Лекарь для захватчика
Шрифт:
– Ничего, – цедит сквозь зубы.
– А глаза-то открыть можете, м? – она убирает мокрые волосы с его лица, нежно, мягко, как никогда, – посмотрите на меня.
И он с трудом раскрывает веки, сжимает зубы, но смотрит на свою жену. И не узнает – взгляд этот ее, заботливый, сострадающий, другой… Мягкая, печальная улыбка.
– Куда это вы так торопились, Реиган? – спрашивает она, а сама расстегивает его дублет, и он пытается поднять руку, но внезапно не может.
Она замечает и хмурится.
– У вас и пальцы отбиты. Прекратите сопротивляться, я все-равно буду вас лечить.
–
– Вот еще, придумал! Вам лучше, вообще, не разговаривать. Поберегите силы.
– Не трогай, Анна… Отправь кого-нибудь за Финчем.
– Какой неженка, – она берет ножницы. – Сколько мне его ждать прикажете?
Сейчас вспорет ему брюхо или перережет глотку. Реиган замолкает и ждет – конечно, она сделает это без сожалений.
Хрусть – она разрезает ткань, обнажая его грудь и живот. Уилберг смотрит на нее, замечая, как обеспокоено она хмурится.
– Здорово же приложило, – и мягко ощупывает ребра и живот. – Ага, сломаны ребра. Даже звука не издал. Не больно?
– Нет.
– Ну, разумеется, – усмехается. – Нога тоже не болит?
Он обливается потом, едва сохраняя голос твердым и рычит:
– Нет.
Антуанетта вздыхает и смотрит куда-то в сторону.
– Я… не знаю, как ногу оставить. Не уверена, что получится.
Он молчит. В ее голосе жалость? Она его жалеет?
Когда она просовывает что-то под его бедро, он с шумом втягивает воздух, только чтобы не закричать. Не будет он орать, как слабак. При ней, тем более. Ее руки быстро работают, она перетягивает бедро, а дальше разрезает ткань, пропитанную кровью. Ее зрачки расширяются, она сглатывает, но тотчас берет себя в руки:
– Свечей больше! Капитан Эрт, принесите эфир и установку.
– Нет, – отрезает Реиган.
Антуанетта склоняется над ним так, что он видит, как набухает венка на ее лбу.
– Тогда вы умрете от болевого шока. Я постараюсь ногу сохранить. Без ваших криков мне будет удобнее…
– Я не собираюсь кричать, – цедит Реиган и злится. – И умирать тоже.
– Ну да. Это же делается сугубо по желанию. Я вас усыплю ради вашего же блага.
– Анна…
– Не спорьте с врачом, боже правый. Даже раненный, а упертый, как баран. Сегодня я здесь главная, нравится вам или нет.
– Не смей, Анна…
– Сладких снов, Реиган.
Над его головой появляется трубка, из которой валит пар, и Уилберг отворачивается, потому что этот ядовитый пар проникает в его легкие. Голова начинает кружиться, накатывает тошнота, но император сопротивляется. Глаза закатываются, он вторично проваливается во мрак.
***
– Пожалуйста, осторожнее, – этот голос позволяет ему проснуться.
Он будто шел на него все это время. Он слонялся по какой-то адской пустыне, раскаленной, как сковорода.
– Пить… – его голос сипит.
Слабак.
Он не может противостоять собственной жене, и Анна делает, что хочет. Может его даже отравить. Может перекрыть ему кислород. Все, что угодно – он беззащитен.
К его рту прикасается край чашки, но Уилберг не может глотать, и вода просто бежит по его губам.
– Реиган, – Анна вздыхает.
Он хочет ответить, но не может, и ее ладонь касается
– Нужно еще оперировать, но я боюсь давать вам так много наркоза, – говорит его жена. – Стерильность здесь адовая, и нет антибиотиков… И шовный материал оставляет желать лучшего… И ваша нога. Я не сильно в этом разбираюсь, я все-таки кардиохирург… боже. Вы меня слышите? Ваше величество?
– Да…
– Вы сможете потерпеть?
– Анна…
– Какого черта вы так убились? – она смачивает его губы водой. –Что теперь, а?
Он не может пошевелиться, и кажется, начинает терять сознание.
– Погодите умирать, – обтирает его лоб прохладной тряпкой. – У вас столько чертовых шрамов, Реиган. Мы с вами еще не договорились, а мне невыгодно быть вдовой.
Ей и правда невыгодно. Она беспокоится только об этом. Она его жена, но не наследница. Он не сделал ее императрицей. Кто взойдет на престол после него, когда никого из рода Уилбергов ни осталось? Есть только Бреаз. И Алан, разумеется, возьмет Анну себе. Она родит ему много светловолосых мальчишек. И Алан не станет растрачивать время, как он – придурок! – который за все время своей жены так и не коснулся. Алан быстренько наделает Антуанетте детей.
– Ты моя…
– Что? – она склоняется над ним, и ее губы трогает печальная усмешка. – Это мы потом с вами обсудим. Поспите немного.
Он проваливается в небытие, а когда пробуждается вновь, ощущает, что Анна сидит рядом. Ее волосы повязаны косынкой, на тонкой талии передник, забрызганный кровью, а она сама вся такая сосредоточенная, сердитая и почему-то смешная. Наверно, потому что Уилберг никогда не видел ее такой – она ведь не переносила крови. Увидев его шрамы в первую брачную ночь, едва не лишилась чувств и с видом брезгливости сказала, что никогда к ним не прикоснется по доброй воле. А сейчас ее взгляд падает на него искоса, и Реиган слышит ее приглушенный, уставший голос:
– Как ваши дела, ваше величество?
Он поворачивает голову и смотрит в окно – рассвет уже. Всю ночь он здесь провалялся – тело будто одеревенело, страшно терзает боль, а еще внутри горит раздражение, что он в полной власти женщины, которая его презирает.
– Где мой командир?
– Караулит за дверью. Позвать?
Реиган молчит и снова смотрит на жену – красивая до одури. Самоуверенная и дерзкая. Но прежней язвительности, презрения и ненависти в ней нет.
– Да. И пусть принесут бумагу и чернила. Я хочу написать Бреазу.
– Давайте, вы сделаете все это, когда я закончу с вашей ногой. Вы потеряли много крови, я сшивала сосуды, перелом открытый, я рассекла ткани. Вы можете подхватить инфекцию, начнется гангрена и вам отнимут ногу.
Реиган хмурится. Она могла устроить ему это – превратить в калеку. И пока он скрежещет зубами, его жена зовет какую-то девицу:
– Нужно обработать… и принеси, пожалуйста, настойку для его величества. Ту, которая успокаивает и снимает боль.
Уилберг не может поверить в происходящее. Он не сразу сознает, что Анна собирается его чем-то напоить, а когда она подносит бутылек к его губам, он мотает головой, расплескивая содержимое: