошлом и будущем, — сказала я. — Так что тут я делаю вывод однозначный: он действительно старается не быть демоном.

Лу улыбнулась. Едва заметно, самыми краешками губ. Мне же было не до улыбок — я понимала, к чему затеян этот разговор, и заранее жалела, что мне придется разочаровать ведьму.

— Знаешь, — сказала она, — я много думала про мастера Квуна. Я думаю, что он вполне заслужил то, что с ним произошло, и не хочу его освобождать. И если вы с геджи не станете настаивать на его возвращении…

— Честно говоря, я бы с удовольствием попортила ему физиономию за то, что он пытался с нами сделать, — ответила я. — Эни, я думаю, тоже поучаствовал бы. Однако ради этого я не стану требовать его возвращения. Но Квуна нам все равно придется вернуть, а Пу отправить вниз, домой.

Улыбка тут же исчезла с лица ведьмы.

— Почему? — спросила она растерянно. — У тебя есть еще какие-то соображения, о которых я не знаю?

— Знаешь ты мои соображения, —

ответила я. — Я не верю, что Пу сможет пересилить в себе демона. А человек, каким бы негодяем он ни был, не сможет принести в этот мир столько горя, сколько принесет такой сильный демон, как Пу. Так что между Квуном и Пу я выберу Квуна. Как меньшее зло.

— Но дадзе, ты же сама сказала, что Пу старается…

— Сказала. Но «старается» и «получится» — это не одно и то же. Увы. Я знаю, о чем говорю. Я, если ты заметила, недавно побывала на его месте. Знаешь, что такое, когда окружающая действительность лепит из тебя демона? Знаешь, как трудно удержаться, чтобы не стать им?

Ведьма посмотрела на меня с какой-то даже брезгливостью. Все верно. Она считает, что раз я недавно оказалась в шкуре демона, то и к Пу отношение у меня должно быть сочувственное. А если я ему не сочувствую, значит, я — та еще гадина.

— Но ведь ты же удержалась! И он один раз уже удержался, когда богом стал. И сейчас держится! — попробовала она вразумить меня.

Дело не в том, что я не сочувствую. Сочувствую. Может быть, больше всех сочувствую, я — существо, специально созданное, чтобы убивать. Но дело не в сочувствии.

— Мой случай другой, — покачала я головой. — Похожий, но другой.

Честно сказать, не слишком-то приятно вспоминать, что со мной в Катае сделалось. Я ведь там чуть с ума не сошла! Это очень страшно было, но страх этот я по-настоящему осознала, только когда все закончилось. Ведь я там реально кем-то другим становилась: мои мысли, мои чувства, восприятие окружающего мира, — все менялось, да так споро, что я ничего толком с этим сделать не могла. Это ведь даже не объяснишь, как такое быть может: представить легко, когда тебя заставляют что-то делать, чего ты делать не хочешь, но когда ты вдруг начинаешь желать чего-то, что ранее в принципе желать не могла, когда ты вдруг начинаешь думать так, как думать тебе совершенно несвойственно, причем и мысли, и желания — это все твое, настоящее, а вовсе не внушенное кем-то, — это невозможным кажется. Люди бесили — хотелось меч вынуть и все кровью залить, чтобы их вопли боли и ужаса не переставали у меня в ушах звучать. И, что ужаснее всего, мне то, что со мной происходило, очень даже нравилось. Нет, по первости, конечно, легкая паника была: сбежать из Катая как можно дальше хотелось, но потом-то я и думать о такой возможности забыла, все происходящее со мной мне правильным и логичным казалось. Меня — прежнюю — только Эни на плаву и держал: одного его присутствия довольно было, чтобы я не увлекалась своей новой сущностью, а хоть как-то свое поведение критично воспринимала. Я словно играла ради Эни ту Сонечку, что он прежде знал, пусть даже фальшиво и не слишком убедительно, и эта игра для Сони-демоницы, для ее бурлящей крови, стала чем-то вроде старого потрескавшегося кувшина, готового развалиться в любой момент, но, тем не менее, удерживающего внутри ядовитое смертоносное содержимое. Пока Катай из меня чудовище лепил, мой мальчик продолжал видеть во мне свою принцессу. Можно, конечно, сказать, что это Нуран Милостивец лично явился и очистил меня — и так оно и было, — но я точно знаю: если бы не Эни, очищать было бы некого.

— Я удержалась, потому что рядом был любящий меня человек, чья поддержка не дала мне пасть окончательно, — сказала я. — И потому, что воздействие на меня не было продолжительным. И то, кто знает, что стало бы со мной, задержись я в Катае на месяц? При этом я — не демон изначально, понимаешь? Уехала из Катая — и никому в голову не придет меня демоном назвать. А Пу — да, один раз он смог из демона стать богом. Но обстоятельства были иными. Тогда, давным-давно, люди плохо разбирались, кто есть демон, а кто есть бог. Они были готовы поклоняться любому, кто сильнее их. Они верили в Пу как в бога, и эта вера тогда работала на него, помогала ему меняться. Потом, когда Атай провозгласил ваших старых богов демонами, вера стала работать против Пу, и он прошел обратный путь. Потому что люди поверили, что он демон. Сейчас, когда люди стали образованнее, ему уже не выдать себя за бога. Теперь все везде знают, кто такие демоны и нигде их с богами не спутают. Хоть в Катае, хоть в Лутоме, хоть в Ицкароне, хоть в Жарандии. И это знание будет отбрасывать его в объятия подземельных, как бы он ни старался избавиться от своей демонической сути. Я не думаю, что в этот раз у него есть какие-то перспективы в этом смысле. Извини.