Лекарь-воин, или одна душа, два тела
Шрифт:
Когда они приблизились к нам с сотником, мужичок ткнул в меня пальцем.
— Точно он? — переспросил оборванца по-русски татарин.
— Она-она предводителя казаков стрела доставала, и тота живым ходила, — лепетал мужичок.
— Встань, — приказал татарин.
Я еще не успел сделать никакого движения, и был подхвачен двумя воинами под руки.
— Ты лекарь? — спросил татарин.
Я повертел головой, и, взглянув на сотника, увидел, как он закрыл глаза. Значит, нужно отвечать правдиво.
— Да, я лекарь, — ответил я, не сводя взгляда с татарина.
— Пойдешь со мной, поможешь раненому.
— У меня
— Все, что отобрали у гяуров, тебе покажут, найдешь свои инструменты.
— Ну, если их не украли, тогда найду.
— У нас ничего не крадут и не берут без разрешения, — с вызовом, ответил татарин. — Торопись, если не хочешь отведать плетей.
Меня отвели к большим каменным строениям. Как я понял, там располагались склады. Прав оказался татарин, аккуратными стопками лежали вещи и имущество, снятое с казаков. Все рассортировано. Отдельно ружья, самопалы и мушкеты, отдельно сабли, отдельно кинжалы, и так далее, даже курительные трубки лежали отдельной горкой. Свою сумку-саквояж отыскал быстро, она единственная в своем роде, потому лежала особняком. Проверил содержимое. В сумке явно копались, но, к счастью, все оказалось нетронутым.
— Хватит разглядывать твои бывшие ценности, гяур, — торопил меня татарин. — Говори, что тебе еще надо.
— Я не разглядываю, а проверяю, есть ли там нужные инструменты, вдруг потерялись и поэтому я ничем помочь не смогу. Покажите раненого, а потом я приму решение.
Подталкивая копьями в спину, меня отвели в небольшой каменный дом здесь же, в порту. В доме всего одна комната. Мебели почти нет, если не считать мебелью, узкую деревянную кровать, больше напоминающую широкую лавку. На ней, покрытый серым одеялом, лежал молодой парень лет двадцати с бледным лицом. Я откинул одеяло. Левая нога была неумело забинтована. Сквозь материю хорошо просматривался толстый металлический предмет, примерно миллиметров двадцать в диаметре. Эта железка никак не может быть стеновой арматурой, металл еще не используют для придания прочности стенам, наверняка железяка обломок какой-то машины или пушки.
— Где парень получил ранение? — спросил я пожилого татарина.
— Это мой сын, он командовал тремя пушками. Его тапчи отважно бились с казаками. Ему в ногу угодил кусок оконной решетки.
— Разве в вашей крепости нет хорошего лекаря?
— Был уважаемый Хасан, но случайно погиб, ядро гяуров прилетело в его дом. Хватить пустословить, давай, спасай моего сына. И не задавай лишних вопросов, не люблю. Знай свое место.
Я внимательно осмотрел парня, размотав ногу. Железка прошла «удачно», если можно так сказать, не сломала кости ноги, но мясо попортила изрядно. Парень потерял много крови, но кто-то умный вовремя сделал перевязку.
— Опий давали давно? — спросил я.
— Утром, — удивленно уставился на меня татарин.
— Дайте ему еще одну дневную дозу — когда будем извлекать железку, ему будет очень больно, это от меня не зависит. Распорядитесь, пусть нагреют много воды, в чистом котле, приготовят три ремня длиной в два человеческих роста, принесут сюда широкий стол, несколько подсвечников, и позовите двоих, а лучше троих крепких воинов. И, напоследок, распорядитесь, чтобы мне принесли теплой воды и мыло, нужно тщательно вымыть руки.
Все приготовления заняли не более получаса, видно татарин довольно влиятельная здесь особа.
Парня
Обработал «вонючкой» операционное поле. Не успел сделать надрез, меня за руку схватил старый татарин.
— Ты зачем, шакал, поил моего сына презренным вином? — негодовал басурманин, — Коран запрещает его употреблять.
— Ничем я его не поил, а просто обработал рану специальным снадобьем, которое изготовлено не из вина, а из зерен пшеницы, но имеет похожий запах. И уважаемый, не забывайте, землю уже окутала ночь, и Аллах не все видит в этой темени. Прошу, больше не хватайте меня за руку, вы можете навредить своему сыну.
Дальше я не отвлекался на посторонние шумы, полностью сосредоточился на операции. Применять иглы для обезболивания не стал, парень потерпит, тем более ему скормили приличную дозу опия. Наркоманом он не станет, а жаль.
Мой предварительный диагноз оказался правильным. Кость оказалась целой, ее железка не задела, но в ране была уйма грязи, в виде обрывков одежды, ржавчины и мелкой каменной крошки. Вычищал все это «богатство» долго и аккуратно. Пропущу что-нибудь, и может начаться воспаление, возможные последствия прогнозировать сложно. Как я понял, от моего умения врачевать, сейчас зависит моя жизнь, а может и жизнь других казаков, поэтому стараюсь. Рану пока не шил, обложил мхом и забинтовал. Завтра посмотрю, как будет себя чувствовать молодой человек, и как будет проходить заживление.
— Что скажешь? — с нетерпением спросил татарин. — Сын не умрет?
— Он молод, и надеюсь, силы его не покинут. Но выздоровление будет идти медленно, слишком сильные повреждения.
— На рассвете галера покинет эти берега. Сына перенесут в мою каюту. Ты должен неотлучно находиться рядом с Азаматом, лечить его. И не приведи Аллах, он умрет! Тогда я лично срублю тебе голову.
— Я сделал все, что мог. Теперь все зависит только от вашего Аллаха и силы молодого организма вашего сына. Моя голова уже ничего не решает.
Татарин отдал распоряжение воинам. Сумку с инструментами у меня отобрали. Отвели на галеру и разместили в небольшой каюте, примкнув цепью за ногу к колонне, поддерживающей потолок помещения. Затем, с предосторожностями, принесли раненого парня, уложив на широкую кровать. Азамат в сознание не приходил, находясь под воздействием опия. Оно и лучше, пусть спит, а не издает стоны. Может и мне посчастливиться вздремнуть, устал я за этот тяжелый день. Когда меня вели к галере, то не увидел своих друзей по несчастью, похоже, их уже загрузили в трюм, ведь галера покачивалась на едва заметной волне.
Я уже начал дремать, когда скрипнула дверь, и в каюту вошел старый татарин. Сон, как рукой сняло.
— Называй меня Самад, — приказал татарин, — я купец. — Постоянно проживаю в Стамбуле. Торгую по всему побережью Турецкого моря разнообразным товаром. В Аслан-крепость прибыл на одной галере проведать сына, и заодно поторговать. Как видишь, с сыном случилось несчастье. Живым товаром я никогда не торговал, потому, что знаю, затраты не всегда окупаются. Зачем тебе это говорю? Хочу, чтобы остатками твоего неверного разума ты понял, с кем имеешь дело, и что с тобой будет в дальнейшем. Корабль пойдет в Кафу, и там я избавлюсь от товара. Теперь скажи мне правду, и не смей меня обманывать. Азамат будет жить?