Лексикон
Шрифт:
– Есть. Лекарства пиктов. Мы можем… Можем попытаться вылечить его, но при одном условии: ты не должна вмешиваться. Вы, длинные люди, вечно норовите сделать по-своему, а от этого только хуже…
– Хорошо, я согласна… Только быстрее, пожалуйста!
Мусорная Голова заговорил со спутниками на непонятном наречии. Наконец, один из пиктов шагнул вперёд, знаком велев девушке отойти. Достав короткий нож, он несколькими ловкими движениями срезал повязку и обнажил рану на плече зверя. Ласка содрогнулась: выглядела та хуже некуда. Лекарь (во всяком случае, девушка надеялась, что уродливый татуированный карлик имеет такой статус – хотя бы у своих сородичей) развязал мешок и достал оттуда нечто вроде куска коры. Спустя мгновение
– Здесь родниковая вода. Когда очнётся, захочет пить; дай ему… Только не вздумай снимать повязки! Это очень хорошее средство, если оно окажется бессильным – не поможет уже ничто.
– Заплесневелый хлеб? – Ласка горько усмехнулась.
– Я сам видел, как он врачует страшные раны! – Мусорная Голова порылся в лохмотьях, достал треснутую, с обугленной чашечкой трубку и полную окурков жестянку. Девушка гадливо поморщилась. Пикт невозмутимо распотрошил несколько бычков, набил трубку табаком и закурил.
– Скажи, почему вы живёте… Вот так? – Ласка окинула взглядом хижину.
– Потому что здесь мы никому не нужны, – Мусорная Голова вдруг улыбнулся. – Никто не интересуется бродягами, обитающими на свалках. Это последние свободные земли, мисс. У нас нет ничего, что нужно было бы вам, длинным людям; а мы прекрасно живём тем, что вы бросаете за ненадобностью.
– Прекрасно?! Что ты называешь прекрасным, жизнь на помойке?
– Ты ещё слишком молода, чтобы понимать… Скажи мне, кто счастливее – ребёнок джентри или дитя нашего племени? Одного опекают многочисленные лакеи и гувернантки, чтобы он, не дай бог, не испачкался да не ступил бы в лужу… А другой носится по мусорным карьерам, и каждый день для него полон удивительных находок и чудесных открытий. Да, они едят с серебра, а у нас порой нет другой миски, кроме собственной пригоршни… Но я говорю о счастье, понимаешь? Не о вещах, которые ты можешь сделать своими, не о людях, которым ты можешь приказывать – всего лишь о такой малости, как счастье…
– И что же, все твои соплеменники согласны с такой философией?
Мусорная Голова хитро посмотрел на Ласку.
– Мы маленький, но мудрый народ, мисс… За очень, очень редкими исключениями….
Мало-помалу девушка задремала. Проснулась она от холода и тут же с беспокойством обернулась к Потапу. Медведя больше не лихорадило; он дышал ровно и глубоко. Зябко поёжившись, девушка отворила дверь и вышла наружу. Глаза тут же заслезились от яркого света. По заснеженным холмам тянулись в разных направлениях вереницы следов. Недовольно покрикивали в небе чайки, а вдали, подёрнутые туманной дымкой, возвышались приземистые кирпичные корпуса фабрик. Это ведь не единственная свалка на острове, подумала девушка. Интересно, сколько их – раскиданных по всему Альбиону, по окраинам промышленных центров, бывших некогда отдельными городами… И сколько пиктов обитает на каждой, прячась под многолетними напластованиями мусора? Судя по количеству следов, немало… Проваливаясь по щиколотку в снег, она поднялась на вершину холма. От ближайших строений вглубь свалки брела, чуть сутулясь, одинокая фигура. Девушка сощурила глаза… Ну конечно, это он! Лев Осокин… Лёва… Озорник. Самый необычный из когда-либо встречавшихся ей людей… И самый близкий, как это ни странно.
– Дела наши, прямо скажем, оставляют желать лучшего, – заявил Ласкин компаньон, обнимая девушку. – Фелис попрятались где-то, да так, что даже я не смог отыскать их… С одной
– Послушай, раз уж ты можешь переноситься в прошлое… Почему бы не переиграть всё заново? – поинтересовалась Ласка.
– Во-первых, уже слишком поздно, – покачал головой Озорник. – Я могу оперировать временным промежутком в семь-восемь часов, не более… Кроме того, каждый раз, когда я делаю это, я даю чёткий и недвусмысленный сигнал своим врагам. У них и так есть возможность угадывать моё местонахождение, не знаю уж, каким образом это удаётся… Помнишь нападение в Гавре? А тут – всё равно, что размахивать факелом и кричать «я здесь»!
– Целых восемь часов… Да за это время ты можешь уехать бог знает как далеко! В другой конец острова, даже на материк…
– А толку? – хмыкнул Озорник. – Покуда я не получу Лексикон, я должен оставаться в Лондоне; иначе всё бессмысленно. Пикты помогли нам выиграть немного времени, но охота уже началась, можешь не сомневаться… И это не полиция, а кое-кто посерьёзнее.
– Но кто? И что им от тебя нужно?
– Полагаю, некая тайная организация… А что нужно – ну, тут всё понятно, взять под контроль, конечно… – Озорник задумчиво покусал губу. – Первый раз они вышли на меня в Гейдельберге.
– Ты так и не рассказал, что ты там делал…
– Учился. Учился и искал ответы на вопросы… Разбойничьи деньги я к тому времени потратил почти все: жизнь в Империи не дешева. Не так уж сложно заиметь средства, думал я. Азартные игры, скачки, дерби… Побывай на бегах, запиши результаты, прогуляйся в ближайший лесок – и вернись на несколько часов назад! А странное свечение – ну что же, если кто и увидит, одной легендой больше, только и всего… Поначалу казалось, что всё сошло гладко. Конечно, было много разговоров; всё-таки проекция Знака – слишком зрелищное явление, чтобы оставить свидетелей равнодушными! Даже тиснули заметку в газете… Но никто не связал происходящее с Адамом Дрейзе, студентом Гейдельбергского университета – так меня звали в то время… А спустя неделю в городе появилась эта парочка: долговязый француз и его громила-телохранитель, неандерталец.
– Как тебя нашли?
– Понятия не имею! Но сделали они это чертовски быстро. Никаких попыток вступить в переговоры: они напали прямо на улице, громила прижал к моему лицу тряпку, пропитанную серным эфиром – вдохнув его, человек теряет сознание… Тут мне впервые пригодились монастырские навыки, – Озорник ухмыльнулся. – Неандерталец, полагаю, был немало удивлён; всё же их раса гораздо сильнее человеческой. Но с тех самых пор они идут по моим следам. Правда, мне каждый раз удаётся быть на шаг впереди – но кто знает, как всё обернётся теперь…
Ласка зябко поёжилась.
– Пошли в хижину…
– Пойдём. Я, кстати, принёс перекусить. Подозреваю, гостеприимство Мусорной Головы не распространяется столь далеко, чтобы кормить нас…
– Я бы в любом случае не стала злоупотреблять кухней пиктов, – в тон ему ответила девушка.
Из хижины доносились странные звуки. Ласка заглянула в дверь – и тихонько ойкнула от удивления. Потап, которому полагалось бы валяться без сознания, восседал у горящей печки и меланхолично тренькал когтем по струнам растрескавшейся, с облезлым лаком мандолины, извлекая простенькую мелодию.
– Вот, вылез дров поискать, и нарыл… – проворчал он при виде вошедших. – Жаль, не балалайка. Но тож сойдёт. Струнки бы заменить, конечно…
– Как твои раны? – с беспокойством спросила девушка.
– Да ничё так, вроде… Не беспокоят…
– Ну, и то хлеб, – усмехнулся Озорник. – Чего дальше делать думаешь?
Медведь глубоко вздохнул.
– Дык это… Чего уж там… Я с вами – коли не прогоните…
– Не прогоним. Но ты всё же подумай, – серьёзно сказал Ласкин спутник. – Дела у нас рисковые, да враги со всех сторон обложили, и чего дальше будет – неизвестно.