II. «Не скажу тебе, зачем я в час, когда приходишь ты…» [25]
Посвящается Грэси
Не скажу тебе, зачем я в час, когда приходишь ты,На пороге рассыпаю снежно-белые цветы.Не скажу тебе, зачем я, как я в комнате одна,Алый цвет заткнувши в косы, тихо сяду у окна.Сам ты знаешь! Угадаешь! Сердце скажет, ум поймет,Белый цвет о чем расскажет, алый цвет о чем споет.Я скажу тебе, зачем я в час, когда луна нежней,В огонек лесной бросаю горсть примятую стеблей,Что за грешную молитву шепчут бледные уста.А вокруг меня ночная, неживая красота.И в лесной огонь бросая горсть примятую стеблей,Об одном молюсь я небу —
чтобы умер ты скорей.1907
25
«Не скажу тебе, зачем я в час, когда приходишь ты…» — Русская мысль. 1908. Кн. IX. С. 86. Подпись: Александр Беклемишев. В ТБ с разбивкой на двустишья и разночтениями: «Алый цвет воткнувши в косы…», «И в лесной огонь бросая в горсти смятые цветы, // Об одном молюсь я небу — чтоб скорее умер ты». В тетради Л. Я. Брюсовой записано как второе стихотворение двухчастного цикла «Любовь».
«Яркий день обманет…»
Яркий день обманет,Яркий день измучит.Ясный вечер глянет,Тихому научит.Приходи из домуТы к ручью лесному.Там и струи плещут,Там и звезды блещут.Нож и светел и остер!Разведу я мой костер!Мы никем не зримыБудем до утра.Будем до зари мыВ пламени костра.С раннею зареюТы уйдешь домой,Унося с собоюТихий пламень мой.Тихий пламень разгорится,Вырастет пожар.Будет часто сниться,Будет больно битьсяПамять летних чар.Ночью зимнею, больная,Не заснешь, грустя,Колыбель качая,Песней усыпляяЧар лесных дитя.
Сонет («Вставал закат, блистателен и строг…») [26]
Вставал закат, блистателен и строг,За старых сосен медными стволами.Вы шли со мной, объяты злыми снами,И я ваш вздох невольный подстерег.Вдали хрипел над сизыми полямиНадорванный тоскующий рожок.День уходил. Блистателен и строг,Стоял закат за медными стволами.И в вас была торжественность закатаИ девственность вечерней тишины.И только вздох — как дальний звук струны,Мне рассказал про горькое «когда-то»,Про злую тень, что навсегда леглаНа матовость высокого чела.1907–1908
26
Сонет, — Русская мысль. 1908. Кн. X. С. 133. Подпись: Муни.
Автограф в черной книжке с иными вариантами 1–2 и 7–8 строк: «Горел закат, торжественен и строг, // За мощных сосен медными стволами…» и «День уходил, торжественен и строг. // Горел закат за медными стволами…»
Мне радостей не принесла,Живой водой не напоила,Ты в чашу темный сок лилаИ мне со смехом подносила.Из гроздий ядовитый сокТы выжимала не однажды, —И я испил и изнемог,И вновь томлюсь от смертной жажды.И жажда с болию одно!Но в равнодушии глубокомТы мне сухое кажешь дно,Еще запятнанное соком!О светлых водах мне забыть!Сгораю от нечистой жаждыВина, что ты дала испить,Но выжимала не однажды!
27
«Мне радостей не принесла…» — БС. В ТБ — с разночтением в четвертой строфе: «Вина, что раз дала испить, // Но выжимала не однажды!».
«Белой рукой…»
Белой рукой,Нежной рукойСердца коснулась,ПокойДаровала ему,О, Безнадежность!Мне улыбнулась.Улыбки твоей не пойму.О, как легки, как прозрачно-туманныВы, что теперь так далеки!К вам моя нежность,Щемящая нежность моя.Вы
не желанны.Вопли надежды умолкли.В сердце только любовь,Только нежность.О, Безнадежность,Целительница.
Как аромат полыни горькой,Струится сонно безнадежность,И ты, любви последней нежность,Горишь задумчивою зорькой.Тебя царицею венчали.Но праздник жизни дико-шумный,Дитя! не стоит он бездумнойВсеозаряющей печали.Тебе, бледнеющей невесте,Несу я воли зов знакомый.Склонившись тихо, припадем мыК последней чаше. Вместе. Вместе.<1907>
28
«Как аромат полыни горькой…» — БС. Это и три последующих стихотворения, вероятно, составляют цикл, начавшийся стихотворением «Вакханты».
…припадем мы // К последней чаше. Вместе. Вместе — ср. со строчками Ходасевича: «Все к той же чаше припал — и пью…» (1921). В этих строчках легко расслышать эхо разговора Алеши и Ивана Карамазовых: «порази меня хоть все ужасы человеческого разочарования — а я все-таки захочу жить и уж как припал к этому кубку, то не оторвусь от него, пока его весь на осилю! Впрочем, к тридцати годам, наверно, брошу кубок, хоть и не допью всего и отойду… не знаю куда» (Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Часть II. Кн. 5. Гл. 3).
С поправкой на пушкинскую поэтику кубок стал чашей.
«Шурши, мой белый балахон…»
Шурши, мой белый балахон,Со щек поблекших сыпься, пудра.Итак, я Вами вновь прощен,Как это благостно и мудро.Я снова Ваш, я снова Ваш,Вас слушаю и молодею,Пред Вами я, как юный пажПред королевою своею.Я снова твой, иль пусть умру,Или вели меня повесить.Когда ж? — Сегодня ввечеру.Где? — У Клариссы ровно в десять.<1907>
«Бубенцами зазвенев…»
Бубенцами зазвеневВ пляске ломких стройных линий,Подходи ты к той из дев,Что красивей королев,Чей безудержен напев —К черно-красной Коломбине.Ах, звени, звени, звени,Брось, Пьеро, напев дурацкий.Пусть пылают наши дни,Пусть горят кругом огни,А потом хоть скрежет адский.<1907>
«Надень свой белый балахон…»
Надень свой белый балахон(О, как мила мне хрупкость линий!)И в нем, мечтательно склонен,Явись печальной Коломбине.Чуть вздрогнет зов небесных арф,Чуть кудри вешний ветер тронет,Моя рука, упав, уронитМой черный, мой атласный шарф.Забыв пылающие дниС их огненной и грешной страстью,Пьеро, вернись, Пьеро, верниМеня вздыхающему счастью.<1907>
«Мария! завтра я у Ваших ног…»
Мария! завтра я у Ваших ног!Сегодня нужно мне еще так многоИ посмотреть и сделать. Я не виделМой город с той поры, как гневный герцогМне указал дорогу из дворцаИ города. Теперь изгнанья срокПрошел. Вновь герцог возвратил мне милость.И я уже не беглецом опальнымВойду в Ваш дом, а гордым кавалером,Чей род до дней Юпитера восходит,За Альпами гремит чье гордо имя.Теперь же я пойду бродить, бродить,Впивать без цели этот пыльный воздух,И слушать брань людей и крик животных,И видеть, как последние лучиВсе золотят: и кисти винограда,И красный, в ветре бьющийся платок,У женщин лица, уши у ослов.О солнце, ты бесстыдно обнажаешьТо, что хотела бы укрыть старуха.О солнце, ты скрываешь под загаромТо, что хотела б показать красотка.О солнце, солнце, как понять тебя!Но… завтра я у Ваших ног, Мария.И Ваши солнца черные пусть мечутВ меня свои — пусть гневные — лучи.