Ленин. Социально-теоретическая реконструкция
Шрифт:
Иначе говоря, основные теоретические уроки Брестского мира и его последствий, сформулированные Лениным, можно сгруппировать вокруг двух крупных вопросов: вопроса отношения патриотизма, мелкобуржуазной демократии к революции, а также отношения советской реальной политики к конкретному интернационализму. «Тильзитский мир», как Ленин называл Брестский договор, привел в замешательство даже его ближайших сподвижников, которые готовы были маршировать с Лениным под «знаменем мировой революции» до самого Берлина. В отличие от Ленина, Бухарин, Дзержинский, Радек и другие во имя абстрактного интернационализма отвергали ленинские ответы на упомянутые выше вопросы. Продолжение этой истории известно. В конце концов наркоминдел Троцкий, руководивший советской делегацией на начавшихся в декабре 1917 г. мирных переговорах, следуя лозунгу «Ни войны, ни мира», не пожелал ни подписать, ни отвергнуть мирный договор. Следствием этой позиции, отражавшей политику жестов, стала оккупация немецкой армией огромных территорий Украины, после чего новый наркоминдел Чичерин подписал мирный договор на гораздо худших условиях. Троцкий, воздержавшись, способствовал одобрению договора на заседании ЦК. Ленину едва удалось «пробить» мирный договор в противовес революционной войне абстрактных интернационалистов и националистско-патриотическим фантасмагориям эсеров-оборонцев. Сталин, выступивший на стороне Ленина в дискуссии членов ЦК, засвидетельствовал свое «необыкновенное чувство реальности», отрицая появление даже признаков европейской революции. [975] Хотя Ленин отмежевался от этой «пессимистичной» точки зрения, она все же показывает, что в окружении Ленина были и те, кто крайне скептически относился к возможности международной революции.
975
Протоколы
Итак, Ленин добился «передышки», но уже тогда было видно, что в партии начинают вырисовываться две позиции, между которыми придется лавировать. Представители одной из них придерживались революционных иллюзий и предпочитали тактику «наступательной» революционной политики, прежде всего в отношении событий в Германии. Представители другого направления односторонне интерпретировали и оценивали европейские события с точки зрения державных интересов Советской России. Ленин, по-прежнему рассчитывая на «научно предвидимую» международную революцию, в то же время отвергал всякую «азартную игру», опиравшуюся на предположения, а не на строгий учет фактов. Для него революция не упростилась до политического наскока, простого повторения абстрактных принципов, он стремился выразить интернационалистическую политику или то, что он так называл, в конкретных шагах. Например, когда в ноябре 1918 г. в Германии был свергнут император и разразилась немецкая революция, прежде всего ему пришла в голову мысль об установлении связи с немецкими войсками, находившимися на российской территории. В телеграмме, направленной им как председателем СНК Орловскому и Курскому губисполкомам и губкомам партии, был преувеличен пролетарско-революционный характер событий, но буквально в парадигматической форме отражалась практичность ленинского подхода к произошедшему. «Сейчас получена радиограмма из Киля, — сообщал Ленин, — обращенная к международному пролетариату и сообщающая, что власть в Германии перешла к рабочим и солдатам. Радиограмма эта подписана Советом матросских депутатов Киля. Кроме того, немецкие солдаты на фронте арестовали мирную делегацию от Вильгельма и сами начали переговоры о мире прямо с французскими солдатами, Вильгельм отрекся от престола. Необходимо напрячь все усилия для того, чтобы как можно скорее сообщить это немецким солдатам на Украине и посоветовать им ударить на красновские войска, ибо тогда мы вместе завоюем десятки миллионов пудов хлеба для немецких рабочих и отразим нашествие англичан, которые теперь подходят эскадрой к Новороссийску». [976]
976
Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 202–203.
И хотя немецкая революция оправдала ожидания Ленина относительно недолгосрочности Брестского мирного договора, он не отказался от брестской тактики. Он не изменял своему мнению, что до наступления общеевропейской революции важнее всего защитить позиции русской революции. [977] В России политика Ленина была оценена некоторыми слоями населения, прежде всего отвергавшими ее левыми коммунистами, как своего рода «патриотический поворот», в то время как другие, прежде всего эсеры, наоборот, видели в этих событиях антипатриотический акт, «национальную капитуляцию». В связи с обвинениями в уступках патриотизму Ленин уже в начале января 1918 г. писал своим московским критикам, что они «не учли даже…, что мы, большевики, все стали теперь оборонцами». [978]
977
См.: Ленин В. И. К истории вопроса о несчастном мире // Ленин В. И. ПСС. Т. 35. С. 243–252, а также речь Ленина на заседании ЦК РСДРП(б) 11 (24) января 1918 г. Там же. С. 255–258.
978
Там же. 254.
Как мы видели ранее, указывая на то, что с политической и классовой точек зрения войны могут быть разными, Ленин не видел в «защите отечества» ничего иного, кроме оправдания войны. Он писал, что «обобщать это, делать “общим принципом” смешно, верх ненаучности». [979] Однако страстные, почти непримиримые споры о Брестском мире показали, что в изменившейся исторической ситуации проблема патриотизма сильно усложнилась. [980] Ленин даже в пылу спора точно определил сущностный момент изменения функции патриотизма. Он писал, что во время войны марксизм в противовес царско-помещичьему патриотизму стоял на почве «антипатриотической» идеологии и политики, однако после Октябрьской революции понятие «отечество» получило новый смысл, свет на который был пролит именно в ходе дискуссии о Брестском мире. В эпиграфе к статье в защиту «Тильзитского мира», опубликованной в «Известиях» 12 марта 1918 г., Ленин в противовес упомянутым выше односторонним толкованиям его политики процитировал строки Н. А. Некрасова «Ты и убогая, ты и обильная, Ты и могучая, ты и бессильная — Матушка-Русь». [981] Однако с 25 октября это отечество «изменилось», и из этого вытекало, что новому, советскому понятию «отечество», имеющему территориально-социально-культурную основу, больше не нужно никакое националистическое, этническое или религиозное содержание. Белогвардейская идеология, «единая и неделимая Россия» ушли в могилу вместе с империей и старыми правящими классами. Однако из-за «временной задержки» мировой революции новое понятие отечества и защиты отечества, вместо этническо-национального содержания, получило, с одной стороны, еще не определимое точно территориальное содержание, то есть относилось к тем территориям, на которых победила советская власть, что на многонациональных землях неизбежно имело антирасистские идеологические последствия. С другой стороны, это новое понятие впитало в себя социальное и всемирное содержание, и это отчасти указывало и на временный характер нового политического устройства, ведь долгое время страна даже не имела официального наименования, к тому же в то время не были ясны и ее размеры, протяженность. Ленин так сформулировал сущность этого поворота: «Мы оборонцы с 25 октября 1917 г. Мы за “защиту отечества”, но та отечественная война, к которой мы идем, является войной за социалистическое отечество, за социализм, как отечество, за Советскую республику, как отряд всемирной армии социализма. “Ненависть к немцу, бей немца” — таков был и остался лозунг обычного, т. е. буржуазного, патриотизма. А мы скажем: “Ненависть к империалистическим хищникам, ненависть к капитализму, смерть капитализму” и вместе с тем: “Учись у немца. Оставайся верен братскому союзу с немецкими рабочими”». [982]
979
Там же. Т. 49. С. 369.
980
Конкретный, исторический анализ этих споров см. в кн.: Krausz T. Bolsevizmus es nemzeti k'erd'es. Ideologiatort'eneti adal'ekok a 20-as 'evekbol. In: Vil'agoss'ag, 1980, № 11. P. 681–688.
981
Ленин В. И. Главная задача наших дней // Ленин В. И. ПСС. Т. 36. С. 78.
982
Там же. С. 82.
Другой аспект проблематики патриотизма отражал отношение власти к интеллигенции, мелкобуржуазным, средним и крестьянским слоям населения и, наоборот, их отношение к Советской России. С лета 1918 г. расширявшаяся иностранная интервенция вызвала «положительные сдвиги» в настроении упомянутых слоев, состояние их национально-патриотических чувств переменилось в лучшую для советской власти сторону, что имело необыкновенно важное значение, даже несмотря на недовольство военным коммунизмом, сопровождавшимся «опустошением амбаров». Позже, весной 1919 г., на VIII съезде партии Ленин особо остановился на этом вопросе, указав на то, что чувство патриотизма имеет глубокие корни и связано «с экономическими условиями жизни именно мелких собственников». Подводя итоги периода Брестского мира, Ленин подчеркнул перелом, наступивший в отношениях между большевистской партией и «средними слоями», так как поначалу эти слои повернули против большевиков из-за территориальных уступок, однако в новой ситуации, когда развернулось наступление интервентов, миллионы людей, движимые патриотизмом, встали на сторону советской власти. [983] В этом социологическом смысле Ленин понимал «патриотизм» как эмоционально-идеологическое выражение интересов «срединных» социальных групп. Не случайно, что Ленин обратил внимание руководителей Венгерской Советской Республики именно на политическое значение этих слоев, так как в случае необходимости защиты отечества они являются особо подходящими союзниками, а в Венгрии, которой грозят территориальные потери и в которой находятся иностранные войска, они неизбежно рассматривают события с «позиции оборончества». «У нас, — говорил Ленин на заседании пленума Московского совета, — затруднительность положения была в том, что нам приходилось рождать Советскую власть против патриотизма». Мелкая буржуазия в конечном итоге всегда поддерживает тех, у кого чувствует силу, с кем надеется защитить свои «национальные интересы». [984] Интересно, что, в отличие от периода польско-советской войны, тогда Ленин еще очень ясно понимал, что национализм «средних
983
Там же. Т. 38. С. 133–134.
984
Там же. С. 260–261, 386–387 («Привет венгерским рабочим»).
Третий «слой» патриотизма, позже вскрытый и проанализированный Лениным, коренился в введении новой экономической политики, НЭПа, в опытах привлечения иностранных капиталов, в знаменитой политике концессий (о которых пойдет речь в следующей главе). В декабре 1920 г. в заключительном слове по докладу о концессиях на VIII съезде Советов Ленин говорил о том, что протест против политики концессий, наблюдавшийся в провинции, является выражением отнюдь не «нездоровых настроений», а здоровых патриотических чувств. В данном случае он ссылался на тот «крестьянский патриотизм», «без которого мы три года не продержались бы», во имя которого крестьяне «три года будут голодать, но не пустят иностранных капиталистов» и который Ленин назвал «лучшим революционным патриотизмом». Социально и политически конкретизировав эту форму патриотизма как чувство «среднего беспартийного крестьянина», он отделил ее от эмоционального мира зажиточных крестьян, «кулаков», которые по своей классовой природе не будут годами голодать, чтобы не пустить иностранных капиталистов, «от которых кулак кое-что приобретет». [985] Эти социально обусловленные формы, этот изменявшийся в зависимости от конкретной ситуации облик патриотизма составлял неотъемлемую часть союзнической политики большевистской партии (<смычки, т. е. «союза рабочих и крестьян» и отношения к интеллигенции). Политические выступления Ленина и его практические шаги тоже указывали на то, что он старался отыскать все более сложные «связующие звенья» и противоречия между мировой и русской революцией.
985
Там же. Т. 42. С. 124.
Сущность его теоретических взглядов на патриотизм, выражавших скрывавшееся за компромиссами конкретное соотношение политических и классовых сил, можно выразить в том, что он не намеревался рисковать уже завоеванными позициями революции ради такого революционного наступления в Европе (или Азии), которое имело бы мало шансов на успех. Критикуя Бухарина, не желавшего пойти на компромисс с империализмом, Ленин бичевал именно абстрактное, отвлеченное от конкретного соотношения сил представление о мировой революции. Ленин не собирался превращать в догматический или принципиальный вопрос то, что считал важнейшим с точки зрения интересов революции, и с самого начала был готов покупать продовольствие у любой враждебной страны, не считая это «капитуляцией перед империализмом», как утверждалось в типично левацких интеллигентских оценках этого вопроса. [986]
986
В записке в ЦК РСДРП(б), написанной 22 февраля 1918 г., Ленин писал: «Прошу присоединить мой голос за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французского империализма. Ленин». ПСС. Т. 50. С. 45.
В течение 1919 г. Ленин, по крайней мере в принципе, старался избежать столкновения перспектив европейского революционного движения и «местных» интересов защиты русской революции, хотя в действительности начали вырисовываться противоречия, которые однозначно проявились после заключения Брестского мира и в ходе социалистического поворота в Венгрии. Анализируя конкретную ситуацию, Ленин всегда выносил решения с учетом того, какие интересы важнее и какие интересы могут быть успешнее защищены в данный момент, однако при этом он по-прежнему говорил о том, что в конечном счете судьба советской власти зависит от развития и победы европейской революции. С затуханием революционного подъема, наступившего весной 1919 г. (провозглашение Венгерской, Баварской и недолговечной Словацкой Советских Республик), [987] соотношение сил изменилось, мягко говоря, не в пользу советской власти. Это оказало серьезное воздействие и на ленинскую оценку отношения к Венгерской Советской Республике. Он стремился любой ценой помочь утверждению революции в Венгрии, однако внутреннее положение России ухудшилось. В апреле 1919 г. Ленин еще послал главкому И. И. Вацетису следующую инструкцию: «Продвижение в часть Галиции и Буковины необходимо для связи с Советской Венгрией. Эту задачу надо решить быстрее и прочнее, а за пределами этой задачи никакое занятие Галиции и Буковины не нужно, ибо украинская армия безусловно и ни в каком случае не должна отвлекаться от своих двух главных задач, именно: первая важнейшая и неотложнейшая — помочь Донбассу. Этой помощи надо добиться быстро и в большом размере. Вторая задача — установить прочную связь по железным дорогам с Советской Венгрией». [988]
987
Hajdu Т. K"oz'ep-Eur'opa forradalma. Р. 142–164.
988
Телеграмма И. И. Вацетису и С. И. Аралову. 21 или 22 апреля 1919 г. //Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 285–286.
Конечно, такая «очередность» задач диктовалась катастрофическим изменением в соотношении военных сил, а отнюдь не теми мотивами, наличие которых предполагал Бела Кун (нередко оценивавший революционные события буквально в невменяемом состоянии). [989] 14 июля СНК Украины передал наркоминделу Чичерину и Ленину шифровку Б. Куна от 11 июля, в которой он просил наступления Красной армии на Галицию. Под текстом телеграммы сохранилась наложенная Лениным резолюция, адресованная непосредственному сотруднику наркомвоенмора Троцкого, заместителю председателя Реввоенсовета Республики Э. М. Склянскому: «Склянскому! Нельзя ли организовать “демонстрацию”, шум и обмануть?» [990] Однако по-настоящему не удалось поднять и шума. Не располагая военной силой Венгерская Советская Республика, как известно, была подавлена, в результате чего Ленин и большевики еще раз почувствовали вкус поражения. Это послужило одной из причин того, что ломавшая границы реального требовательность Б. Куна, его личные нападки и доходившее до невменяемости паникерство [991] заставили Ленина серьезно усомниться в мудрости руководителя венгерской революции. [992]
989
В адресованной Ленину записке Г. В. Чичерина от 15 июля 1919 г. написано: «Посылка этим зазнавшимся мальчишкой таких радио совершенно недопустима. Ведь Раковский одна из лучших фигур Интернационала. И в интересах дела нельзя публично так распоясываться…». В переписке между Чичериным и Лениным говорилось о резкой по форме телеграмме Б. Куна X. Г. Раковскому по поводу ареста К. Б. Радека в Берлине. В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 294. В этой связи Ленин написал Куну следующее: «Прошу Вас не волноваться чересчур и не поддаваться отчаянию. Ваши обвинения или подозрения против Чичерина и Раковского лишены абсолютно всякого основания» (Ленин В. И. ПСС. Т. 51. С. 27).
990
Коминтерн и идея мировой революции. М., 1998. С. 140.
991
Позже, в радиограмме, посланной для передачи Ленину 29 июля 1919 г., Б. Кун продолжал оскорблять известного интернационалиста, украинского советского руководителя X. Г. Раковского, утверждая, что последний «был навязан Украине против желания украинцев», а также упрекал и Ленина, который якобы не помог Венгерской Советской Республике наступлением на Бессарабию. См.: Там же. С. 144.
992
«Советую, — писал Ленин Чичерину в записке от 15 июля 1919 г., - ответить сухо и резко, что факты (такие-то) опровергают их обвинения Раковского и других целиком и, если в таком тоне будут писать, то мы объявим их не коммунистами, а хулиганами» (В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 294).
В то время, летом 1919 г., военная контрреволюция окрепла и внутри России, Деникин уже вынашивал планы захвата Москвы, поражение прибалтийских и финской советских республик и победа белого террора стали предупреждением относительно перспектив революции в Европе. Политически неорганическим, но типичным продуктом этой ситуации стало знаменитое письмо Л. Д. Троцкого (5 августа 1919 г.), в котором нашла выражение политическая импровизация, порожденная ухудшением революционных перспектив в Европе. Троцкий предложил членам ЦК обдумать возможность «переориентации» советской политики с Запада на Восток: «Ареной близких восстаний может стать Азия… Мы потеряли Ригу, Вильну, рискуем потерять Одессу, Петроград — под ударом. Мы вернули Пермь, Екатеринбург, Златоуст и Челябинск. Из этой перемены, обстановки вытекает необходимость перемены ориентации. В ближайший период — подготовка элементов “азиатской” ориентации и, в частности, подготовка военного удара на Индию, на помощь индусской революции…». [993]
993
Коминтерн и идея мировой революции. С. 148.