Лекарь для захватчика
Шрифт:
– Я буду счастлив видеть вас в лекарской школе, ваше высочество. Если это будет вам угодно…
– Конечно будет, – киваю я с легкой печальной улыбкой. – У нас еще много дел. Вы расскажите его величеству о результатах наших исследований?
– Непременно.
– После коронации я хотела бы представить ему еще несколько проектов, в которых мне потребуется ваша помощь. Я приглашу вас в Вельсвен.
– Я всегда в вашем распоряжении.
Я подаю ему руку, и он склоняется и прикасается к ней губами, а после уходит, прихватив повитуху, а я обхватываю плечи и задумчиво смотрю
Я опять забираюсь в постель, хотя обычно не позволяю себе валяться до обеда. Сегодня я чувствую себя разбитой – пальцы повитухи будто оставили ожоги на моей коже. Софи сочувственно прикрывает мою ступни одеялом и спрашивает, не угодно ли мне выпить травяного чаю с успокаивающим сбором Асиньи. А мне ничего не угодно. Я добилась невероятного – в этом мире есть первая анестезия, и нам даже удалось ее опробовать. Я прикипела к Рьену, к детворе, которая кидалась ко мне, едва я появлялась в деревне, к семейству Ройсов и работникам сыроварни, к Асинье, которая схватывала на лету все, что я ей говорила. Я не желала уезжать. И мне было не жалко передать все свои знания Финчу и обучить будущих врачей, но взамен я хотела одного лишь – свободы от собственного мужа. Мой мозг усиленно работал, пытаясь найти лазейки. Как человек практичный, я стараюсь понять, как использовать знания себе на пользу. Как признать свой брак недействительным?
Мой супруг не абы кто, а целый император. Я даже заикнуться не успею перед Орденом о разводе. Вспоминаю его слова: «Я выдержу месяц, чтобы быть точно уверенным, что ты не беременна от Герберта Уолша, а потом ты не вылезешь из моей постели, пока не понесешь».
Не вылезу из его постели.
Это не то, что я полагала ждет меня после смерти.
Теперь моя другая жизнь кажется такой далекой. Блага цивилизации, мой любимый аромат от «Шанель», вечно лающая собака соседей – я, кажется, почти забыла все это. А вот скальпель – нет, и ощущение победы над смертью – нет.
Сама не знаю, почему ноги несут меня в старую часовню при Рьене. Здесь все так же много металлических пластинок на ленточках, которые висят над алтарем. Стены кое-где покрылись мхом, пахнет листвой и холодным ручьем. Я неожиданно натыкаюсь на госпожу Ройс, когда она привязывает очередную пластинку к кругу над алтарем.
– Ох, ваше высочество, – лепечет она. – Я сейчас уйду.
Пластинки бьются друг об друга от сквозняка, выуживая приятные «дзынь!», а разноцветные ленточки пестрят.
– Так это все ваши клятвы? – спрашиваю я.
Госпожа Ройс смущенно кивает и протягивает мне пластинку на синей ленте.
– Если вы хотите тоже дать клятву и попросить о чем-то, у меня есть еще одна.
Я, конечно, беру. Почему бы и нет? Разумеется, не верю, но обижать госпожу Ройс не хочу.
– О чем все ваши просьбы? – я тоже тянусь к кругу, чтобы привязать ленту.
– Я каждый день прошу у богов, чтобы они дали Эсмару человека, который вернет мир и процветание этим землям, даст надежду на будущее, – говорит она, а я замираю.
Оглядываюсь, видя, что госпожа Ройс по-старчески
Стискиваю зубы и повязываю свою пластину. Свет из небольшое оконца заливает алтарь, и я чувствую, как трепещет сердце.
____________________________
Упоминание этих пластин дается в главе 8. Пластины из металла продавались в храмах, в часовне можно было молиться богам и просить их о чем-то. Взамен человек давал клятву и навешивал пластину на кольцо.
Глава 22
Соломон Финч
Император входит в кабинет мрачный и суровый, и мэтр Финч подскакивает из кресла и кланяется. Разговор обещает быть неприятным. Соломон Финч понимает это сразу, едва видит темно-синие глаза Реигана Уилберга, в которых плещется страшное раздражение.
– Какие новости, мэтр? – спрашивает он сквозь злую усмешку. – Как себя чувствует моя жена?
Весь месяц император работал, как проклятый. Финч замечает это по легкой усталости, которая сквозит в его голосе.
– Ее высочество чувствует себя превосходно, – отвечает мэтр. – Ваша супруга чиста для вас и способна выносить наследника.
Уилберг вскидывает взгляд. Морщинка между его бровей разглаживается, а раздражение отступает. Кажется, какая-то невидимая струна лопается, и император с выдохом опускается в кресло, сглатывает и укладывает руку на столешницу – рука эта, обвитая венами, жилистая и крепкая, вынуждает Финча испытать странный трепет. Прежде Реиган Уилберг казался ему вспыльчивым, бойким молодым мужчиной, сейчас – матерым зверем. Война его закалила, а смерть отца сделала мрачным и злым. Но было еще что-то… и Финч не мог определить, что именно. Возможно, тоска? Пустота? Или нечто иное, о чем и сам император вряд ли задумывался.
– Ваше величество, мы получили эфир, – неожиданно хрипло признается Финч.
Он думал, что расскажет это иначе, но не вышло. Соломон Финч был слишком потрясен, и даже долгий путь до дворца не сгладил это. Стоило вспомнить произошедшее, и все его внутренности переворачивались.
– … и опробовали его, – произносит мэтр. – Так вышло, что я стал свидетелем операции, и я до сих пор не могу понять, как это возможно.
Взгляд Уилберга поджаривает, словно праведный огонь. Если раньше Финч был уверен, что император безразличен к своей жене, то теперь он был готов биться об заклад, что нет. Совсем нет.
– На самом деле, – продолжает мэтр. – Я восхищен познаниями ее высочества в области врачевания и естественных наук.
Глаза императора – штормовые, умные и проницательные – медленно сощуриваются. Но Финч вдруг продолжает, потому что его жжет изнутри ощущение несправедливости, ведь с каких-то пор он настолько проникся к изгнаннице, что готов защищать ее. До последнего. И это тоже было невероятно, ведь Финч был закоренелым трудоголиком и никогда не испытывал чувств к женщине. Впрочем, и сейчас это было не влечение, а скорее признание иного, более сильного ума.