Ленин и мы. Разоблачение мифов
Шрифт:
Короче говоря, Ленин прекрасно видел, что широкий федерализм имеет не только достоинства, но и недостатки, опасался этих недостатков, советовал укреплять связи между республиками, постепенно идти к их сближению, к единению государства. Опять-таки, его ли вина, что политики эпохи перестройки не прислушались к его советам, не осмыслили его опыт и пошли по совершенно противоположному пути – разжигания национализмов в республиках, советуя их элитам «брать независимости столько, сколько смогут проглотить»? Вопрос, как говорится, риторический.
Ленин – фигура, которая ещё долго будет раскалывать российское общество. Но всякий, кто является патриотом России, кому дорога её мощь и величие, не может не признать того факта, что именно Ленин, как бы ни относиться к его взглядам и отдельным
Думаю, сегодня политикам (и коммунистам, и некоммунистам) нужно учиться у Ленина – прозорливости, политической гибкости, искусству компромисса.
Глава 5
Ленин – спаситель России от фашизма
Октябрьскую революцию 1917 года, которая ознаменовала начало нового, советского периода истории России, часто воспринимают как катастрофу, которая отбросила Россию со столбового пути развития цивилизации. Наша страна якобы поступательно развивалась к демократии и капитализму, но пришли «злые большевики», устроили «бессмысленный и жестокий эксперимент» и затормозили движение российской цивилизации к «светлым вершинам либерализма» на 70 долгих лет. А не будь Ленина и его партии, Россия наслаждалась бы свободами, всевозможными гражданскими правами, строила Днепрогэсы и Магнитки без жертв и надрыва, по инициативе наших местных прогрессивных капиталистов.
Об этом пишут в учебниках истории и обществоведения, это вбивают в головы юным студентам преподаватели университетов и академий, об этом говорят модные телерадиоведущие. Немудрено, что значительное количество наших современников, особенно молодых людей, впитавших навязываемое им пропагандистское пойло ещё в том возрасте, когда они не были способны к критическому мышлению, убеждены во всём этом как в самоочевидной истине. Им и в голову не приходит, что помимо либеральной альтернативы развития, кстати говоря, довольно-таки неправдоподобной для аграрной дореволюционной России, была и ещё одна. И если бы она реализовалась, то нашу страну ждал бы гораздо худший вариант развития событий…
Есть такой крупный американский социолог Баррингтон Мур-младший, который, к сожалению, почти неизвестен у нас, но считается классиком исторической и сравнительной социологии на Западе. Он был специалистом по СССР, работал в центре русских исследований в Гарварде и ещё в 1960-е годы написал и опубликовал фундаментальный труд «Социальные условия диктатуры и демократии» (который перевели на русский язык лишь через пятьдесят с лишним лет – в наши дни). В нем он отмечает, что все страны, которые играют сколько-нибудь значимую роль в современном мире, прошли путь от аграрного общества к индустриальному, современному, который в науке называется модернизацией. Но вопреки уверенности либералов, которые склонны отождествлять модернизацию с установлением рыночного капитализма и либеральной демократии, история знает не один-единственный, не допускающий отклонений, а целых три варианта модернизации. Это – упоминавшийся уже демократический капитализм, и кроме него ещё и капитализм недемократический или фашизм, а также «реальный коммунизм». Первый вариант реализовался в истории Англии, США и Франции, второй – в истории Германии и Японии, третий – в истории России и Китая (разумеется, Мур рассматривал только самые крупные страны, воплощающие тот или иной путь модернизации, при желании к странам либеральной модернизации можно присовокупить другие западноевропейские государства, к странам фашистской модернизации – Италию Муссолини и Испанию Франко, к странам коммунистической модернизации – Корею, Вьетнам, Кубу).
Хотя симпатии Мура-младшего явно на стороне либеральной демократии, он признаёт, что все три пути потребовали огромных кровавых жертв, сопровождались революциями, гражданскими войнами и диктатурами (это несколько необычно для профессионального советолога, которые любят представить либеральную модернизацию как благостный и мирный процесс, а вот по поводу коммунистических революций, репрессий и террора
Мур ставит в своей книге важный вопрос: «Почему же Англия и Франция вошли в современный индустриальный мир через ворота либерализма, Германия, Италия или Япония – через ворота фашизма, а Китай, Вьетнам и Россия – через ворота коммунизма?» И даёт на него чёткий ответ, основанный на скрупулёзном сравнительном анализе развития экономики и разных классов в разных обществах. Англия и Франция в начале процесса модернизации уже представляли собой общества с развитыми городами, сильным и готовым бороться за свои права городским населением и, прежде всего, буржуазией и ослабленными, не способными на организованное и длительное сопротивление, крестьянством и аристократией. Германия и Япония, напротив, располагали слабой буржуазией, нуждающейся в поддержке полуоппозиционных прогрессивных слоёв аристократии и чиновничества, а крестьянство в этих странах, при всей его многочисленности и забитости, так и не смогло подняться и развернуть крестьянскую войну. Что же касается России и Китая, то здесь на закате аристократических режимов, буржуазия была слаба, аристократия практически вся выродилась, зато крестьянство обладало мощной революционной энергией и вполне было способно в протестном порыве разрушить существующие режимы. Что оно и сделало под руководством узкой прослойки городских пролетариев и коммунистических партий.
Итак, либеральный путь развития возможен там, где есть сильная буржуазия. Причём сила её должна быть настолько велика, что она не нуждается в союзниках.
Фашистский путь открывается там, где смыкается слабая буржуазия и сильная, перешедшая к коммерческой деятельности аристократия, чиновничество, средние городские слои. Они, подавив зреющий бунт беднейшего крестьянства и пролетариев, производят «революцию сверху». Антидемократизм фашизма и объясняется тем, что он и приходит на сцену истории как инструмент контрреволюции, подавления «низовой революции», альтернатива коммунистической «модернизации снизу».
Коммунистический путь развития характерен для стран со слабой, попавшей в подчинение государству и недоразвитой буржуазией и выродившейся аристократией, но с сильным энергичным, склонным к неповиновению и восстаниям крестьянством и радикальной городской интеллигенцией.
Исходя из рассуждений Мура, хорошо видно, что либеральный путь развития для России ХХ века был практически нереален. Если Англия в начале эпохи модернизации представляла собой развитую городскую цивилизацию, то в Российской империи по статистике в 1913 году в городах проживало лишь 15 % населения, да и города эти часто мало чем отличались от деревень – с одноэтажными домиками и жителями, занимавшимися сельским хозяйством на своих огородах. Лишь двадцать девять российских городов имели население, превышающее 100 000 человек, и лишь два – Москва и Санкт-Петербург – были «миллионниками» (напомню, в империи проживало около 180 миллионов человек!). Поэт и писатель Андрей Белый иронизировал, что кроме Петербурга в России: «…русские города представляют собой деревянную кучу домишек». Ему было с чем сравнивать, он часто бывал за границей, а ведь к тому времени в Англии, например, города с населением более ста тысяч человек составляли 50 % от общего числа английских городов.
А ведь не случайно класс собственников средств производства и капиталов – буржуазию – принято именовать именно так, то есть горожанами. Капитализм развивается в городах (сельские буржуа – уже вторичный феномен), и преимущественно больших, «мировых городах», где люди разобщены, оторваны от традиций, предоставлены сами себе, а значит, существуют предпосылки для развития частной инициативы в самых разных областях – от политики и техники до торговли. Во всяком случае, именно так дело обстояло на Западе в эпоху Нового времени.
Страна, 85 % населения которой – крестьяне, по определению не может быть развитой капиталистической страной – с сильной буржуазией и пролетариатом. Так оно и было в России начала ХХ века. Даже значительное количество городских рабочих на деле были крестьянами, которые отправлялись в города на сезонную подработку, а весной, только наступит время сева, возвращались в деревню (по переписи 1897 года около 40 % российских «горожан» по паспорту принадлежали к крестьянскому сословию). Только после реформы Столыпина у крестьян появилась возможность продать свой участок земли и навсегда остаться в городе, превратившись в настоящего городского рабочего.